Пока что единственное, что у меня есть по Осколку Gunstar Autochthonia; в чем-то картина вдохновлена его идейным прародителем, в чем-то – размышлением о тех, кто вечно живет на войне.

Сирена срывает меня с места и швыряет по коридорам раньше, чем я успеваю хоть что-то осознать. Рефлексы работают быстрее разума, и я уже бегу по лестницам к лифту, вливая Эссенцию в мышцы и ускоряя движения.
В Автохтонском Царстве множество разных сигналов сирены, но звучащий сейчас над городами знают все.
«Замечен враг. Пилотам Защитного Рубежа – на вылет».
Свободная вахта может развлекаться или отдыхать – в случае боя им нужно реагировать быстро, но они идут в третьем эшелоне (если он нужен), и могут позволить себе добираться до машин не сразу.
Дежурной вахте – я сейчас в ней – запрещено отходить от ангаров дальше, чем на расстояние пятиминутного бега и всегда ждать в комбинезонах и со шлемами вблизи. Вместе со мной к ангару сейчас бегут десятки других пилотов; в голове каждого из них бьется одна и та же мантра-молитва.
Не ведаю сомнений – земля хоронит сомнения.
Я спрыгиваю в шахту, и воздушные потоки мгновенно подхватывают меня, замедляя падение и унося вниз. Техники-тауматурги наверняка уже суетятся вокруг машин, готовя их к вылету. С момента сигнала у них есть восемь минут на подготовку, на девятой пустотные истребители должны уже быть на пусковых полосах.
Не ведаю боли – дерево лечит боль.
Я влетаю в ангар, даже не запыхавшись, лишь огненные язычки анимы слабо трепещут на комбинезоне. Техники как раз отходят от моего истребителя, их командир задерживается и касается корпуса сенсором, коротко кивает мне, я вскидываю руку в ответ.
Хороший парень – Меладус, Возвышенный Воздуха. Не пилот, но магитехник отменный.
Не ведаю слабости – вода топит слабость.
Я взлетаю в кабину, фонарь скользит на место, отсекая меня от мира; механизмы ангара разворачивают истребитель, выводя его на взлетную полосу. Рядом то же самое происходит с остальными – мы готовимся к старту.
– Внимание, – звучит в голове бесстрастный голос Палача, Стороннего координатора нашей эскадрильи. – Время девять. Повторяю, время девять.
– Красный-главный, понял, – отзываюсь я в унисон с другими пилотами.
Не ведаю жалости – воздух уносит жалость.
Экраны мерцают мягким сиянием, подтверждая: с системами все нормально, в корпусе из лунного серебра и нефрита ни трещинки, все встроенные артефакты работают синхронно и безупречно.
Резкий толчок: пусковая катапульта швыряет машину вперед.
Когда истребитель вырывается в черноту космоса, с моих губ слетает последняя строка:
Не ведаю страха – огонь сжигает страх.
– Феникс-семь в небе, – коротко бросаю я в передатчик, и незримая волна Эссенции несет мои слова к командиру и другим. Девятая эскадрилья – пилоты-Фениксы – всегда вступают в бой в числе первых.
На следящем экране возникают десятки точек. Ярко-алые – наши, ядовито-зеленые – враги; мы вылетели вовремя, они как раз сближаются. Все точно по графику.
Я знаю, что такое «время девять». Тактики Царства давно рассчитали типичные схемы нападений демонов и распределило их по типам. Каждый пилот Рубежа выучил их наизусть, и сейчас нужная строка всплывает в уме, стоит мне скосить взгляд на часы.
Десять минут – Защитный Рубеж вступает в бой с самыми быстрыми врагами.
– Осы на два часа! – сообщает командир. – Защита шестым узором.
Фениксы и соседние нам Соколы мгновенно перестраиваются, устремляясь навстречу радужным демонам. Агаты и впрямь похожи на исполинских ос с сияющими крыльями и бритвенно-острыми лапами; мы не впервые сталкиваемся с ними.
Небо покрывается росчерками лучей Эссенции, рядом со мной Феникс-три выдвигает шипы встроенного в истребитель чарма, и кинувшуюся к нам агату встречает мерцающий выплеск. Демон взрывается изнутри, лапы, голова и куски тела летят во все стороны.
Я отдаю мысленную команду; вмонтированные в основание крыльев сферы раскрываются словно лепестки, обнажая кристаллы внутри. Истребитель беззвучно сотрясается: могучая волна Эссенции сметает несколько агат, испаряя головы и большую часть их тел.
Но слева пилот Соколов стреляет слишком поздно – и агата падает на кабину, легко пробивает ее и вгрызается в грудь человека. По связи разносится предсмертный вопль: демон легко вырывает сердце и пожирает его, питая собственную магию.
Долей секунды спустя два луча скрещиваются на агате, обращая ее в пар. Стая демонов стремительно тает.
– Десантные черви на двенадцать, – звучит холодный голос Палача.
– Узор пять! – секундой позже приказывает комэск.
Мы вновь разворачиваем истребители.
Покрытые плотным панцирем черви мчатся сквозь пространство. Они не вооружены, их сила – скорость и броня, им надо не драться с нами, а прорваться и вонзить пасти в корпус Автохтонии.
А этого допускать нельзя. В каждом десантном черве ждут своего часа демоны, а то и Князья Зеленого Солнца. Если они прорвутся внутрь…
Я видел, что бывает в таких случаях. Я не хочу снова увидеть вывернутых наизнанку людей, раскрашенные человеческим мозгом стены и одеяния из вырванных и сплетенных вместе сухожилий.
Мы встречаем червей двумя слоями: первый сбивает тварей, второй перехватывает тех, кто сумел прорваться и добивает раненых. Над поверхностью Автохтонии вспухают взрывы Эссенции, преодолевающие сопротивление даже пустоты космоса; шкуры червей рвутся, и наружу, словно отвратительная икра, сыплются сидящие внутри.
– Подходят тяжелые демоны, – предупреждает Палач. – Минута на червей!
Тех, кого мы не успеем сбить, пришибут – координаторы уже направляют к нам другие эскадрильи. А раз Фениксы ближе всего к новому врагу, то им и отбивать.
Минута истекает, и мы кидаемся навстречу очередным тварям. Они каждый раз новые, Йози неистощимы на выдумки. Сейчас ударные демоны похожи на сочащихся кислотой кальмаров, чьи щупальца увенчаны острыми когтями; на их шкурах проступают искаженные лица и органы – сердце, печень, желудок…
Человеческие.
Имитация, или эти новые твари и в самом деле на людях откормлены?
Неважно. Для Йози это все равно мелочь.
Демоны изрыгают сгустки кислоты, почему-то не замерзающей в космосе. Фениксы уклоняются, стволы орудий разогреваются от непрерывно бьющей из них Эссенции; наши выстрелы пробивают гладкие шкуры, кромсая выступающие на них лица и внутренности. Чья-то ракета взрывается рядом с тварью, снося большую часть шкуры, и из мертвого демона выпадают и кружатся в пустоте полусъеденные тела. Одно из них пролетает совсем рядом, и я даже мимолетно вижу лицо, лишившееся обоих глаз, половины щеки и куска черепа.
Связь вздрагивает от крика, и я дергаюсь – но нет, это не труп. Это пилот, который мгновение назад был живым, и угодил под кислотный выстрел. Мне даже не надо смотреть в его сторону, чтобы знать – сейчас он молчит, потому что кричать уже нечем, кислота легче всего разъедает горло. Наверное, он проживет еще несколько минут: слепой, беспомощный, чувствующий, как яд демонов проедает себе путь сквозь плоть и кости, пожирает череп и выгрызает сердце.
Каждому пилоту на обучении показывают снимки погибших. Отличный способ объяснить, что побеждать все-таки лучше.
Двадцать минут – Небесные выходят вторым эшелоном и атакуют тех, кого мы связали боем.
Пустоту космоса прорезают золотые молнии: истребители соларов бьют залпами пылающей Эссенции, неспешно выходя на позиции. Я узнаю мелькнувший справа силуэт серо-золотого истребителя: бригадир Дейс, как всегда, не остается в стороне и идет в бой вместе с дракорожденными.
Лунары атакуют иначе – сияющие серебром силуэты сцепляются с демонами врукопашную. Я вижу, как пылающий ртутным огнем гигант налетает на врага и вонзает в него когти. Демон визжит так, что корпуса истребителей вокруг вибрируют, пытается отбиваться – но тщетно. Лунар распарывает шкуру, ныряет внутрь – и вырывается с иной стороны, вскрыв тварь, пройдя сквозь нее как нож сквозь масло.
Я бросаю машину влево, чтобы не получить по кабине разлетающимися кишками. В космосе они мгновенно застывают и могут повредить корпус, и тогда даже мой Огонь не поможет.
Этот страх – страх перед гибелью в безмолвной ледяной пустоте – даже он не сожжет.
Сеть связи звенит от переговоров пилотов и голосов Сторонних. Избранные Драконов и Луны идут в бой, большинство соларов командует обороной или крупными судами, Избранные Дев же координируют сражения эскадрилий. Как они только успевают отслеживать все происходящее, вовремя пускать в ход чармы, засекать опасность и еще совещаться? Мастера судьбы, что сказать…
К кальмарам и осам присоединяются все новые и новые демоны, и я полностью отдаюсь мастерству и инстинктам. Эскадрильи вьются над поверхностью нашего дома подвижным щитом, маневрируя между плевками врагов и смертоносными залпами артиллерии Автохтонии. Хорошо еще, что нет адских звезд! Что ни скажи, а пилоты из Князей выходят не хуже, чем из соларов.
Наверное, в такие моменты и проверяется наше единство.
Сорок минут – в битву вступают тяжелые суда с обеих сторон.
Крейсера демонов так же разнородны, как и сами твари. Бугристая плоть, черное железо, пронизанная витриолевыми жилами латунь, запятнанные магические материалы, маслянисто блестящая чешуя – чего только не увидишь на их корпусах. Иногда и все вместе встречается.
Они огрызаются сгустками ядовито-изумрудной энергии и струями коричневой кислоты, копьями разъедающего сталь и плоть мрака, порывами алого ветра… Это даже немного красиво. Немного.
Наши крейсера не так необычны. Большая их часть сверкает лунным серебром и орихалком, орудия дышат чистой Эссенцией. А суда, которые выстроили вокруг себя Алхимические Возвышенные, движутся с удивительной для их размеров скоростью и легкостью. И в бою они пускают в ход не только орудия, но и множество собственных чармов.
Вот это точно красиво – когда такой крейсер осыпает врагов сияющими молниями и сминающими пространство взрывами, воздвигает хрустальные защитные поля и вцепляется во врага исполинскими манипуляторами.
Последнее особо приятно видеть. На моих глазах Несокрушимый Стальной Мечник вскрывает крейсер Йози гигантским мечом и направляет внутрь потоки Эссенции-плазмы. Я улыбаюсь, представив себе, как сейчас в панике мечется и горит экипаж, и как каждый из них пытается погасить огонь, но не успевает – потому что это пламя легко разрушает плоть демонов и она спадает с костей, не давая сбить с себя жаркие языки.
– Отход! – гремит в наушниках голос Палача. – Отход на палубы!
Все знают, что значит этот приказ. Не надо и смотреть на часы, чтобы вспомнить следующую границу.
Восемьдесят минут – двигатели Автохтонии разогреваются для прыжка.
Выйти из боя не так-то просто: орудия прекратят стрельбу лишь за секунду до перемещения, враг же не перестанет палить до самого конца. Но не зря же нас в Гнездах гоняют на тренировках до потери сознания; все эскадрильи устремляются обратно к пусковым шахтам.
Хорошо крейсерам: в их корпуса вплетены маяки, по которым системы Автохтонии телепортируют их в ангары. Но для истребителей они слишком тяжелы.
Я лавирую между тысячами сгустков энергии, кислотных струй и тяжелых снарядов. Раскрытый зев шлюза становится все ближе, и я выжимаю из двигателей все возможное, зная, что ждать никто не станет.
Причина тому – проще некуда.
Девяносто минут – появится Солнце-Тиран, и все станет очень, очень плохо.
За шестьдесят восемь лет я всего лишь раз участвовал в бою с Дневной Звездой. Мне очень не хочется увидеть ее вновь и потом смотреть на тела товарищей, чья плоть спеклась в одно целое с расплавленными истребителями. Мне не хочется вспоминать, как смешиваются запахи вскипевшего металла и растопленных страшным жаром тел.
Это если я вообще переживу такой бой.
Истребитель ударяется о взлетную полосу, высекая из нее сотни искр, проезжает пару ярдов и останавливается. Мгновением спустя мир вздрагивает: Автохтония ушла в прыжок, оставив демонов во многих световых годах позади.
На циферблате горят две восьмерки.
– Сколько мы потеряли? – спрашиваю я. Палач всегда следит за боем в целом и отзывается всего через секунду:
– Двадцать шесть, Феникс-семь.
Я устало киваю, и, когда фонарь кабины открывается, пару минут сижу без движения, перебирая в уме все, что было.
Битва по девятой схеме.
Восемьдесят восемь минут боя.
Всего двадцать шесть потерь.
Хороший был день.

@темы: Exalted, Летняя ФБ, Творчество

Этот миди писался в ускоренном режиме – когда внезапно выяснилось, что у команды текстов недостает. Я срочно задумался и вытащил из ума идею о том, что кроме королевской пьянки Банкета Королей Сэйбер и Райдер почти и не общались – за пределами боя, само собой.
Так почему бы и не воплотить? Разве не о чем двум королям побеседовать?
Оказалось – есть о чем. И оба подняли те темы, которые я поначалу и не закладывал в замысел.

В последнюю неделю чета Маккензи несколько раз уезжала из Фуюки в пригороды, и Вейвер этому был очень рад. Ему было все более неприятно обманывать стариков… а еще, находясь вдали, они не попали бы под удар, вздумай кто из других Мастеров разыскать и уничтожить Райдера у него дома.
На всякий случай Вейвер установил вокруг дома предупреждающий барьер и прикидывал возможность посадить воробья-фамилиара следить за окрестностями. Война Грааля давала потрясающие возможности для практики заклинаний; мысль о том, что при неудаче можно потерять голову в буквальном смысле, стимулировала просто замечательно.
Райдер, как и ожидалось, засел у телевизора, погрузившись в очередную передачу про современное оружие и иногда бурча «вот залповый огонь – это отлично, мне при осадах так его не хватало…» Отвлекать его в такие моменты было невозможно, да и не нужно – чувствам Слуги Вейвер вполне доверял.
Днем ведь никто не осмелится нападать, верно? Разве что кто-то скрытный… но из всех Слуг этой Войны скрытностью отличался один Ассассин, а его уже можно было смело сбросить со счетов.
Так что Вейвер был уверен, что в течение дня будет отдыхать и готовиться, а вечером они смогут выдвинуться на поиски других Слуг.
Позднее он признал, что думать так – значит дразнить судьбу. А она этого не любит.
– У нас гости, – внезапно сообщил Райдер, не отрываясь от телевизора. – Приближается Слуга.
– Что? – поперхнулся Вейвер; он мигом кинулся к окну, уже возле него запоздало подумал – с чего бы противнику являться прямо к двери?
Но сейчас он оказался прав: у входа в дом затормозил мотоцикл, а парой секунд спустя стройная фигура в черном пересекла барьер.
– Райдер, – сказал Вейвер, изумленно моргнув.
– Чего?
– Ты не поверишь, но это Сэйбер.

За день до этого Эмия Кирицугу оторвался от собираемой винтовки, с изрядным удивлением поглядел на свою Слугу и спросил:
– Ты хочешь сделать что?
– Я собираюсь нанести визит Райдеру и прошу отыскать его жилище доступными способами, – повторила Сэйбер.
– Зачем?
– Причины очевидны.
Кирицугу подумал и честно признался:
– Совершенно не очевидны.
– Он уже нанес визит нам, – с легким раздражением пояснила Сэйбер, – и с моей стороны было бы невежливо не поступить так же. Этого требует честь рыцаря.
– А, – кивнул Кирицугу. – Честь рыцаря. Конечно.
Сэйбер с подозрением поглядела на своего Мастера, но так и не смогла решить – действительно ли он понял, или просто насмехается. Как обычно.
– К Арчеру ты не желаешь заглянуть? – уточнил Кирицугу.
– Никоим образом, – твердо заверила Сэйбер. – Он заносчивый негодяй, не имеющий понятия о рыцарстве.
Смотрела она при этом на Мастера; тот лишь пожал плечами, словно отвечая «я не заносчивый».
– Ты намерена отправиться прямо в штаб противника, на его территорию? – осведомился Кирицугу вслух.
– Райдер же пришел к нам, – возразила Сэйбер.
– У него армия. Безрассудно.
Сэйбер одарила Мастера мрачным взглядом, тот ответил равнодушным пожатием плечами.
– Дорогой, – мягко вмешалась Ирисфиль, подняв глаза от книги и ласково улыбаясь. – Ну что ты, право же. Сэйбер хочет пойти в гости к молодому человеку, зачем ей мешать?
Мастер и Слуга воззрились на Ирисфиль с одинаковым изумлением: такое толкование ситуации не пришло в голову ни Сэйбер, ни Кирицугу.
– Ладно, – через пару секунд согласился Кирицугу. – Тем не менее…
– Я не стану на них нападать, находясь в гостях, – резко ответила Сэйбер.
– Это было бы непрактично, – ответил Кирицугу. – Если они нападут, немедленно уходи и возвращайся в замок. В бой не вступать.
Сэйбер молча кивнула.
– Мы с Майей поищем, – решил Кирицугу, вставая. – Это все равно будет полезно.
Утром следующего дня Сэйбер пришлось с неудовольствием признать, что методы Кирицугу и его помощницы все-таки действенны. Шпионские устройства, фамилиары с камерами, какие-то редкие заклинания из неприятных источников – все это Мастер не стеснялся пускать в ход, причем с удивительно успешным результатом.
Дом они отыскали без каких-то особенных сложностей. Кирицугу сделал пометку на карте Фуюки, указал наиболее удобный маршрут от замка и леса, и молча вышел из комнаты.
– Почему-то я все же думала, что он прикажет явиться туда, выждать удобного момента и атаковать, – глядя ему вслух, заметила Сэйбер.
– О, это неэффективно, – светло улыбнулась Ирисфиль. – Кирицугу так никогда не поступит.
Сэйбер с удивлением поглядела на нее, и Ирисфиль посчитала нужным объяснить:
– Ты ведь не убьешь Райдера с одного удара? Разве что пустишь в ход Фантазм, но он не срабатывает мгновенно. Ты можешь убить его Мастера, это вполне в твоих силах… но видишь ли, тогда Райдеру тут же станет нечего терять. И можно не сомневаться, что он потратит всю оставшуюся энергию и развернет свою армию… с которой ты не обязательно совладаешь. Если ты справишься – то будешь измотана, а на такой всплеск энергии может явиться кто-то еще из Слуг, который легко тебя добьет. Если ты погибнешь, а у Райдера еще останется энергия – то он направится к нам. Так что приказать тебе нападать – это неплохой шанс вывести из игры Райдера, но и очень большой шанс на то, что мы сами проиграем. Так же Кирицугу проведет разведку и будет знать, где живет Мастер Райдера и какие там могут быть защиты – на тот случай, если его все же придется убирать. Но, зная место, можно будет выстроить план – ради этой возможности стоит потратить время на поиски. Правда же?
Сэйбер поморгала, глядя на Ирисфиль. Мягкий нежный голос и прагматичное содержание речи друг с другом совершенно не вязались.
– Что? – удивленно спросила Ирисфиль.
– Я никогда не думала, что услышу такое рассуждение от тебя, – пробормотала Сэйбер.
– Я родом из древней жестокой семьи Магов, и не первый год замужем за профессиональным убийцей, – пожала плечами Ирисфиль. – Ты же знаешь, как говорят – с кем поведешься…
Сэйбер предпочла уехать «в гости», раньше чем последуют новые неожиданные откровения.

Подойдя к двери, Сэйбер нажала на кнопку звонка, и по дому разнеслась мелодия. Вейвер ошарашенно поглядел на Райдера, тот пожал плечами.
– Что ей здесь нужно? – спросил Вейвер.
– Может, пришла нас навестить?
– Но с чего вдруг?
– Женщины, – философски ответил Райдер. – Не спрашивай. Я и македонок-то не понимал, а уж на цариц из других земель и подавно не претендую.
Звон повторился; Мастер и Слуга переглянулись еще раз.
– Впусти, – велел Райдер.
– Э-э… – протянул Вейвер.
– Да не будет она нападать, – махнул рукой Райдер. – Она же в гости пришла, сходу нападать на хозяина, даже без вызова – это поперек всех законов гостеприимства! У вас в двадцатом веке их забыли, но в наше-то время помнили.
– Вообще-то, мы как раз тут гости, – мрачно напомнил Вейвер. – Это Маккензи – хозяева. В этом случае законы что говорят?
– Ну, – подумав, развел руками Райдер, – по крайней мере ты умрешь мгновенно.
Вейвера это нисколько не обрадовало, но он все же двинулся к двери.
– Добрый день, – без особой теплоты поздоровался он с Сэйбер.
– Добрый день, – отозвалась та, поправляя воротник черного костюма. – Позволено ли мне войти?
Вейвер отступил, пропуская гостью внутрь. Райдер поднялся навстречу, сияя широкой улыбкой.
– Уж извини, Сэйбер, не могу принять тебя как следует – тут не замок, – он раскинул руки, едва не задев стену – Вейвер вздрогнул, представив как та мигом проламывается. – Но добро пожаловать к скромному очагу, и да пребудет с тобой благословение Гестии!
– Я бы предпочла благословение креста, спасибо, – учтиво-нейтральным тоном отозвалась Сэйбер, опускаясь в ближайшее кресло.
Райдер кивнул и, наклонившись к Вейверу, шепнул:
– Чаю, может? Хозяин должен о гостях позаботиться.
– Ты тут такой же «хозяин», как и я! – так же тихо возмутился Вейвер.
– Ты хотя бы человек, одного века и крови с Маккензи, – уточнил Райдер. – А я древний македонец, так что ты к хозяевам ближе.
Вейвер не нашел в логике Слуги изъянов и мрачно отправился на кухню.
– Значит, решила прийти с ответным царственным визитом? – осведомился Райдер с улыбкой, опускаясь на диван; тот скрипнул под весом Слуги. – А у меня вино, увы, кончилось.
– Я не собиралась пить, – холодно заметила Сэйбер.
– Жаль. И, как понимаю, не с союзом пришла? А то знаешь ли, мое предложение тебе и Лансеру в силе.
Сэйбер на мгновение прикрыла глаза, вспоминая первую встречу: Райдер обрушил колесницу между сражающимися Слугами, назвал истинное имя и предложил обоим противникам встать под его знамена.
– Кстати, я тогда и потом так и не спросила – почему ты пригласил именно нас.
– Да вы первыми попались, – усмехнулся Райдер.
Сэйбер выразительно изогнула светлую бровь.
– Нет, правда. Это тоже сыграло свою роль. Хотя, если рассуждать… – Райдер поскреб бороду. – С Берсеркером говорить бесполезно, Ассассин… ну, убийцы королям нужны, но я считал, что он сгинул – теперь-то так и есть. С Арчером мы бы не ужились, и у меня есть армия – на кой мне чары Кастера? Вот и остались вы с Лансером.
– Не очень приятно быть просто теми, «кто остался», – заметила Сэйбер.
– Что поделать, – развел руками Райдер, – плохо я врать умею. Вернее, мне это просто и не нужно было. Владыкам незачем лгать – разве что на поле битвы.
Сэйбер чуть дернула бровью. Потом огляделась по сторонам.
Дом дышал уютом. Замок Айнцбернов был обставлен во много раз роскошнее, но богатое убранство сердце Сэйбер никогда не трогало: она привыкла к более аскетичной жизни, и ценила в доме прежде всего… да, именно что дом. Место, где живут – или хотя бы отдыхают от битвы.
Здесь такое место было. Переводя взгляд с мебели на стены, со старых фотографий на окно, Сэйбер даже не могла поверить, что в небольшой гостиной сидят два участника волшебной Войны. И что именно здесь один из них планирует боевые действия против других Слуг и Мастеров; в Камелоте для этого был отдельный зал, величественный и холодный.
Но здесь все было иначе. И говорить о Войне в этих стенах казалось… неправильным. Так же, как и войти с обнаженным мечом в церковь.
Она сделала глубокий вдох.
– Приятное место. Здесь легко отдыхать.
– О да, и люди тут живут хорошие, – кивнул Райдер. – Мастеру только своему про них не говори, а?
– Он, скорее всего, уже знает. Но не думаю, что Кирицугу станет втягивать хозяев в Войну.
Последнее она произнесла с толикой неуверенности. Кирицугу уже привел в Войну помощницу, вообще не способную к магии – пожелает ли он взять заложников, дабы повлиять на Райдера и его Мастера?
Про себя Сэйбер решила, что не допустит этого.
– Я вижу, – негромко произнес Райдер, – тебе тут все же не очень уютно?
– Сидеть – да, – возразила Сэйбер, – говорить… иное дело.
Райдер хмыкнул, а затем поднялся, и Сэйбер чуть не взялась за невидимый меч: нависая над ней, Король Завоевателей выглядел совершенно устрашающе. Но рука ее все-таки даже и не дернулась: владеть собой она обучилась очень давно.
– Давай пройдемся, – предложил Райдер. – Тут есть интересное местечко, и вот как раз там можно поговорить.
– Хорошо, – отозвалась Сэйбер, поднимаясь.
Они шагнули к выходу, Райдер даже пропустил спутницу вперед, с интересом оглядев затянутую в черный костюм фигуру. Хлопнула дверь, и выглянувший из кухни Вейвер поперхнулся:
– Эй! А чай я на кой черт варил?
Ответа не последовало; впрочем, Вейвер подозревал, что если бы Слуга услышал и отозвался, то слова понравились бы ему еще больше.
– Ну и ладно, – заключил Вейвер, возвращаясь к чайнику. – Сам выпью. Англичанин я, в конце концов, или нет?

В выходной день ранним утром мост через реку был совершенно пуст; тишину нарушал только плеск воды далеко внизу, изредка – рев мотора автомобиля.
И голоса двоих людей, остановившихся у перил.
– Занятное место, – сказал Райдер, глядя вниз, на воду. – Чуть ли не в центре города – но уединенное. И не подслушаешь тут, и не спрячешься – разве что за многие сотни шагов от нас.
– В моем замке была такая же башня, – невольно вспомнила Сэйбер. – Туда я с близкими рыцарями поднималась, когда надо было что-то тайное обсудить.
– У всех королей такое наверняка было, – хохотнул Райдер. Сэйбер чуть заметно вздрогнула.
– Возможно.
– Итак… – медленно произнес Райдер. – Может, давай начистоту, Сэйбер?
– То есть? – нахмурилась та.
– Зачем ты здесь? – пояснил Райдер. – Уж извини, твоего прежнего объяснения не хватает.
– Вежливость…
– Вежливость вежливостью, – перебил Райдер, – но война-то войной. Ты оставила своего Мастера, ты пришла ко мне… и вообще, если бы ты хотела просто соблюсти правила приличия, ты бы зашла, поздоровалась, выпила чаю и немедля ушла. А вместо того – уже сколько времени со мной беседуешь. Да и вдобавок – согласилась на прогулку, хотя в замке Айнцбернов мы просто пили. И обмолвилась интересно – что мол сидеть тебе в доме хорошо, но как раз сидеть не хотела.
Райдер покачал головой.
– Говори что хочешь, но ты не из-за этикета пришла, или не только из-за него. А вот почему?
Сэйбер сделала глубокий вдох и призналась:
– Потому что мне хотелось поговорить.
– Со мной? – изумился Райдер.
Губы Сэйбер тронула легкая усмешка.
– Повторяя твои рассуждения, Король Завоевателей… С Берсеркером говорить не о чем, Ассассин погиб, Арчер мне отвратителен, Кастер – не из тех, с кем у меня есть что-то общее. Вот и остался ты.
– А Лансер? – осведомился Райдер.
– А у Лансера есть Мастер, который с радостью прикажет ему на меня напасть, не думая о последствиях, – вздохнула Сэйбер. – Да и к тому же… Лансер – блистательный рыцарь и великий воин. Но он не король. Никогда им не был и не будет.
– В отличие от меня, – понимающе и серьезно кивнул Райдер. – А с Мастером и его женой ты не пообщалась по той же причине?
– С Кирицугу у нас ничего общего, – кивнула Сэйбер. – У него есть меч, но королю не о чем говорить с мечом. Ирисфиль… с ней я могу говорить долго, но о другом. Ну а с тобой… Когда мы недавно пили – втроем – я чувствовала, что у нас троих все-таки куда больше общего друг с другом, чем с наблюдавшими со стороны Мастерами. И дело даже не в том, что ритуал призыва может свести вместе совсем разных людей. И не в том, что мы – Слуги, существа совсем иной природы, нежели наши Мастера.
Она снова вздохнула.
– Иногда мне кажется, что наше главное отличие от нынешних людей – не Фантазмы, не быстрое заживление, огромные сила или скорость… Главное – то, что мы принадлежим другой эпохе и мыслим совсем иначе. Я старалась править просвещенно, но в этом веке меня бы назвали тираном. Я привыкла считать сражение подвигом, а битву на мечах – почетом, а сейчас достойным считают убивать, находясь за тысячи миль от противника. Я не нахожу ничего удивительного в том, что слава человека измеряется в сраженных им врагах или завоеванных землях – а сейчас чествуют тех, кого бы в мое время сочли шутами. Ты не чувствуешь этого, Райдер?
Сэйбер повернулась к собеседнику, глядя ему в глаза.
– Ты не чувствуешь стены между собой и миром?
– Это совсем иная стена, – грустно усмехнулся Райдер. – Скажи, где ты росла?
– Почти в бедности… ну, как сказать – в бедности. Была юным рыцарем среди многих таких же, наставник намеренно скрывал меня.
– Вот, – наставительно поднял палец Райдер. – Ты жила среди людей, потом нить Клото привела тебя на трон. А я был сыном царя, и всегда знал, что стану царем. Говорили, что во мне течет кровь самого Зевса – не то чтобы это совсем меня выделяло, конечно, в ком только Зевс свою кровь не оставил… Но я всегда отличался. Всегда возвышался над своими подданными, принимал решения, что перекраивали их жизнь, и привык, что народ и я мыслим по-разному. Сейчас я чувствую то же самое, однако…
– Однако? – эхом повторила Сэйбер.
Райдер отвернулся, глядя на медленно текущую реку.
– Дело в другом, – сказал он. – Я смотрю на тех, кого сейчас зовут лидерами, у кого есть власть, сравнимая с королями, кто правит огромными землями… и не возьму в толк – почему они правят? Как таких людей допустили до власти, кто это решал? Право же… Мы с Дарием были врагами, но он был истинным царем, как и я. Слабые цари не живут долго – но нынешние люди почему-то выбирают себе тех, кого даже нельзя наместником поставить, и позволяют им решать свою судьбу. Меня это поражает. Вот эту стену я не могу пробить, и не могу понять.
Он усмехнулся.
– Вот потому, кстати, я рад, что мы сражаемся здесь – в стране, которой все еще правит кровь царей. И я рад, что у меня есть именно этот Мастер – он тоже рожден в стране, где правит корона.
– Царствует, – машинально поправила Сэйбер. – Как и здесь, в Японии.
Райдер рассмеялся.
– Уверяю тебя – если понадобится, то древняя семья очень быстро превратит «царствует» в «правит». Древние семьи – они такие.
Он задумчиво постучал пальцами по перилам.
– Снова скажу – занятное место. Металлический мост над водой, в смысле; прямо-таки живой пример того, что люди могут сделать, если увлекутся. В мое время так бы железо тратить не стали – да и не было у нас его в таких количествах.
– Похоже, тебя сюда тянет, словно магнитом, – заметила Сэйбер.
Райдер пожал плечами.
– Кровь Зевса или не кровь – но есть у меня чутье на странные вещи. Такое чувство, что этот мост как-то для меня будет важен… У тебя предчувствий не бывает?
– Я прокладываю себе будущее мечом, – отозвалась Сэйбер. – Может, моя судьба уже и написана, но я предпочту ее не знать. Может, я снова буду с кем-то беседовать на этом мосту или у него, может, я буду тут сражаться… Но не стоит этого знать наперед.
– Слова короля! – одобрил Райдер. – Я тоже с оракулами не слишком часто советовался.
Сэйбер поморщилась, наградив собеседника недовольным взглядом.
– Хм, – Райдер озадаченно дернул себя за бороду. – Каждый раз, как я заявляю, что хотел бы сделать, ты вот так пристально на меня смотришь.
Сэйбер молча кивнула.
– Я тебе кого-то напоминаю? – с усмешкой покосился на нее Райдер.
– Человека, который меня породил.
– Отца? – вскинул рыжую бровь Райдер.
– Можно и так сказать, – согласилась Сэйбер. – Но этот человек даже не собирался зачинать меня; он был движим своими страстями, и не обращал внимания на закон и правила морали.
Райдер расхохотался.
– Да уж, понятное сравнение! С другой стороны – кому и быть превыше закона, как не правителю?
Сэйбер остро глянула на него.
– Вот-вот, снова этот взгляд… Ладно, – Райдер внезапно посерьезнел. – Вернемся к разговору, воительница. Значит, ты пришла поговорить, только потому, что я тоже король?
– По сути – да, – пожала плечами Сэйбер.
– Но и не только, – задумчиво сказал Райдер. – Интересное дело: в нынешней Войне три правителя, и все они – владыки погибших царств. Ни моя империя, ни страна Арчера, ни твое королевство… ничто из них уже не существует.
– Ты прав, – после паузы согласилась Сэйбер. – Это нас действительно объединяет, хотя… Это ведь всех Слуг касается. Горная крепость Ассассинов давно пала, королевство Лансера ушло в легенды, трон, которому мог служить Кастер, тоже рухнул. Не знаю, кем был Берсеркер – но у него европейские доспехи и значит, почти наверняка его королевство тоже стало историей.
Она покачала головой.
– Не только короли, Райдер. Мы все – слуги погибших престолов.
– Только гибли они по-разному, – тихо добавил Райдер. – Но другие действительно служили, а мы с тобой все же правили.
– Тебе было проще, – с горечью сказала Сэйбер. – Ты не увидел, как распадается твоя держава; моя же рухнула у меня на глазах, рыцари перебили друг друга, а меня пронзил клинок моей же крови.
– Нет, – серьезно покачал головой Райдер. – Это тебе повезло, Сэйбер. Ты погибла, сражаясь за свое королевство, пытаясь его спасти. Получилось не очень – но у тебя была возможность. А у меня даже и шанса-то не было, Аид даже царей на землю не отпускает.
– Возможно, – вздохнула Сэйбер. – Но я задумываюсь – не из-за меня ли пало мое королевство? Не мои ли ошибки действительно были тому виной?
– О том же стоило бы задуматься и мне, – хмыкнул Райдер. – Тех ли я людей приблизил к себе? Стоило ли продолжать завоевания или сперва укрепить захваченное? Правильных ли наместников я назначал?
Он рассмеялся.
– Только про все это думать без толку.
– То есть? – вздрогнула Сэйбер. То, как Райдер походя отмахнулся от самой важной для нее проблемы, кололо острее меча.
– Это прошлое, – объяснил Райдер. – Оно уже было, там были ошибки – но все уже свершилось. Путь пройден, можно лишь учесть неверные повороты на новой дороге. Царство рухнуло? Надо создать новое. Подданные восстали против тебя? Смирим мятеж и вырастим иных… а если не получится – найдем тот народ, который пойдет за тобой без возражений. Знаешь, почему я все-таки не прекратил походы, Сэйбер? Потому что впереди было будущее.
Райдер выпрямился во весь рост, голос его загремел по металлу моста, словно колесница.
– У моих армий было будущее. У моего престола оно было – и как я мог от него отказаться ради твердого, уверенного настоящего? Поверь, Сэйбер – люди будут радоваться тому, кто даст им настоящее, но запомнят и возвеличат только того, кто ведет их в грядущее. Пусть они это сделают не сразу, пусть даже после смерти владыки – но сделают, ламия меня покусай!
Сэйбер вздрогнула. Глядя на Райдера – вот так, вблизи – слыша его голос, она понимала, почему армии шли за ним и были готовы дошагать хоть до края мира. Она не возглавляла такие войска – слишком уж невелика была ее земля – и предпочитала схватиться с врагом в первых рядах, меч к мечу и глаза в глаза.
Эта привычка ее и подвела при Каммланне, конечно.
– Ты слишком живешь прошлым, – добавил Райдер. – Я помню, как мы пили, и как ты рассказывала о своем правлении и идеях… Они хороши. Они были хороши – но они были. Перестань цепляться за древность, Сэйбер. Подумай о том, что твой меч может ожидать в будущем.
– Ты предлагаешь мне отбросить то, на чем я выстроила свое бытие, – сказала Сэйбер.
– Да, – спокойно ответил Райдер. – Если фундамент не может выдержать вес дома – пора переехать в другой дом, пусть даже и унося из старого все, что дорого и полезно. Когда-нибудь ты это поймешь, Сэйбер. Даст Атропос – поймешь еще на этой Войне.
Сэйбер мрачно покачала головой.
– Если рыцарь отказывается от того, что им движет – он перестает быть рыцарем. Это странная беседа, Райдер. Ты постоянно то доказываешь, что можешь меня понять по-настоящему, то изрекаешь то, с чем я никак не могу – не позволю – себе согласиться.
– А так всегда и есть, – усмехнулся Райдер. – С Дарием было, пожалуй, то же самое. И разве не было людей, которые тебе были близки – но при этом и таких вот «несогласий» у них хватало?
Сэйбер промолчала. Самое большое «несогласие» стало причиной последней войны; лучший меч Камелота обратился против своего короля, и нашлось кому воспользоваться этой бедой.
– Кажется, у нас все-таки не получится ни в чем убедить друг друга, – сказала она. – Но по крайней мере… мне всегда было интереснее с воинами, а не с мудрецами. Спасибо, что дал мне такую возможность – причем беседы трезвой, не окрашенной вином.
– Это для меня внове, у нас всегда беседу «окрашивали» во славу Диониса, – усмехнулся Райдер. – Но я этому тоже рад; а то и поговорить не с кем о делах древних и великих.
Некоторое время они просто молча смотрели на реку.
– Пойдем обратно, – сказал наконец Райдер. – А то у меня Мастер некормленый.

Обратно к дому Маккензи они шли молча; улицы уже наполнялись людьми, и многие из них косились на странную пару – рыжего гиганта и хрупкую светловолосую девушку. Оба короля даже внимания не обращали на эти взгляды; Райдер, заметив удивление на чужих лицах, подумал, что это правильно.
Настоящие владыки всегда привлекают внимание – тем невидимым плащом, который лежит у них на плечах. В разных странах его называли по-разному, но Райдер всегда чувствовал на себе эту незримую мантию, придававшую вес его словам и великую мощь – деяниям.
Чувствует ли ее Сэйбер? Может ли ощутить, как восхищение, страх и уважение людей переплавляются в доспех, облекающий правителя и вспыхивающий при одном взгляде на него, придающий величия осанке и адамантовую непреклонность – воле?
Может быть. Она все-таки понимает, что такое – быть королем, пусть и совершенно иначе, нежели он сам.
У дома они остановились и какое-то время смотрели друг на друга.
«Странное чувство, – подумала Сэйбер, – единственный, с кем у меня много общего на этой Войне – человек из далеких стран, совершенно иной король и один из главных моих соперников».
«Странное дело, – подумал Райдер, – симпатична мне эта девушка. Одарена богами что телом, что волей, что талантами – и жаль, что не встретил такую раньше, до земной смерти. Пожалуй, с наследником от нее империя бы и не пала».
– Скажи, – неожиданно спросила Сэйбер, положив ладонь на руль мотоцикла, – если ты все-таки не сможешь выиграть Войну – чего себе пожелаешь?
– Я пожелаю себе гибели в схватке с великим героем и таким же королем, как я сам. А тебе, – Райдер усмехнулся, – желаю встретить рыцаря, неудержимого в битве и во всем остальном.
– Ты можешь обойтись без намеков, Райдер? – Сэйбер сердито сдвинула брови.
– Я из «античной культуры», – небрежно откликнулся он. – Почитай про нее, узнаешь много нового из того, что взрослым девушкам знать положено.
Сэйбер дернула плечом, почти жалея о приказе не вступать в бой. С другой стороны… что толку? Грань учтивости он все же не перешел.
– Наверное, в следующий раз мы встретимся уже в бою, Райдер, – сказала она. – Буду этого ждать.
– Почему бы и нет? – пожал плечами Райдер. – В этом городе не место двум королям… но если победишь – то уж постарайся, чтоб Арчер тебя не свалил.
– Тебе пожелаю того же самого, – ответила Сэйбер, устраиваясь в седле мотоцикла.
Райдер проводил ее взглядом, пожал плечами и вступил в дом.
– Ну как? – встретил его вопросом с порога Вейвер.
– Ты подвиги Геракла знаешь? Про амазонок и царицу Ипполиту? – ответил вопросом же Райдер.
Вейвер наморщил лоб.
– Читал когда-то.
– Так вот, – вздохнул Райдер. – С этой девочки Геракл бы пояс никогда не снял.

Сэйбер аккуратно остановила мотоцикл у самого крыльца замка; скрипнула дверь и на пороге появилась улыбающаяся Ирисфиль.
– С возвращением, – поздоровалась она. – Хорошо погостила?
– Можно и так сказать, – отозвалась Сэйбер, слезая с седла. – С Райдером мы неплохо… поговорили.
– Составила о нем новое мнение? – улыбнулась Ирисфиль.
– Почти, – Сэйбер оглянулась на видневшийся за деревьями город и заключила: – Если бы наши армии сошлись в бою, я бы старалась убить его первым.

@темы: Fate, Летняя ФБ, Творчество

Еще на Зимней Битве хотел это написать – но тогда не успел, сейчас вот наверстал упущенное. Собственно, идея родилась сразу, как только прочитал про белостенские экспедиции; потом она развилась, опираясь на главного героя. Я, правда, не удержался, и вплел в текст постороннее – и давно придуманного Возвышенного, и отсылку к «Ветру и скале» с ФБ-2012.

Зима еще не отступила окончательно – на Севере она всегда напоминала о себе. Тонкий слой снега по-прежнему укрывал землю, пусть даже весеннее тепло согревало ее с каждым днем.
Но на белом фоне еще ярче сияли цветные ленты и ранние цветы, брошенные горожанами. На могучих каменных стенах развевались флаги, а звонкий напев труб, казалось, возвещал приход весны.
Отступившей зиме в Белостенье всегда радовались; вместе с холодом уходили пронизывающие ветра, длинные ночи и жуткие тени за воротами. Жизнь не становилась намного легче – Север всегда оставался суров к людям, – но хотя бы виделась более простой и безопасной.
Первый день Восходящей Земли всегда отмечался праздником во всем городе – и не только из-за весны. Именно в этот день отправлялись в путь ежегодные экспедиции, караваны йеддимов, груженных камнями, строительными инструментами и принадлежностями для обрядов.
Такой караван и покидал сейчас ворота Белостенья; казалось, люди в нем не замечают праздника вокруг, полностью посвятив внимание работе. Рабочие размещались в фургонах, погонщики лишний раз проверяли – не захромал ли кто из йеддимов. Стражи Белостенья и наемники занимали места вокруг, уже сейчас готовясь отразить любую опасность.
Высокий светловолосый человек прохаживался вдоль каравана, пристроив на плече тяжелое, окованное железом копье и наблюдая за суетой. Он мимоходом посоветовал рабочему переложить мешок подальше, бросил взгляд на молодого Стража.
– Меч передвинь чуть ближе. Так легче будет выхватить в случае чего.
– Да, мастер Лагерфай, – отозвался юноша, слегка робея под пристальным взглядом темных глаз, напоминавших озера.
Сравнение было даже более верным, чем могло показаться сходу: Лагерфай был Возвышенным, дракорожденным стихии Воды. В Белостенье он жил с прошедшей осени, и уже успел завоевать себе репутацию схватками с нежитью, а однажды сразил проникшего в город обманом фейри. Предложения вступить в Стражу Лагерфай пока вежливо отклонял, полагая, что в роли свободного охотника за чудовищами принесет больше пользы. Но вот от участия в очередной хризантемовой экспедиции не отказался.
– Все! – объявил Толанд Ольсон, могучий и почти лысый белостенец, возглавлявший караван. – Выдвигаемся, и так время потеряли.
Под короткие команды погонщиков и тяжелый топот йеддимов караван двинулся прочь из ворот, по безупречно чистому камню. Сотворенная еще в Первую Эпоху дорога оказалась неподвластна времени, и до сих пор не нуждалась в настоящем ремонте и тянулась до самого побережья.
Лагерфай неспешно прошел до головного йеддима, рядом с которым и собирался держаться. Сейчас еще не нужно было следить за окружающим – караван не успел отойти даже от города, а в истинно опасные места прибыл лишь бы через пару недель. Но Водный все равно предпочитал оставаться настороже – так было проще.
Оглядываясь на спутников, Лагерфай философски подумал, что белостенцы – странный народ. С одной стороны – обычные городские жители, непривычные к странствиям, в отличие от него самого. С другой – эти горожане многие века выживали бок о бок с созданиями тьмы, причем успешно отбивались. Да и к существам сверхъестественным отношение интересное.
Сам Лагерфай не был воспитан в Безупречной Вере, хотя и слышал о ней немало. Собратья-дракорожденные ему были более чем привычны, других пока не встречал, но предпочитал не судить заочно. А вот белостенцы легко принимали и дракорожденных, и соларов – несмотря на недовольство Царства. Говорили, что за последние лет пять в городе появилось сразу два солара, но Лагерфай их не встречал, даже если слухи и были правдивы.
Лунаров в Белостенье не пускали, правда. Во всяком случае, Лагерфай не слышал, чтобы их тут хотя бы одобряли; конечно, и он сам о лунарах знал немного.
– Эй там, впереди! – отвлек Лагерфая возглас Ольсона. – Дорогу уступите! Караван, в шеренгу!
Лагерфай вгляделся в путешественника, поспешно откатившего фургон к самой обочине: нет, вроде обычный человек. Оглянулся на йеддимов: погонщики пристроили их за главным зверем, давая дорогу новому гостю.
Тот благодарно кивнул, проезжая мимо, затем снова завертел головой, словно не привык еще к Дороге. Лагерфай усмехнулся: можно было понять.
Дорога Странника впечатляла любого, кто ступал на нее. Двадцать ярдов в ширину, чистый белый гранит, неподвластный стихиям; через каждые сорок ярдов высились увенчанные полумесяцами колонны. Великая дорога тянулась почти на пятьсот миль, прямым лучом проходя от побережья до ворот Белостенья.
И пролегала она зачастую по неприятным местам. Белая черта пересекала Топь Марамы, исполинскую тенеземлю, один из главных оплотов нежити на Севере. Призраки и ходячие мертвецы не могли просто так ступить на Дорогу – чары древнего пути были властны и над ними. Но тот, кто сходил с белого гранита, становился их добычей; вдобавок сама тенеземля несла разлитую в воздухе опасность, касаясь людей смертным холодом.
Решение белостенцы все же нашли; вернее, не сами белостенцы, а их правители-Синдики. Лагерфай до сих пор не привык к мысли, что городом напрямую правят боги, но признавал: справляются они неплохо. Вот как с тенеземлей: по замыслу и приказу Синдиков вдоль Дороги были воздвинуты маленькие храмы, защищающие людей от нежити и постепенно отодвигающие границы тенеземель прочь.
Они получили название храмов сияющей хризантемы. Каждую зиму нежить старалась уничтожить их, круша стены и разбивая опоры; каждую весну белостенские экспедиции отстраивали храмы заново.
Сейчас Лагерфай шагал именно в такой экспедиции.

Йеддимы медленно шли, но и медленно уставали – и потому проходили за день ничуть не меньше, чем более быстрые животные. Лагерфай нередко поражался выносливости косматых зверей, способных поспорить с мамонтами – хотя, конечно, крепки они были по смертным меркам. Сам он привык шагать без устали и подольше – как и многие Возвышенные.
Стражи-разведчики постоянно отделялись от каравана и возвращались обратно, принося вести – никого не видно. Никто и не сомневался, что днем призраки не появятся, но дисциплина есть дисциплина.
Лагерфай по-прежнему шагал рядом с йеддимом Ольсона, глядя вперед. Ворона… нет, летит мимо и даже не глядит в сторону каравана; значит, не немиссар. Темная груда у дороги – камни, не труп. Дерево, с которого…
А. Ну вот, опять.
– Нарушитель, – сообщил Лагерфай, указав копьем.
– Что?.. – Толанд пригляделся к колонне впереди и покачал головой.
На старом придорожном дереве висел человек; петля плотно охватывала шею и труп слегка раскачивался на ветру.
– Рольт! Кайда! – позвал глава каравана ближайших Стражей. – Снимите этого, обеспечьте костер. Он уже свое получил.
Лагерфай потерял к повешенному интерес, перевел взгляд на другую сторону, лишь мимоходом подумав о том, что в мире не переводятся глупцы.
Самым важным свойством Дороги Странника была отнюдь не прочность или чистота. Вплетенные в нее древние чары не давали никому из ступивших на белый гранит причинять вред другим путникам – и это касалось не только людей, но и гостей из Нижнего Мира и Вильда; поговаривали, что и боги с демонами не избегнут принуждения к миру. Нарушителя ждала смерть от его же собственных рук – как и случилось с этим путешественником. Видимо, попытался кого-то ограбить или просто напал – и закон Дороги вынес приговор.
Если бы эти чары еще и защищали тех, кто выходил за пределы Дороги… Тогда бы работа экспедиции стала куда проще. С другой стороны – тогда бы и нежить придумала нечто новое.
«Может, и я бы тогда не понадобился», – подумал Лагерфай. Но тут же усмехнулся – это вряд ли.
Слишком уж много на свете чудовищ.

Неспешная поступь йеддимов подвела их к первым храмам через три дня. Лагерфай с интересом понаблюдал за тем, как ремесленники быстро и умело управляются с ремонтом: заново отстраивают белые стены, восстанавливают святые символы внутри и покрывают наружную поверхность защитными рисунками. Эти храмы не так уж и пострадали – они находились в десятках миль от Топи.
Уже находились. Раньше-то Топь доставала и сюда.
Лагерфай напомнил себе, что сейчас еще можно слегка расслабиться, а вот через пару дней станет не до этого – они подойдут к самой границе владений нежити, и как раз там и стоило ждать нападения. Конечно, в самой тенеземле призракам было бы куда проще – но при входе в Топь Марамы Ольсон растянул бы лагерь исключительно по Дороге, полностью заградив ее на всю ночь, но и обезопасив своих. Лагерфай предложил эту идею еще в Белостенье и был очень рад услышать, что глава каравана так и собирался поступить.
Через два с половиной дня так и случилось – они добрались до мест, где уже чувствовалось дыхание Топи Марамы. Здешние храмы пострадали сильнее: один был почти что разрушен, у второго – разбиты стены, выломано немало кирпичей; холмы вокруг бросали на святилища густую тень.
Большая часть ремесленников принялась за восстановление первого храма; Лагерфай, убедившись, что за ремонтом приглядывают Стражи, ушел ко второму.
Даже пострадавшее святилище излучало спокойствие и уверенную силу; не знай он, что хризантемовые храмы возводились по приказу Синдиков, сказал бы, что эта сила так же стара, как и сама Дорога.
«Место покоя, – подумалось Лагерфаю. – Потому-то нежить его и не любит – призраки отказались от покоя для своей души».
Он опустился возле разбитой стены, прикрыл глаза. Негромко усмехнулся: да, постарались белостенцы на славу, такие чувства у него возникали только в родном доме. Давно, почти полвека назад, перед тем, как он ушел заниматься нынешним делом. И пусть даже близко тенеземля, а из-за холмов толком не разглядишь угрозы, даже мамонта... все равно умиротворение не оставляло.
Послышался скрип колес и Лагерфай открыл глаза: к храму неспешно подкатил тележку с кирпичами высокий человек крепкого сложения. Он коротко кивнул:
– Простите, если помешал.
– Ничего, – отозвался Лагерфай. – Помочь чем?
– Спасибо, я справлюсь, – ремесленник принялся выгружать кирпичи. – Только последите за окрестностями, мастер…
– Лагерфай.
– Штерн, – представился каменщик, оглядывая поврежденный храм.
Лагерфай уже видел этого человека: пришел вроде не из самого города, из окружавших его деревень. Но мастер явно хороший: кирпичи на место выбитых он ставил быстро и умело.
– Вижу, у вас работа спорится, – сказал он. Вопреки первым впечатлениям Лагерфай не отказывался поговорить – но в пути надо было следить за пространством вокруг. Сейчас все равно требовалось, но молчать уже поднадоело.
– Я умею, – отозвался Штерн. Коротко хмыкнул, оглянувшись: – А вот вас бы за работой увидеть не хотел, уж простите.
– Ну еще бы, – улыбнулся Лагерфай. «Работа» для него и Стражников означала бы, что на караван все-таки нападут. – А разве в Белостенье к вою призраков за стенами не привыкли?
– Так я недавно тут живу, – пояснил каменщик, – так-то путешествую. Решил задержаться в местных деревнях, а тут и работа подвернулась… Может, в Белостенье и осяду, город хороший.
Он помолчал, укладывая очередной белый кирпич и с некоторой неуверенностью заметил:
– Хотя вот не ожидал, что вы… или другой Возвышенный в экспедиции будут.
– Это почему? – удивился Лагерфай.
– Вы же не белостенец, – объяснил Штерн. – И вы дракорожденный – Возвышенным надо бы искать подвигов, а не охранять простых людей.
– А что, охрана – не подвиг? – усмехнулся Лагерфай. – Особенно когда надо сражаться с чудовищами.
– Так плата невелика.
– А на что мне большая плата? – пожал плечами Лагерфай, оглянувшись. – Мне нужно столько денег, чтобы я мог позволить себе жилье, еду и нужные вещи в пути – и при этом чтобы нести было удобно. Мой учитель путешествовал налегке, я себя точно так же веду. В конце концов, понадобится еда – сам добуду, понадобится пристанище – найду, мое ремесло везде полезно.
Штерн задумчиво кивнул, поглядев на собственные руки, крепкие пальцы ремесленника.
– Я вот так же живу. Инструмент да руки пропитание добудут, дом сооружу… а богатство и ни к чему.
– У вас много общего с моим учителем, – заметил Лагерфай. – Найстурм всегда смеялся над роскошью.
Он замолчал, задумавшись. Умиротворяющая близость храма навевала воспоминания, и даже побуждала погрузиться в них.
Лагерфай неплохо помнил родную деревню, жизнь семьи охотника и полную растерянность родителей, когда их третий сын Возвысился. Тогда зима была голодной, он пошел на рыбалку к опасному берегу – и свалился в воду. Думал, что пришла смерть… но домой вернулся. С десятком крупных рыб и вьющимся вокруг тела ореолом стихии.
Родители так и не смогли понять, когда же в их роду оказалась Кровь Драконов и хотя бы с чьей стороны. Но потом отбросили эти мысли и вместе со всей деревней гадали – что теперь делать? Практичное мышление подсказывало крестьянам, что Возвышенный очень полезен… а заодно напоминало – здесь никто понятия не имеет о том, как его учить. Старейшины косились со смесью радости и недоверия: слишком уж часто говорилось о том, что в смертных селениях Возвышенные всегда становятся главными.
Односельчане не были злыми – сейчас Лагерфай это прекрасно понимал. Они знали, что богов надо ублажать, от нечисти – беречься… но просто не знали, что делать, когда один из них настолько изменялся.
И потому вся деревня вздохнула с облегчением, когда на исходе зимы к ним завернул Найстурм, дракорожденный Воздуха, мастер клинка и охотник на чудовищ. Он покинул деревню три дня спустя, уходя с новым учеником.
За прошедшие десятилетия Лагерфай четырежды бывал в родных местах. Делился историями о работе, пару раз уничтожал мелкую нежить неподалеку – и снова уходил. Он знал, что теперь-то в сознании односельчан все правильно и спокойно: один из них изменился, ушел и стал великим героем, о котором можно рассказывать детям. Это всех устраивало – и родителей, и братьев с сестрами, и старейшин, и соседей…
Да и самого Лагерфая, пожалуй.
– Вы долго у него учились? – голос Штерна оторвал Лагерфая от раздумий. Ремесленник уже закончил с кирпичами и сейчас аккуратно подравнивал раствор, дабы стена вышла абсолютно гладкой.
– Шесть лет, до двадцати, – отозвался Лагерфай. – Обошли весь Север, я стал очень неплохим мечником. Разве что предпочел копье мечу, у учителя было наоборот…
Он вздохнул.
– Потом Найстурм погиб. Обычная для нашей профессии смерть – чудовище оказалось сильнее, пусть учитель и перевалил уже за полтора века.
– Кто? – Штерн оглянулся через плечо.
– Фейри, – коротко ответил Лагерфай. – Рыцарь-фейри, мы с ним столкнулись у границ Хальты. К счастью, без свиты… но он был силен.
Сверкнуло иное воспоминание: снег вокруг, сковывающая тело ледяная корка, отчаянные попытки вырваться из нее – и звон клинков рядом. Учитель сражался с фейри очень долго – Лагерфай даже не мог сказать, сколько. Большую часть схватки он не видел – но слышал звон мечей, вдыхал резкий электрический запах анимы Найстурма и кожей чувствовал искажающее мир волшебство его противника. Он вкладывал силы в собственную аниму, заставляя водные клыки вгрызаться в лед – но тот сразу же восстанавливался.
А потом все затихло – с последним ударом. Лагерфай знал, кто победил: за эти годы звук врубающегося в плоть дайклейва Найстурма врезался ему в память, а сейчас удар был иной.
Сначала нахлынула горечь, потом – гнев, потом… нечто иное. Легкие шаги, едва приминающие снег. Насмешливый страх, расползающийся по коже узором инея. Ледяная ирония в нечеловеческих глазах. И голос, похожий на звон хрусталя: «Запомни меня, мальчик. Попробуй найти, когда вырастешь; сейчас тебя убивать неинтересно».
Фейри ушел, его магия больше не подкрепляла лед – и дракорожденному, пусть и молодому, не составило труда вскоре вырваться. Он похоронил обезглавленное тело учителя, и над могилой впервые ощутил себя охотником. Не учеником. А потом добрался до мастера Джанкола, к которому и вел его тогда наставник – и обучился искусству, которое практиковал с тех пор.
Через две недели после окончания обучения Лагерфай впервые убил чудовище без посторонней помощи или присмотра. Постепенно то, что в юности казалось подвигом, стало привычкой.
– Так почему Белостенье? – повторил Штерн, не знавший о раздумьях собеседника. – Здесь люди хоть и вежливы, но чужакам не доверяют. Да и в других местах Севера – не особенно.
– Да все просто, – пожал плечами Лагерфай. – Они – люди. Против них – нежить. Выбор очевиден, правда?
– Нельзя поспорить, – отозвался каменщик. – Хотя люди же разные бывают. Где-то одних Возвышенных гоняют, а других привечают, где-то – наоборот.
– Мне просто плевать, кто как живет, вообще-то, – объяснил Лагерфай. – Черак под властью Царства. В Белостенье правят боги. Гетамейнцы зарылись под землю, хаслантийцы рвутся в небо… Все разные, молятся по-разному, цели и жизнь везде – иные. Только мне-то что? У этих земель есть общее – есть люди, есть чудовища, которые им угрожают. И есть такие, как я, которые чудовищ убивают.
– Звучит так, будто ваш мир двуцветен, – заметил Штерн. – Черное и белое, чудовища и люди.
Лагерфай рассмеялся.
– Ну как сказать. Я знаю, конечно, что среди людей встречаются такие сволочи, каким чудовища и в подметки не годятся. Но Возвышенные не всемогущи; с теми, у кого жуть в душе – пусть разбираются сами люди. Я могу с нелюдьми биться – что и делаю.
Он предпочел опустить фразу, которая напрашивалась – что и сам не полностью принадлежит к человеческому роду. Отличия Возвышенных и смертных были очевидны, но многие нередко говорили «Возвышенные» и «люди».
Штерн переложил в тележку не пригодившиеся кирпичи, и осмотрел работу. Тронул опоясывающую храм полосу из маленьких каменных хризантем – одной не хватало, была выломана чьей-то крепкой рукой.
– Отличная работа, – с уважением произнес он. – На солнце играет, но такой камень наверняка под луной прекрасно смотрится.
– Сегодня ночью и посмотрим, – согласился Лагерфай. – Надеюсь, сможем полюбоваться спокойно.

На ночь лагерь расположился «по-осадному», как подумал Лагерфай. Фургоны образовали круг, внутри которого расставили палатки ремесленников; йеддимов надежно привязали рядом. За этим кругом оказались палатки Стражей и наемников, а в десятках шагов дальше тауматурги каравана процарапали в еще твердой земле неглубокую бороздку и наполнили ее солью, обведя лагерь защитным кругом.
Сам Лагерфай поставил шатер ближе к кругу, в стороне от остальных и ушел к костру, где как раз готовился ужин для отряда Стражей.
К его удивлению, там оказался и Штерн… точнее, как раз он и готовил. И, судя по запаху, справлялся отменно, даже разогнал солдат, чтоб не мешали.
– Не боитесь сидеть как раз рядом с кругом? – поинтересовался Лагерфай, подходя ближе.
– Если что, добежать успею, – пожал плечами каменщик, – а если нежить мимо вас прорвется – так мне все равно будет, даже если в фургон залезу.
– Ваша правда, – согласился Лагерфай, садясь рядом.
Штерн бросил взгляд на шатер дракорожденного и заметил:
– Он отдельно.
– Что?
– Ваш шатер. Отдельно от других стоит. Даже наемники среди Стражей расположились.
– Ну так я не наемник и не Страж, – отозвался Лагерфай. – Я охотник.
– Кажется, будто вы не собираетесь вливаться в отряды.
– Я вряд ли в городе останусь, уйду после экспедиции, – заметил Лагерфай. – Зачем мне связи, которые все равно рвать?
– Может, чтобы было с кем жить в старости?
– Как будто я доживу до нее, – усмехнулся Лагерфай. – С моей-то профессией – скорее всего, погубит меня какая-то тварь. Буду еще рад, если редкая и опасная, а не просто везучая.
– А чего же тогда другим не займетесь? – поинтересовался Штерн.
– А если б занялся – кто б тогда с вашим караваном сейчас ходил? – ответил вопросом Лагерфай.
«Занятно, – подумал он. – Я бы понял, вздумай ремесленник расспрашивать меня о ремесле и диковинных чудищах – так ведь не это ему интересно. Явно не это».
Он пристально поглядел на Штерна, и на мгновение нахмурился. Тень в глазах каменщика… такая, будто он и сам странствовал ничуть не меньше Лагерфая, и тоже обрывал связи, которые еще и не успели родиться.
– Охотников на чудовищ немало, – задумчиво сказал Штерн. – Могли бы с ними ходить.
– Мог бы, и было бы легче, – согласился Лагерфай. – Но только если два охотника вместе – значит, где-то нет ни одного. А твари ждать не станут.
– Вы что, на всю жизнь через призму охотника смотрите? – нейтрально уточнил Штерн.
– Я этим ремеслом с четырнадцати лет занят. Через что мне еще смотреть? – Лагерфай усмехнулся. – Знаете, как Безупречные говорят – «в мире будет гармония только если каждый будет исполнять назначенную ему роль».
Штерн задумчиво поглядел вверх, на бледный диск луны.
– Многие бы сказали, что это порочный подход, убивающий человека.
– В моем случае это подход, который убивает тварей – и они не убивают людей, – поправил Лагерфай. – В конце концов, для чего мне вообще сила Возвышения?
– У нее много граней, думаю, – тихо отозвался Штерн, по-прежнему глядя на небо. – Очень.
Лагерфай нахмурился, помедлил, подбирая слова для вопроса…
И в эту самую секунду ночь разорвал крик часового:
– Мертвецы!
Стражи мгновенно оказались на ногах, подхватив обработанное солью и чарами оружие. Дежурные священники появились из палаток, торопливо бормоча молитвы.
– Не-воинов – в середину! – распорядился Лагерфай, вскакивая и подхватывая копье; ранее назначенные помогать Стражи мгновенно ринулись к ремесленникам, загоняя в круг фургонов всех, кто еще не оказался в укрытии. Краем глаза Лагерфай заметил Штерна: тот отступил в сторону, пропуская в круг нескольких художниц.
Остальные Стражи шагнули к соляному кольцу.
Враги приближались медленно, постепенно проступая из темноты. Пока что – только зомби, медлительное, но опасное войско. Именно войско – почти одинаковая одежда, приделанные вместо рук клинки, на многих – даже доспехи.
Лагерфай узнал знаки на одежде: символы Ахибы Трижды Ужасающего. Он слышал о военачальнике Топи Марамы, едва ли не единственном призраке, сумевшем сплотить вокруг себя мертвецов этой земли; да, именно его бойцов и стоило ожидать.
«Лучше бы я ошибался», – подумал Лагерфай, поднимая копье.
– Лучникам – стрелять по готовности, – скомандовал он. Да, соляная линия была надежной преградой – но охотники на чудовищ быстро учатся тому, что твари хитры.
Не научившиеся – осознают эту истину, когда жизнь из них вытекает вместе с кровью.
Заговоренные стрелы взвились в воздух, поражая зомби одного за другим. Лагерфай внимательно следил за приближающимися мертвецами, особенно за теми, в которых летели стрелы.
Один из зомби дернулся, отступив в сторону, уклонившись от стрелы – та вонзилась в мертвеца прямо за ним.
– Цельтесь по этому, в бронзовом шлеме! – мгновенно указал Лагерфай, и лучники тут же исполнили приказ.
Зомби лишены разума и неспособны осознать опасность. А вот немиссар, призрак в мертвом теле – может; гибель оболочки не убивала немиссара, но расставаться с телом раньше срока они обычно не хотели.
Не то чтобы Лагерфай собирался давать им выбор. Вот этот «зомби», скажем, тут же рухнул, получив несколько стрел в грудь и лицо.
Остальные же продолжали медленно приближаться.
«На что они надеются? – Лагерфай крепче сжал древко копья. – Обычные мертвецы не перейдут соляную линию, и если Ахиба не поставил командирами полных идиотов – то они это понимают. Чужая магия? Может, на них работает кто-то живой? Ну так его же зарубят, стоит ему подойти к кольцу…»
Лагерфай не успел зайти далеко в предположениях – на возникавшие в уме вопросы ответили самым неожиданным и впечатляющим образом.
Раздался скрежет – и темноту над головами зомби вспорол камень величиной почти с человека: Стражи едва успели отскочить, когда он ударился о землю, вспорол мерзлую почву, разнес несколько щитов и остановился, только пропахав несколько шагов.
И распоров при этом соляной круг.
«Катапульта! Мать их, откуда?!»
Но на раздумья времени не оставалось, Лагерфай ринулся к возникшей бреши; один из тауматургов опередил его, развязывая на ходу мешочек с солью.
Опередил – на свое же несчастье.
Из рядов зомби вырвалась стремительная тень, мигом преодолевшая оставшееся расстояние; бледные когти впились в грудь тауматурга, тот осел на землю. Лагерфай оказался рядом всего долю мгновения спустя; точный удар копья отшвырнул призрачное существо прочь.
Но было уже поздно. Такие же боевые призраки уже ворвались в брешь – а скрежет послышался вновь, и над головой Лагерфая промелькнул второй камень. Целились солдаты Ахибы с воистину нечеловеческой точностью. Может, и катапульту просто дотащили разобранной, мертвые мышцы же не устают?
Самому Лагерфаю сейчас, правда, было не до точности. Копье мелькало в его руках подобно игле вышивальщицы, он отбивался сразу от нескольких призраков – но его теснили.
Стражи возникли с обеих сторон, выставили щиты. Одного из них призраки сбили с ног, разорвав бедро, сам Лагерфай заработал кровавую полосу на щеке - но получил секунду передышки, и, оглядевшись, выругался.
Проклятый камень не только распорол круг – он сбил несколько щитов, и часть из них тоже проехалась по соли. Не раскидала всю, но все же размазала и выбила из бороздки – и теперь зомби могли, пусть и медленно, но пройти.
Что и делали.
– Защищайте круг фургонов, – приказал Лагерфай, – я их чуть придержу.
– Сможете? – выдохнул молодой Страж – кажется, тот же, кому он посоветовал поправить меч еще у ворот Белостенья.
Лагерфай усмехнулся.
– Попробую. Но вам лучше в одном строю со мной не стоять. Поддержите из-за спины, работаем «по острию».
Что ни говори, а Стража Белостенья всегда отличалась дисциплиной – и бойцы тут же отступили, повинуясь приказу.
На глазах Лагерфая часть зомби оторвалась от остального войска и под предводительством нескольких призраков устремилась в обход, разделяясь на две группы – видимо, где-то еще прорвали круг. Ничего не поделать, там придется справляться без него.
Зомби и боевым призракам нужно было совсем немного времени, чтобы добраться до Лагерфая, но все-таки время было. На то, чтобы закрыть глаза. Сосредоточиться.
И ощутить – каким-то даже не имеющим отношения к Эссенции чутьем – что сражаешься не один. Что позади стрелки поднимают луки, а священники набирают воздух в легкие, готовясь читать изгоняющие и упокаивающие молитвы. Что Стражи и служители богов сковали из собственной воли копье… а он – его острие.
Лагерфай открыл глаза.
Стихия взвилась вокруг его фигуры теплыми весенними ручьями.
Первый из зомби получил удар копья в шею, и голова мертвеца отлетела прочь.
Копье засновало в руках Лагерфая, отбивая в сторону чужие мечи и топоры; удачные удары лишь высекали искры из металлической оковки древка. Вокруг наконечника плескался водный ореол, и чеканные молитвы за спиной, казалось, усиливали его, а лучники посылали стрелы одновременно с выпадами копья.
Копейщик может драться со множеством врагов и стоять на месте только если он в строю таких же; это был не тот случай, и Лагерфай ни на секунду не останавливался. Шаг направо, наконечник отводит чужой меч в сторону, скользит мимо него, вонзаясь в грудь; выдернуть оружие, сместиться, крутануться и ударить древком, отбрасывая мертвеца, разорвать дистанцию, поразить колено и плечо, отскочить, сбить шлем вместе с головой… Скорость боя равна длине жизни, как учил мастер Найстурм.
Ручьи анимы струились вокруг Лагерфая, рассекая плоть тех, кто подходил слишком близко. Копье вспыхивало стихийной силой, и она же придавала скорости движениям.
Массивный зомби кинулся прямо на Лагерфая, размахивая закрепленными вместо рук тесаками; точный удар копья остановил мертвеца… и в ту же секунду в его грудь вонзились две заговоренные стрелы.
Отличные выстрелы. И донельзя невовремя.
Зомби рухнул, как подкошенный, и его вес вырвал копье из рук Лагерфая: тот только и успел, что выругаться. На большее времени не хватило – к нему как раз прыгнул очередной мертвец, занося меч.
Лагерфай отбил его – ладонью по плоской стороне; направленное в сердце острие прошло почти мимо, располосовав плечо. Точным ударом кулака Лагерфай отшвырнул мертвеца, но тот мгновенно вскочил.
«Немиссар! Ждал, пока я копья не лишусь…»
Немиссар атаковал снова – меч блеснул в ночном воздухе; Лагерфай мгновенно пригнулся, уходя от удара и тут же вынужден был перекатиться по земле – секира зомби едва не снесла ему голову с плеч.
Вокруг снова свистнули стрелы, сопровождаемые звуками молитвы; мертвецы на мгновение отпрянули, и Лагерфай оказался на ногах – как раз вовремя, чтобы снова отбить удар меча немиссара и заработать рану на ноге. Не смертельную, но неприятную.
Проклятие! Вот это уже плохо… Подвижность ограничена совсем ненамного – но это сейчас. Такие раны с каждой минутой чувствуются все острее.
«Что ж, придется играть с огнем, – быстро подумал Лагерфай, – они достаточно близко».
Немиссар вновь рванулся вперед; Лагерфай с присущей Водным гибкостью уклонился от выпада, пропуская меч над плечом.
Долей секунды позже пропитанный Водой кулак впечатался в грудь немиссара с совершенно неожиданной силой, отшвыривая мертвеца прочь и сбив еще одного зомби. Немиссара это ошеломило лишь на секунду – зомби и так уже подходили все ближе, два боевых призрака зашли за спину Лагерфаю… но, поднявшись вторично, мертвец застыл в изумлении.
Потому что сейчас анима Лагерфая блистала не только сиянием воды – в ней плескалось ярое, золотистое пламя.
– Ты… ты же Водный! – прохрипел немиссар.
– Вода – река души моей, – нараспев произнес Лагерфай, повторяя слова своего учителя боевых искусств, – над ней пылает пламя. Огонь Золотого Янычара.
Поднятый кулак вспыхнул ярким золотистым огнем, заструившимся от пальцев к запястью и предплечью.
– Горите, твари тьмы.
Он со всей силой вогнал кулак в лицо ближайшего зомби – и мертвая плоть мгновенно занялась пламенем, вырвавшимся из руки Лагерфая и воспламенившим одежду и кожу врага. В тот же миг сблизившиеся и вскинувшие оружие зомби застыли – их охватил призрачный, колеблющийся огонь.
Миг спустя он стал настоящим и поле боя озарилось десятками пылающих факелов; зомби горели молча, боевые призраки и немиссар взвыли, когда огонь принялся пожирать их. Отблески пламени метались по полю, играя сотнями оттенков в аниме Лагерфая, на оружии Стражей, на лице отступающего к соляным линиям Штерна.
Для этого и был создано боевое искусство Золотого Янычара. Для этого мастер Джанкол и обучил ему Лагерфая сорок три года назад.
Всегда, выпуская силу чармов этого стиля, особенно того, что венчал искусство, Лагерфай чувствовал безмерное удовлетворение. Как еще можно одновременно сразить столько темных тварей?
Разве что надо было подманить их к себе – не такую уж большую область охватывала магия стиля.
Прогоревшие почти мгновенно зомби обрушились на землю; как Лагерфай и подозревал, спалить он сумел не всех, и новые мертвые солдаты безмолвно двинулись к нему.
Но их было куда меньше. Лагерфай коротко усмехнулся, делая шаг вперед – рана отозвалась болью в ноге – вскинул руки. Видно, в зомби был вложен приказ выбивать самых опасных противников в первую очередь – двинулись они прямо к Лагерфаю.
Тот даже не стал шевелиться – заговоренные стрелы Стражей и молитвы – сорвавших голос священников заменили другие – сделали свое дело, лишая ходячих мертвецов подобия жизни.
– Отлично, – устало выдохнул Лагерфай. Скоротечный бой все-таки выматывал, да и Эссенцию он тратил очень уж щедро. Оглянувшись на Стражей, он приказал: – Так, быстро, проверьте, как там у ос…
– Сзади! – прервал его выкрик молодого Стража.
Лагерфай мгновенно развернулся, готовясь встретить удар – но его не последовало.
Вместо того из темноты проступила желто-серая колышущаяся пелена, внутри которой покачивался смутно различимый силуэт. Плотный туман медленно полз вперед: на глазах у Лагерфая он коснулся руки одного из зомби – явно свежего по виду – и плоть мгновенно усохла.
«Энтропический туман», – всплыло в уме Лагерфая название. Редкая пакость – стрелы ему нипочем, изгоняющие молитвы тоже не сработают: эти твари порождались Нижним Миром, они вообще никогда не были живыми и не помнили Творения.
Почему он раньше не появился? То ли военачальник решил подчистить туманом поле битвы после схватки, то ли тот просто не дополз даже за медлительными зомби… какая разница? Сейчас он здесь, надо что-то сделать.
Оставались только чармы Золотого Янычара. Сумеют ли они сжечь живой туман?
Лагерфай понятия не имел. Но иного варианта не было – и он, стараясь не ступать на раненую ногу, двинулся навстречу туману. Угасшие было ручьи анимы вновь зазвенели вокруг, когда Лагерфай принялся собирать Эссенцию.
«Даже непонятно, куда его бить, – с мрачной иронией подумал он. – Ладно. Буду просто жечь».
Лагерфай скользнул в боевую стойку, чуть расслабив ладонь. Так, парализовать туман горящей болью бесполезно… надо бить чистым огнем стиля. Ну и собственной стихией, конечно. Даже если и не убьет – наверняка ослабит так, чтобы остальным было легче, тауматурги каравана наверняка уже все талисманы вытащили.
Туман неспешно пожирал оставшееся до Лагерфая пространство. Двадцать шагов. Десять. Пять…
Лагерфай глубоко вздохнул, чуть сменил позу, отвел руку назад, готовясь атаковать.
Пронизанная серебром тень с равной легкостью вспорола ночную темноту и желтый туман. Удар невидимой силы разорвал смертоносную дымку, вспыхнувшее серебро озарило ночь, смешиваясь с отблесками огня на трупах и аниме Лагерфая; туман задергался, но в него уже вцепились острые когти. Ветер, поднятый могучими крыльями, был пронизан Эссенцией и бился в воздухе, рассеивая полуматериальную тварь.
Лагерфай застыл на месте, ошеломленно глядя на происходящее. Звериных черт и серебряного сияния было достаточно, чтобы сделать вывод… но лунар?! Здесь?! Сейчас? Откуда, во имя Драконов?
Прибытие лунара казалось прямым вмешательством богов – или все-таки именно Драконов? Объяснения этому чуду Лагерфай решительно не мог подыскать, но он слишком долго сражался с чудовищами, чтобы не научиться пользоваться всем, что подворачивается под руку.
– Лучники! – рявкнул он, и сбросившие оцепенение Стражи мгновенно осыпали туман заговоренными стрелами. Может, они и не причиняли вреда по-настоящему – но отвлекали тварь, не давали ей по-настоящему сопротивляться… и когти лунара рвали ползучую пелену с еще большей легкостью.
Еще пара секунд. Свист стрел. Удары когтей и крыльев.
А затем туман растворился – и лунар взмыл в небо, исчезнув в ночной темноте.

– Я ни демона не понял, что это было, – признался Ольсон, – но очень вовремя появился. Мы бы не успели караван так тронуть, чтобы туман не догнал, а рассвет-то еще не скоро.
– Это он очень вовремя появился, – кивнул Лагерфай. Раны он уже перевязал, и сейчас отчищал от гнилой крови копье – к счастью, не сломалось. – Потери есть?
– Один отряд мертвецов прорвался-таки, – мрачно сказал глава каравана. – Парни справились, отогнали… Ну как отогнали. Удержали – а потом вдруг возник лунар и подрал всех. Но ремесленников мертвецы зацепить успели.
– Сколько погибло?
– Если б не лунар, – Ольсон кивнул в темноту, – было бы больше. А так – дюжину потеряли, что Стражей, что рабочих. Лайр, Рольт, Эвира, Штерн, Кленн…
– Штерн? – выделил имя Лагерфай.
– Да, – подтвердил Ольсон, – вообще пропал. Наверное, в темноту утащили. Жаль, хороший был мастер, доброго ему следующего рождения.
– Погодите, – нахмурился Лагерфай. – Там же два отряда было. Куда второй делся?
Ольсон пожал плечами.
– Не дошел к нам, и на том спасибо.

Лагерь вскоре утих. Ремесленники вернулись на места, Стражи снова выстроили оборону вокруг лагеря; походные лекари врачевали раны, тауматурги заново насыпали соляные кольца.
А Лагерфай отошел к дальнему краю лагеря, остановился у самой соляной линии и вгляделся в темноту. Покачал головой, сощурился, различая смутные тени во мраке, задумчиво постучал о землю древком копья. Почему-то он не сомневался, что утром они найдут еще один отряд нежити – который начал обходить с фланга, да так и не пришел; а где-то наверняка лежит разломанная катапульта, вокруг которой – оболочки немиссаров. И на разорванных телах будут следы огромных когтей.
– Я знаю, что ты здесь, лунар, – негромко произнес Лагерфай. – Я не вижу тебя, но чувствую на себе пристальный взгляд. Думаю, ты слышишь меня.
Он тихо рассмеялся.
– Как бы странно ни звучало от дракорожденного в эту Эпоху – спасибо. За помощь в бою.
Темнота шевельнулась всплеском могучих крыльев, и потекла шепотом, исходившим, казалось, отовсюду.
– Иначе быть не могло.
– Прости любопытство, – с интересом спросил Лагерфай, – но почему? Твоих сородичей не привечают в Белостенье.
– Вы люди, – ответила шелестящая ночь. – Они – нежить. Выбор ясен.
Лагерфай на мгновение замер, потом снова усмехнулся.
– Значит, я прав… Ну, спасибо тогда еще и за интересную беседу. Ты и храмы восстанавливал по той же причине? Вплел в них еще и что-то свое, лишний барьер против призраков?
Ночь рассмеялась в ответ.
– Может, да. Может, нет. Мир не двуцветен, дракорожденный. Людей могут спасать и те, кто рвет с ними связи... и те, кого они гонят прочь.
– Воистину так, – согласился Лагерфай. – Ну что ж, может, мы еще увидимся. Цвет воды и цвет луны… неплохо сработались, а?
Ответом стало хлопанье крыльев: лунар растворился в темноте.
Лагерфай покачал головой и двинулся обратно к лагерю. Раны уже начали заживать, к следующему полудню от них не останется и следа. Если выспаться – то все будет еще лучше.
Под подошву попалось что-то твердое, но странно правильной формы для камешка. Лагерфай нагнулся, поднял миниатюрный диск; разглядев, усмехнулся, подбросил на ладони. Свернул налево, подойдя к храму, на ощупь нашел выбоину.
И закрепил в ней маленькую каменную хризантему.

@темы: Exalted, Летняя ФБ, Творчество

Мне всегда было обидно, что нам дали в каноне интереснейший намек на бывшего кодмастера, а показали его всего в одной серии, в дальнейшем он никак не проявлял то, что был, в общем-то, опаснейшей личностью. Что ж, когда появилась возможность дописать историю в этом отношении, я с радостью ей воспользовался.

Когда солдаты Мегабайта наведывались на свалку, желая отыскать непонятно что, Пирсон не возражал. Зачем ссориться с вирусом?
Когда сюда залетал безмерно пронырливый Энзо со своей здоровенной псиной, Пирсон не возражал. Бесполезно.
Когда на свалке принялись скрываться беженцы из разных секторов, Пирсон не возражал. Совесть у него была.
Когда солдаты Мегабайта принялись обыскивать весь сектор, включая свалку, Пирсон тоже не возражал. Хотя и далеко не по тем причинам, какие могли бы назвать остальные.
О том, что ворчливый владелец свалки когда-то был кодмастером по прозвищу Коготь, в Мэйнфрейме не знал практически никто. Собственно, до недавних времен один Фонг и знал, и Пирсон искренне восхищался силой воли и честью администратора: тот сумел сохранить тайну от всех, даже от одержимого поиском пути в другие системы Веллмана Матрикса. И Пирсон Фонга поддерживал: кому как не ему знать, сколько опасностей таит в себе Сеть, не говоря уже о Паутине…
Если бы не коллега по имени Ленс, заявившийся в Мэйнфрейм как раз в поисках Когтя, тайну так бы никто и не узнал. То, что промолчали Страж и Дот Матрикс, было неудивительно, но придержал язык и Энзо – и вот это уже можно было считать милостью Пользователя.
Но в любом случае, это дело прошлое. «Кодмастер – всегда кодмастер», – сказал Ленс; Пирсон же стремился всей своей жизнью в городе доказать, что это не так.
Очень стремился. Иногда это было очень непросто.
Как сейчас, когда Пирсон стоял на вершине очередной кучи хлама, похлопывал по бедру сварочной маской и мрачно смотрел с высоты на то, как солдаты Мегабайта загоняют жителей Мэйнфрейма в фургон. Он уже не раз видел эти черные фургоны – просторный кузов, по четыре солдата в каждом, легкий пулемет на кабине. Здесь, правда, бойцов было пять; ранее Пирсон видел, как за углом здания рядом приземлилась еще одна машина. Видимо, одного прислали на помощью.
Горожан-биномов было почти два десятка, но у всех солдат имелись дубинки и автоматы. На глазах Пирсона один из облаченных в черное бойцов вытянул дубинкой слишком медленно шагавшего бинома, едва не сбив его с ног.
«Вот что мне до них? – спросил себя Пирсон. – Я не родился в этом городе. Я его и выбрал-то лишь потому, что это была закрытая система, и Гильдия на нее внимания не обращала».
Но все-таки… зрелище разжигало в Пирсоне злость. Может, потому что солдаты служили вирусу, а страшнее кодмастеров у вирусов врагов не было? Может быть.
А может, дело в том, что мэйнфреймовцы – не эти, но все же из города – стали между ним и Ленсом? Были готовы рискнуть своими кодами, заявив «традиция Мэйнфрейма»?
Пирсон прикрыл глаз, вспоминая свою клятву Фонгу.
Не выдавать город Гильдии. Не вредить Мэйнфрейму. Не удалять живых. Все правильно, клятва безобидности и невмешательства. Его даже в нарушении второго пункта нельзя упрекнуть – вот в случае с Ленсом еще можно было бы поспорить…
– А, да пошли вы все в Паутину! – выругался Пирсон.
Резким движением он нацепил маску, мимолетно задумавшись – уж не потому ли захватил ее, услышав шум за пределами свалки? С легкостью съехал по пологому склону горы хлама, остановившись лишь на мостовой – и решительно зашагал в сторону солдат.
Конечно, его заметили.
– О, ну надо же, уже и сами идут! – с усмешкой покрутил дубинкой ближайший солдат – высокий бином. – В очередь к машине, быстро!
Пирсон даже не замедлил шага, направляясь прямо к бойцу. Тот нахмурился, шагнул навстречу.
Никто из солдат не беспокоился: они сочли Пирсона безоружным, да так оно и было. Пику Гибсона он сломал своими же руками. Других инструментов для работы с кодами тоже под рукой не было.
Но подготовка Гильдии не ограничивалась только мастерством взлома и изменения. Кодмастера очень часто наживали себе опаснейших врагов и забирались в те места, которые могли с легкостью погубить их; поэтому Гильдия готовила своих оперативников так, чтобы они могли постоять за себя в любых условиях.
Пирсон мог отринуть жизнь кодмастера, мог сменить формат, мог забросить в чулан опаснейшее оружие – но потерять знания и накопленные умения он был просто не способен.
Солдат взмахнул дубинкой, собираясь треснуть непонятливого старика по голове. Похоже, он очень удивился, когда дубинка вырвалась у него из рук и приложилась к лицу, а сам боец треснулся затылком о машину, пролетев пару метров.
Бойцы Мегабайта были вышколены хорошо: оружие они вскинули мгновенно, но опоздали буквально на вдох. Любому кодмастеру этого бы хватило.
Пирсон мгновенно прокатился по мостовой – выстрелы разорвали воздух над его головой. Дубинка в руках Пирсона подбила колено ближайшему солдату, швырнув его на товарища; крутнувшись на месте, бывший кодмастер сбил другого, и вскочил, продолжая движение – впечатав дубинку в грудь оставшегося.
Еще несколько коротких точных ударов – и сознание потеряли все солдаты. Пирсон резко развернулся и рванул к углу здания, зная, что на шум прибежит экипаж второй машины. Он метнул дубинку как раз тогда, когда затянутый в форму бином выступил из-за угла; солдат рухнул как подкошенный.
Смена формата все-таки не вытравила многие способности прошлого: второй солдат успел лишь вскинуть оружие, когда Пирсон оказался рядом. Ладонь кодмастера толкнула автомат вверх, и очередь ушла в небо; перехватив и крутанув оружие, Пирсон вырвал его из рук бинома, вышиб из него сознание ударом приклада. Последний солдат дернулся в сторону, пытаясь поймать противника в прицел, не задеть своего. Автомат снова метнулся в руках кодмастера как живой, уставившись дулом в лицо солдата, и тот замер.
Пирсон едва успел перехватить у рефлексов власть над телом, не нажать на спуск; вместо того он ударил стволом, быстро и хлестко, как умел.
Затем медленно выдохнул, оглядев восемь поверженных бойцов. Все живы. Никто не удален.
Он все-таки не нарушил свою клятву полностью.
– Сваливайте, – повернулся он к ошарашенным беженцам. – Быстро, пока новый патруль не заявился!
Биномы даже не подумали спорить – ринулись бежать со всех ног, рассыпаясь в благодарностях на ходу. Пирсон усмехнулся под маской – мэйнфреймовцы вежливы… Но тут же помрачнел.
Маска маской, но если солдаты доложат о случившемся, весть очень быстро дойдет до Мегабайта. А при всех недостатках вируса тот был все-таки изрядно умен и внимателен, и сделать выводы сумеет. Можно, конечно, надеяться, что солдаты не пожелают признаваться, что их снес один-единственный бином… но это лишь шаткая надежда.
Пирсон поглядел на автомат в руках. Решить проблему было бы очень просто… но нет. Нельзя. Раньше он придерживался правил Гильдии, теперь – собственной клятвы, ставшей для него таким же нерушимым кодом, как и устав.
Отшвырнув прочь оружие, Пирсон решительно двинулся к кучам хлама.
Жизнь на свалке хороша тем, что всегда есть где спрятаться. И даже Мегабайт тут не отыщет.

Дот Матрикс отыскала его очень быстро, и то, что это все-таки была Дот, с ее связями и головой, Пирсона никак не обрадовало.
– Идите закодируйтесь, – сообщил он Дот раньше, чем та успела рот раскрыть. – Сейчас по вашим следам солдаты явятся.
– Не думаю, – Дот опустилась ближе к земле и сошла со гравидоски. – Я была очень осторожна, мистер Пирсон.
Тот лишь мрачно пожал плечами, собравшись скрыться обратно в подземном укрытии.
– Подождите! – Дот поймала его за плечо. – Я хотела поблагодарить за тех беженцев – они успешно добрались до нас.
– Рад слышать, – хмуро буркнул Пирсон.
– И нам понадобилась бы помощь.
Пирсон замер. Мрачно глянул на Дот.
– Нет, – отрезал он. – Я и так жалею, что себя показал.
– Мистер Пирсон… – мягко продолжила Дот.
– Да чтоб вас! – вспылил Пирсон. – Не «мистер Пирсон» вам нужен, а кодмастер Коготь! Как будто мне не понятно…
– Да, – откровенно ответила Дот, и Пирсон поперхнулся.
Такой прямоты он не ожидал.
– Военные силы у нас с Мегабайтом сравнимы, – продолжила Дот, – но он легко пойдет на все то, чего мы сами делать не захотим ни в коем случае. Нам нужен козырь, мистер Пирсон, нам нужна особая помощь, которой у Мегабайта нет.
– У вас есть эта рыжая бестия, – мрачно напомнил Пирсон.
– Она только одна, – указала Дот, – и она не вольфрамовая.
– И без меня не справитесь? – саркастически уточнил Пирсон.
– Возможно, справимся, – невозмутимо ответила Дот. – Но будет куда сложнее и тяжелее, чем с вами.
Пирсон хмыкнул. Он столько времени жил под маской, что прямота даже как-то обезоруживала.
– Чтоб весь город узнал о том, кто я есть? – проворчал он.
– Если Мегабайт его захватит, то это уже значения иметь не будет, – указала Дот. – Я могу обещать, что из непосвященных узнает только Мышь… а так вы можете замаскироваться!
– Идея совсем как у братца, – скептически глянул на нее Пирсон и почти пожалел о сказанном: в глазах Дот на мгновение плеснулась острая боль.
– Да, – сдержанно признала она. – У Энзо нередко бывали… бывают внешне странные, но полезные идеи.
Пирсон помедлил. Потом недовольно покачал головой.
– Только потому, что здесь орудует вирус, – сообщил он. – Подождите.
Дот не пришлось ожидать долго: очень скоро Пирсон появился в совершенно неузнаваемом наряде: темная куртка, сварочная маска, тяжелый пояс с инструментами на талии и обмотанная вокруг левой руки цепь. В правой руке он нес гравидоску.
– Я принесла одну с собой, – удивленно сообщила Дот, указав на сложенную доску, висевшую у нее на поясе.
– Эта лучше, – хмыкнул Пирсон, опуская маску. – Взлетаем, мисс.

– Патруль! – коротко сообщила Дот, кивнув назад.
Пирсон огляделся, сощурившись. Да, две машины Мегабайта. Легкие, но опасные – скорость плюс пулемет на крыше; стрелок и пилот надежно укрыты в кабине. И они уже заметили цели, стремительно сближаются.
– Вперед, – велел Пирсон; голос его звучал глухо из-под маски. – Я с ними разберусь.
– С двумя сразу? – недоверчиво взглянула на него Дот.
Пирсон хмыкнул.
– Знаете, за что кодмастера получают прозвища?
– Нет, – призналась Дот.
– И не надо, – заключил Пирсон. – Быстро! У меня тут бой намечается.
Дот сорвалась с места; Пирсон же взялся за накрученную на руку цепь, неторопливо разматывая ее.
Так. Они близко…
Начнем.
Короткая команда заставила гравидоску рвануться вперед с неожиданной скоростью: обычные доски на такое способны не были, но свой транспорт Пирсон собрал лично. И, само собой, отключил все предохранители.
Вскинув руку с зеркалом, он отслеживал машины позади, которые ускорялись все больше. Конечно, они нацелились на Дот, не обращая внимания на ее спутника; ошибка. Крупная. Такая же крупная, как вон та вертикальная балка прямо по курсу.
Пирсон резко взмахнул рукой: цепь хлестнула в воздухе, обмотавшись вокруг балки и защелкнувшись; инерция крутанула его в воздухе, заставив описать почти полный круг, еще больше нарастив скорость…
И приводя прямо в борт чужой машины.
Перед самым столкновением Пирсон повернулся и сгруппировался так, чтобы весь удар пришелся на гравидоску; творение кодмастера должно было выдержать, и выдержало, хотя зубы лязгнули, а в глазах на секунду поплыло.
Зато машина, получив неожиданный и мощный удар, слетела с курса, врезалась другим бортом в угол здания; пилот попытался выправить положение, но не смог – машина проехалась по ближайшей крыше, снесла кусок бортика на ней и замерла.
Отлично. Даже вытаскивать никого не пришлось: солдаты вылезали сами, и Пирсон мимоходом порадовался, что не слышит их.
Цепь отстегнулась сама – спасибо хитрому замку, – и Пирсон начал сматывать ее обратно.
Резко кольнуло предчувствие, и Пирсон, не размышляя, метнулся налево. Вовремя: небо рассекли очереди тяжелого пулемета. Вторая машина предпочла разобраться с угрозой, а не гоняться за Дот? Тем лучше.
Пирсон прибавил скорость, дергаясь из стороны в сторону, и вытаскивая из пояса небольшой инструмент. Стрелок никак не мог поймать его в прицел, но пилот уверенно сокращал дистанцию…
Пока Пирсон попросту не отключил гравидоску, камнем рухнув вниз.
Машина пронеслась прямо над ним, и цепь взвилась вверх, защелкнувшись на бампере; движение увлекло Пирсона вперед и вверх, снова включившаяся доска заставила его описать дугу, приземлиться как раз на крыше машины.
Прямо рядом с пулеметом.
Извлеченный на свет прибор остался от времен Когтя: даже обладая мощным оружием, Пирсон предпочитал иметь под рукой полезные мелкие предметы. И сейчас ему стоило лишь наклониться, коснуться оружия и включить эту мелочь – миниатюрный, но мощный резак.
Пулемет отделился от опоры, улетев прочь; Пирсон мгновенно освободил цепь, сорвался с машины и понесся к Центральному Офису. Лишившиеся оружия пилоты только проводили его градом ругательств.

Дот сдержала слово: они прошли в Центральный Офис через боковой вход, и оказались в полупустой комнате с массивным пультом и десятком экранов.
– О, мастер Пирсон, я очень рад вас здесь видеть, – оглянулся Фонг. – Вы все же решили присоединиться к нам?
– Уговорили, – хмуро пояснил Пирсон, снимая маску.
– Даже не сомневаюсь, – отозвалась Мышь, расположившаяся в кресле перед пультом. – Надеюсь, это того стоило, мне пришлось устроить небольшой финт, чтобы отвлечь еще пяток патрулей в той области.
– Спасибо, – поблагодарила Дот. – Мис…
Но ее спутник уже уверенно подошел к пульту, подтащив стул из угла.
– Подвинься, девочка, – велел Пирсон. – Дай-ка биному с опытом поработать.
– С опытом? – возмутилась Мышь. – Дед, ты знаешь, сколько я с системами работаю?
– Я знаю, что проходил дуги Кесселя за наносекунды, когда твой код и не составили еще, – хмыкнул Пирсон, занимая место за пультом и стремительно проглядывая данные. – Не мешайте.
Фонг усмехнулся. Мышь оскорбленно нахмурилась, но тут же удивленно вскинула брови, приглядевшись к тому, как руки Пирсона летают по клавишам.
– Минуту, а я ведь такую защиту знаю, – заметила она. – Я как-то ее ломала в Синдиске…
– Я там когда-то работал, – кивнул Пирсон. – Но, наверное, давно обветшала; эта будет куда получше.
Мышь только моргнула, глядя, как старый бином вводит новые элементы в систему защиты, пробормотала «займусь-ка я Паутиной» и передвинулась к другому краю пульта. Пирсон одобрительно покосился в ее сторону: судя по тому, что он видел перед собой, Мышь справлялась блестяще. Пожалуй, он ее превосходил лишь в опыте и в том, что знал разработки Гильдии, которые спрайту со стороны просто не были доступны.
Да, Гильдии… Пожалуй, последнее время Пирсон снова чувствовал себя почти как Коготь – сражения, риск, сейчас вот работа с системой…
И что таить – ему это нравилось. Азарт скоротечного боя это доказал, нынешние чувства лишь подтверждали. Создание несокрушимых защит, плетение кодов, мгновенный подбор адекватного ответа на атаку… когда-то все это было для него смыслом жизни. Да и сейчас осталось самым захватывающим чувством, какое только можно представить.
Сможет ли сопротивляться соблазну и вернуться потом в укрытие? Или все-таки поддастся, найдет способ работать, не нарушая клятвы?
«Ты был прав, Ленс, – мрачно подумал Пирсон, продолжая укреплять защиту Мэйнфрейма. – Кодмастер – всегда кодмастер».
Иногда это бывает не так уж плохо.

@темы: Летняя ФБ, ReBoot, Творчество

Идея, строго говоря, не моя. Ее подсказал Скорп, довольно давно подсказал, и с тех пор она у меня где-то на периферии сознания крутилась; ФБ дала стимул наконец воплотить эту мысль. Благо Сангвиний и Магнус у меня в числе любимых примархов числятся неизменно. А финальная фраза легла в историю неожиданно, но, кажется, очень к месту.
Благодаря замечаниям команды – несколько расширил текст, получилось лучше, чем изначально.

Даже примархам надо отдыхать.
Все сыновья Императора об этом помнили, но в течение жизни почти никому из примархов не доводилось по-настоящему изнурять себя, по-настоящему желать отдыха.
Сангвиний и не думал, что когда-либо будет чувствовать безмерную усталость, что Кровавый Ангел может устать от битвы. Конечно, он понимал, что когда-нибудь мир докажет – это не так.
Он просто не ждал, что доказательством станет осада Терры.
Каждый день проходил в непрерывном багровом тумане битвы; космодесант и простые солдаты выходили на стены, отражали натиск предателей – слово «Хаос» понемногу расползалось в армии – и понимали, что завтра будет то же самое. Сангвиний не знал, сколько человек уже погибло, и даже не был уверен, что потери можно подсчитать. Он довольствовался тем, что выяснял, сколько пало Кровавых Ангелов – каждый день уменьшал его Легион. Пожалуй, осознание этого истощало силы быстрее, чем битва и давило на плечи тяжелее, чем доспех.
Золотую броню Сангвиний мог снять – и снял ее только что, передав в руки слуг, потом омыв тело, натянув чистую одежду… но тяжесть осталась, переместившись с плеч в сердце.
Сейчас, как и во все предыдущие ночи, он заставлял себя заснуть, распростершись на созданной под могучие крылья кровати, понимая, что завтра понадобятся все силы. Но, несмотря на усталость, сон не шел, сочащаяся кровью реальность не желала отпускать. Только усилием воли примарх наконец сумел отрешиться от яви.
Сны всегда были особенно важны для Сангвиния. Сновидения помогали ему лучше понять прошлое – и заглянуть в будущее; не самый надежный, но полезный дар, не раз спасавший его и Девятый Легион.
Но сейчас каждую ночь вместо событий грядущего он видел лишь настоящее и прошлое. Видел братьев, вставших против Императора и Терры… видел их, какими они были, и какими стали.
Образы скользили во снах Сангвиния, сменяя один другой. Каждый приносил с собой гнев и боль, но каждый окрашивал эти чувства иными красками.
Благородное лицо, уверенный взгляд, короткая темная стрижка, легкая усмешка на губах, внимательные, цепкие глаза. Алое око на доспехах, волчья грация в движениях.
Хорус. Всегда первый, всегда – первый во всем. Правая рука Императора, Воитель, лидер мятежа… Тот, чьим именем уже проклинают врагов. Самый близкий брат. Самый важный и опасный враг.
Он не пытался переманить Сангвиния на свою сторону. Демоны на Сигнус Прайме пытались – но не сам Хорус. Не желал соперника… или просто знал, что уговоры будут совершенно бесполезны? Может, и то, и другое.
Внимательный взгляд мудреца с огнем в душе, покрывающие кожу золотистые письмена, чеканное лицо, способное пылать как вдохновением, так и ненавистью.
Лоргар. Мастер слова, красноречивый как никто другой – и сейчас его слова подкрепляют решимость отступников. Неужели для него оказалось столь просто отбросить верность Императору и направить свой пыл на гибель Империума?
Суровое мрачное лицо, тяжелый взгляд, губы, с которых редко скрываются слова; кажется, что он выплавлен из несокрушимой стали.
Пертурабо. Мастер осад, мастер ремесла – выходившие из его рук творения всегда поражали Сангвиния. Почему он отказался от Империума? Ответа не было, но можно и не сомневаться: примарх Железных Воинов хорошо обдумал решение.
Безупречное лицо, струящийся белый шелк волос, изысканный чеканный узор на доспехах – и при всем этом манеры и поведение воина, не уступающего другим.
Фулгрим. Самый гордый – и самый изменившийся. Сангвиний видел издали тварь, в которую он превратился, и даже не желал об этом думать.
Копна огненно-рыжих волос, черты воина-мудреца. Медный профиль, пылающий многоцветный глаз – другой перечеркнут линией шрама и пуст.
Магнус…
Магнус повернул голову и произнес:
– Не стоит тратить на раздумья время, брат. Сделанного не вернешь.
Сангвиний замер. Образы перестали сменяться, сон мгновенно обрел четкость, и Ангел мгновенно осознал, что сейчас он смотрит в глаза настоящему Магнусу, не порожденному разумом видению.
– Как ты сумел?.. – выдохнул Сангвиний.
– Брат, – Магнус сделал небрежный жест, – я все-таки не зря называюсь первым псайкером среди примархов. Здесь уже много дней бушуют силы варпа, защиты Дворца ослаблены. Я не могу проникнуть внутрь по-настоящему – но уж дотянуться-то до знакомого разума мне по силам. Особенно когда ты так удачно обо мне задумался.
– Твой голос всегда звучит так уверенно, когда ты говоришь о своем таланте, – не удержался от улыбки Сангвиний.
Алый Король усмехнулся в ответ.
– Я всегда им гордился, брат.
– Как и все мы – своими, – согласился Сангвиний. Он помолчал, оглядываясь: пространство вокруг было наполнено мягким рассеянным светом.
«Могу ли я доверять Магнусу?» – спросил он себя. Ангел и Циклоп выделялись даже среди примархов, отличались от людей сильнее всего. Возможно, потому они и сдружились; Сангвиний признавал, что частично по этой причине и поддержал идею о библиариях.
– Ты не веришь мне, – тихо сказал Магнус, и свет изменился, затвердев хрустальными стенами. Вокруг примархов сплелась комната, серебристые блики обернулись книжными полками, мягкое свечение – окном с просторным балконом.
– Как я могу? – откровенно ответил Сангвиний. – Ты сражаешься против нас, Магнус. Вместе с Хорусом и другими. Ты дрался с Руссом, и нарушил запрет Отца.
– Да, – мрачно отозвался Магнус. – Все это было. Глупо отрицать очевидное; Русс, конечно, любит приукрасить, но отдам ему должное – он не лжет.
Он оперся о стену, посмотрев сперва в сторону Сангвиния, потом – наружу, на все еще обретающее форму видение.
– Поверишь ли, если скажу, что я нарушил приказ, пытаясь предупредить об измене Хоруса? – тихо сказал он. – И что был готов погибнуть от рук Русса… но был готов погибнуть сам. Не отдать жизни остальных. Я ведь его практически пригласил, открыв доступ к планете; предложи он мне сдаться – я бы подчинился.
Магнус невесело засмеялся, ступив на балкон. Могучие медные руки легли на перила, ветер зашевелил рыжую гриву.
– Мои легионеры оказались смелее меня. Они посчитали, что не должны расплачиваться за мой грех – может, и правильно решили. Только благодаря тому и выжили.
Сангвиний последовал за братом – на балконе хватало места для обоих. Сейчас он по-прежнему молчал; Хорус как-то раз сказал, что Сангвиний умеет инстинктивно находить нужные слова, но сам Ангел знал, что и молчание иногда бывает более верным.
– Любые мои слова могут быть ложью, – продолжил Магнус, не поворачивая головы. – У тебя нет причин верить мне, брат – это признает кто угодно. Пожалуй, мне и просить не стоит.
Голос его звучал намеренно ровно, с той самой тяжестью, которая давила и на Сангвиния. Ангел покачал головой и впервые отвел взгляд от лица брата, поглядев на раскинувшийся внизу пейзаж.
Перед ним простирался город – блистающие под солнцем пирамиды, возвышающиеся над широкими чистыми улицами. Маленькие скверы зеленели через каждую сотню шагов, линии ровно посаженных деревьев соединяли их. В одном месте Ангел заметил группу людей, плавно и в унисон двигавшихся под руководством солдата в форме, в другом – беседующего с четырьмя солдатами космодесантника без доспехов. Пара молодых людей, разложив книги на складном столике, отчаянно спорили над каждой страницей, а неподалеку от них навершие здания-пирамиды мерно вспыхивало отсветами психической энергии.
– Это Тизка, – внезапно понял Сангвиний. Он никогда не бывал на Просперо, но знал Город Света по описаниям.
– Да, – проронил Магнус, опершись на перила и не отводя взгляда от сияющих пирамид.
И, глядя на то, с какой тоской Магнус смотрит на просторы своего города, Сангвиний ему поверил. Не потому, что слова Алого Короля были так уж убедительны. И не потому, что обретаемое во сне сверхъестественное чутье подсказывало – он не лжет.
Просто Сангвиний знал своего брата. Магнус мог быть опасным, расчетливым и даже коварным – но он бы не сделал ценой намеренного предательства гибель своей планеты и ее людей. Точно так же как у самого Сангвиния не поднялась бы рука на Легион или Баал.
Он не стал говорить об этом и не стал расспрашивать о том, что именно, по мнению Магнуса, случилось на Просперо. Это могло подождать – потому что сейчас в уме Сангвиния всплыл иной вопрос, который и прозвучал вслух:
– Но что именно случилось?
Магнус поднял бровь.
– Я знаю тебя, брат, – пояснил Сангвиний, – и знаю защиты Дворца. Даже сейчас тебе было бы нелегко проникнуть – а ты псайкер и умеешь ценить усилия разума. Ты не стал бы тратить силы просто для разговора.
– Я хотел узнать, не притупился ли твой разум за время осады, – кивнул Алый Король, – и вижу, что не притупился. Ты прав, брат. Я пришел не только повидаться с тобой, хотя мы и не встречались давно… Последний раз разговаривали на Никее, не так ли?
– А до того так и не доиграли партию в регицид, – улыбнулся Ангел. – Я помню всю расстановку фигур, но не выпало времени встретиться и закончить.
Магнус с сожалением вздохнул. Сангвиний скрестил руки на груди и развернул крылья; несколько секунд они молчали.
– Близится перелом, – тихо произнес Алый Король. – Я не знаю, что творится в остальной Галактике – вернее, знаю не все, – но Хорус беспокоится. У обеих сторон истекает время: чем больше сил теряют Хорус и Император, тем меньше у них останется для удержания Галактики. Они оба – стратеги. Они это понимают.
– Они оба согласятся решить все одним ударом, если представится возможность, – понял Сангвиний.
Удар по вождю. Древний, но не теряющий силы прием; некоторые армии могли бы сражаться, потеряв лидера… но это зависело от самого лидера. Большинство Легионов потрясла бы гибель примарха на их глазах.
Что случится с армией Хаоса, если падет Хорус?
Что случится с армией Терры, если падет Император?
Магнус кивнул, видя понимание в глазах брата.
– Я не знаю, как это будет, но я чувствую, что такое вскоре случится, Сангвиний. Мне трудно заглянуть в будущее, оно полно символов, а не ясных картин, но мой талант мне не отказал.
– Что ты видишь?
Три слова. Простой вопрос, который сейчас казался Ангелу самым важным в жизни.
– Я видел тьму, Сангвиний, – проронил Циклоп. – Тьму, глядящую на золотой свет алыми волчьими глазами; подобно волку, тьма раскрывает пасть и пожирает блистающее солнце. Иногда солнце ранит тьму, иногда схватка длится дольше, иногда – меньше. Но финал один и тот же – клыки тьмы разрывают солнце.
– Всегда? – Сангвиний пристально смотрел в лицо брата, не отводя глаз.
Магнус вздохнул, отведя взгляд на мгновение.
– Нет. Есть лишь один вариант, когда все меняется – когда белоснежные крылья становятся алыми, и капли крови падают с них во тьму. Тогда они разъедают ее – и лучи солнца уничтожают тьму, рассеивая ее полностью.
На несколько секунд воцарилось молчание; давно привыкший к образам во снах Сангвиний легко расшифровал метафору видения. Только один человек на Терре носил на доспехах символ крови и мог развернуть белые крылья.
– Гибель солнца или гибель крыльев, – наконец проронил он. – Но что будет дальше? В обоих случаях?
Магнус с сожалением развел руками.
– Мы стоим у величайшей ключевой точки в истории, брат. Варианты будущего меняются так, что я не могу заглянуть дальше, чем на несколько дней – и то лишь улавливая образы и символы. Мне известно, что к Терре близятся вой волка, блистающая синева и темные крылья – поскольку их приход не зависит от того, что произойдет здесь. Но более ничего я не знаю; схватка солнца и тьмы затмевает все. Я вижу иные образы – алые крылья, стальной кулак, белую молнию… но не могу сказать, уничтожат ли они тьму.
– Понимаю, – ответил Сангвиний. Очень глубоко и медленно вздохнул. – Однако… говоря языком видений, Магнус, что случится, если полное цветов око обратит гневный взгляд на тьму?
Алый Король негромко рассмеялся.
– Хорошее предположение, брат. Хорошее. Но неосуществимое.
– Ты уверен?
– Да. Мы враги, Сангвиний. Слово для меня уже найдено, и слово это – «демон», – Магнус вздохнул. – Теперь я связан с силой, которую сейчас не стану называть вслух: у таких имен слишком большая власть. Империум для меня закрыт.
Сангвиний не мог не признать правоту брата. На Сигнус Прайме он видел, как крепко могут вцепиться силы варпа; вдобавок солдаты Магнуса и он сам уже пролили слишком много крови имперцев, чтобы их приняли вновь.
Ангел не знал, гибли ли от рук Циклопа воины Девятого Легиона. И сейчас не желал этого знать.
– Однако почему-то ты предупредил меня, – медленно произнес Сангвиний.
Магнус пожал плечами.
– Я всегда стремился открыть глаза другим. Не дать им идти по Галактике в неведении; если уж мы подошли к переломному моменту – то будет лишь справедливо дать знание, не правда ли?
– Это единственная причина? – примарх Кровавых Ангелов взглянул в единственный глаз брата.
– Нет, – Магнус помолчал. – Я больше не знаю, кому принадлежу, брат. Рядом со мной не только Хорус и Пертурабо, но и Мортарион с Ангроном. Среди моих врагов не только Дорн и Русс, но и вы с Джагатаем. Я сражаюсь против Императора, и он заслужил это… но почти всю свою жизнь я посвятил защите и обучению людей. Нельзя так просто отбросить жизнь, даже пережив гибель мира от рук брата и переродившись в варпе.
– Но все же, возможно… – протянул Сангвиний.
– Нет, – Магнус не дал ему продолжить. – Слишком поздно для меня, брат. Не знаю, захочу ли я дать такой же совет через считанные недели или хотя бы дни.
– Я бы сказал «разыщу тебя и спрошу», – грустно улыбнулся Ангел.
Магнус замер, мгновенно выделив из прозвучавшей фразы главное.
– «Сказал бы»? – эхом повторил он.
– Да, – твердо ответил Сангвиний. – Действительно ли ты удивлен?
Магнус вздохнул.
– Пожалуй, нет. У тебя всегда было очень сильное чувство долга, брат; даже удивительно – сколько я ни изучал мифов, почти нигде не говорилось о том, что оно сильно у ангелов.
– Вероятно, – улыбнулся Сангвиний, – потому что в случае с ангелами этого даже и отмечать не нужно.
Магнус медленно кивнул и посмотрел в сторону, словно оценивая что-то невидимое.
– Близится утро, брат. Второй раз я вряд ли проникну сюда, особенно если мои предположения верны.
– Но сейчас время еще есть? – мгновенно уточнил Сангвиний.
Магнус помедлил.
– Да, пожалуй, есть. А что?
Сангвиний усмехнулся:
– Мы ведь так и не доиграли ту партию. Нехорошо оставлять ее незавершенной, правда?
Магнус помолчал несколько секунд, и тихо рассмеялся. Он повел массивной рукой, балкон чуть расширился, и между примархами возникла доска для регицида.
– Верно, брат, – сказал Алый Король. – Твой ход.

Сангвиний открыл глаза, глядя в потолок. Негромко рассмеялся, поднимаясь с кровати: куда-то исчезло то ощущение безумного хаоса, которое преследовало его с момента начала осады Терры.
Казалось, что теперь он взлетел – и увидел цель.
– Да? – примарх повернул голову к двери раньше, чем в нее постучались, услышав шаги.
– Милорд Сангвиний, – прозвучал голос. – Император призывает вас.
«Началось, – подумал Повелитель Ангелов. – Ты был прав, Магнус».

Коридоры «Духа мщения» изменились. Сангвиний помнил, какими они были раньше: полными деловитой, упорядоченной работы, не слишком приветливыми, но и не враждебными, живущими полной жизнью. Теперь все было иначе: черные стены излучали холодную угрозу, а на краю видимости дергались и корчились искаженные тени. Несколько раз из металла прорастали дергающиеся лица – Сангвиний не обращал внимания; когда стены отращивали когтистые лапы, он отсекал их небрежным взмахом меча.
Примарх Кровавых Ангелов полностью доверился своим чувствам и памяти. Он догадывался, куда нужно идти: повелитель этого корабля не любил менять мелкие привычки, и наверняка ожидал в том же зале, где всегда объявлял о важных событиях.
У дверей зала никого не было, и Сангвиний усмехнулся. Конечно. Бессмысленно ставить охрану: двух примархов и лучших бойцов космодесанта она бы даже не задержала, не говоря уже об Императоре. Но сейчас он был один: Отец, терминаторы и Рогал потерялись при телепортации на борт, рассеялись по разным отсекам.
Двери распахнулись под уверенным касанием ладони. Ангел переступил порог.
Зал был полностью пуст – никакой мебели, никаких приборов, ничего, что помешало бы. И человек в зале был лишь один: исполинского роста воин, задумчиво взирающий в иллюминатор, где плыла изорванная войной Терра.
– Почему-то я даже не удивлен, что ты пришел сюда первым, – пророкотал Хорус, поворачиваясь к дверям. Примарх-отступник был закован в черный доспех, и возвышался над братом почти на голову; тусклый свет блеснул на бритвенно-острых когтях перчатки.
Сангвиний молча вскинул меч, готовясь отразить удар.
– Раньше мы могли бы сражаться на равных, – с легким сожалением произнес Хорус, поднимая перчатку, – но не теперь. Ты погибнешь в этой схватке, Сангвиний.
– Я знаю, – ответил Ангел.
Занесенные когти замерли: Хорус уловил в словах брата нечто большее, чем простое согласие.
– Знаешь? – спросил он, нахмурившись. – Откуда?
Сангвиний вспомнил опечаленное лицо Магнуса, его слова. Поглядел в столь знакомые и одновременно чужие глаза Хоруса.
И, за мгновение до того, как тишину зала разорвали первые удары, он ответил:
– Я не могу сказать.

@темы: Warhammer 40.000, Летняя ФБ, Творчество

Следующие два текста написаны по одной из немногих заявок команде: пожелали прочитать про жизнь обычных смертных в этом мире. Я задумался, в голову сразу полезли две необычные профессии – сиджанский мортиций и алхимик. Написал еще про геоманта, но этот текст надо доработать, в выкладку он в итоге не попал.
А вот эти два – попали.

День древних духов

Ингвар Сероплащ отчаянно хотел спать.
Даже в Сиджане живые спали ночью, если только их не призывал долг. К глубокому сожалению Ингвара, долг мортиция взывал именно сейчас, и именно долг погнал его через Мост Смертных на покрытые гробницами равнины.
Что поделать? Каждый член Ордена Мортициев исполнял эту обязанность, и сейчас настала очередь Ингвара. Не в первый раз уже…
Он неспешно шагал по утоптанной и чисто выметенной дорожке; темный плащ шелестел на ветру, а луна иногда высвечивала тяжелые серебряные наручи на предплечьях. Вокруг, сколько хватало глаз, простирались спокойные, безмолвные здания – склепы, гробницы, могилы, памятники, похоронные знаки; огромная равнина была сплошь покрыта местами упокоения. Где-то далеко слышался тихий странный вой – то ли ветра, то ли бродячей нежити. Потоки воздуха струились между склепами, размывая звуки и погружая Равнины Мертвых в призрачную тишину.
От нее Ингвару спать хотелось еще сильнее, и он зевал на ходу. Нападения какой-либо нежити он не опасался: мортиции никогда не отправлялись на Равнины без должных защитных талисманов и неплохого запаса соли. Ну и без нужных инструментов, конечно, но они уже к защите отношения не имели.
Хорошо еще, что он успел поужинать. Идти на Равнины Мертвых на пустой желудок было бы еще более тягостно… с другой стороны, может, тогда бы его так не тянуло в сон.
Где-то слева мелькнула тень, засияли глаза голодного призрака – бездумной нежити. Он беззвучно скользнул поближе.
– Упокою к могильным крокодилам, – пообещал Ингвар вслух и хищник отпрянул. То ли почуял талисманы под одеждой, то ли с разумом у него было лучше, чем у других. Ингвар про себя отметил, что надо будет указать страже – пусть прочешут эти места и найдут труп-убежище. Неразумной нежити в Сиджане не место – это настоящих призраков здесь уважали.
Постепенно гробницы вокруг начали становиться все более древними, а тропа – все более узкой и поросшей мхом. Ингвар углублялся в старые части Равнин, где хоронили своих мертвецов давно исчезнувшие народы. Здесь немудрено было заблудиться, но любой уважающий себя мортиций умел ориентироваться на Равнинах и вышел бы к Сиджану. Рано или поздно.
Примерно еще через полтора часа Сероплащ остановился и удовлетворенно хмыкнул, осматривая приземистое строение из темного камня. Да. Вот как раз у этой гробницы пару дней назад чуть не пострадал молодой мортиций, отправившийся уточнять карты Равнин.
Ингвар вновь задумчиво оглядел вросший в землю склеп, аккуратно счистил мох с темной полосы над входом. Хорошо хоть на приличной Старой Речи написано, хотя имя стерлось, осталось только перечисление заслуг. Жаль, имя – самое важное. По ту сторону смерти только оно остается по-прежнему сильным.
Он сбросил плащ, развязал сумку и принялся за дело; даже сонливость немного отступила. Ритуальный нож в привычных к работе руках уверенно и точно чертил на земле переплетающиеся знаки, складывавшиеся в оберег от призраков и замыкавшиеся в круг. Ингвар уже давно заслужил мастерскую степень в Искусстве Смерти, но по-прежнему не торопился с созданием знаков – каждый было нужно изобразить предельно четко. На такой оберег уходил целый час, но защита того стоила.
Когда последний знак замкнул круг, Сероплащ вычертил в земле еще одно кольцо – сплошную линию, окружившую тауматургические символы. Развязал плотный мешочек и принялся сыпать в кольцо искрящуюся в лунном свете соль. Закончив, он осторожно и аккуратно наполнил солью бороздки каждого знака; получившаяся в итоге преграда поддалась бы разве что высшим обитателям мира мертвых.
Проверив каждый знак, Ингвар кивнул и занял место в центре круга. Убедился, что все вещи находятся рядом с ним, что пара флаконов на поясе открывается легко и что соляные линии не нарушены.
Отлично. Последний штрих – открыв серый флакон, Ингвар нанес на кончики пальцев серую мазь и аккуратно помазал ей веки. Нет смысла идти к призракам, если не сможешь их увидеть и услышать – это каждый член Ордена знал твердо.
Оставалось лишь позвать духа – и из сумки появился маленький камешек, который Ингвар, прочитав короткую молитву, бросил в двери склепа.
Реакция не заставила себя ждать: мигом взвился ветер, бушевавший, однако, лишь за пределами круга из соли и символов. Похолодало, и Ингвару пришлось плотнее завернуться в плащ.
Полупрозрачный серый вихрь вырвался из гробницы, завертевшись вокруг наполненных солью знаков; двойная защита не пропустила призрака, и даже поднятая им пыль отлетала назад, натолкнувшись на невидимые обереги. По ушам резанул леденящий безумный вой.
«Люблю свою работу», – мысленно отметил Ингвар и скрестил руки, сосредотачиваясь. Секунда – и левая рука вычертила в воздухе стремительную вязь молитвенных символов, правая же сорвала с пояса темно-красный флакон, привычно выдернув пробку.
– Кровь к крови, тень к тени, – прозвучал уверенный голос. – Прими подношение, о древний дух, обрети память и выслушай меня!
Точно рассчитанным движением Сероплащ плеснул жертвенную кровь прямо в вихрь; сохраненные тауматургией алые капли вплелись в призрачную пелену и мгновенно в нее впитались.
Ветер опал, серый вихрь соткался в человеческую фигуру. Призрак был облачен в просторное черно-золотое одеяние, на руках – узорчатые золотые браслеты; на бледном лице зияли черные провалы глаз. Черты были искажены бешеным гневом.
Такие призраки встречались нередко. Не ушедшие по-настоящему в жизнь Нижнего Мира, спящие в своих гробницах – и накидывающиеся на живых, когда те тревожили их покой. Каждый из них мог стать могучим покровителем для живущих, однако для того с ними требовалось договориться и выяснить, как именно должно чтить память древних духов. И если возносить молитвы и проводить обряды мог, в принципе, кто угодно, то договор ложился на плечи мортициев.
– Как имя ваше, о достопочтенный усопший? – спросил Ингвар раньше, чем призрак успел хоть что-то сказать.
– Владыка Арримарх, – громыхнул голос призрака. – Кто ты, смертный, что посягнул на покой этарийского властелина?
– Ингвар Сероплащ, скромный служитель Ордена и гражданин Сиджана, – склонил голову мортиций. Уточнять не требовалось – в Сиджане был лишь один Орден. – От имени всех собратьев служитель молит о прощении за то, что они потревожили покой чтимого владыки.
Арримарх благосклонно кивнул. Учтивость всегда окупалась, что при общении с живыми, что при беседах с мертвыми.
– Ответствуй, зачем сотворил ты сие? – указал он на обережные знаки и соляной круг.
– Скромному мортицию выпало счастье предстать пред очами владыки, – легко ответил Ингвар, – и он хотел насладиться этим счастьем, не будучи сокрушен величием правителя.
Ответ Арримарху понравился; но стоило призраку оглядеться, и лицо его снова исказилось яростью.
– Но почему столь обветшала моя гробница? Что стало с великими начертаниями, прославляющими мое правление? Где паломники, что возносят хвалу моей памяти?
«Отлично», – отметил Ингвар. Разговор сразу свернул на нужный лад, так бывало не всегда. Он до сих пор с ужасом вспоминал древнего призрака, которому пришлось три часа втолковывать, чего от него хотят и какая вообще на дворе Эпоха.
– Века немилосердны, о владыка, – поклонился Ингвар. – Они стирают в прах народы и дворцы, но в силах человеческих возродить утраченное. Но не соблаговолит ли ответить повелитель – согласно каким обрядам почиталось величие его?
– Согласно обычаям великого города Этари, разумеется! – возгласил призрак. – Неужто не знакомо тебе это золотое имя?
Ингвар о таком городе не слышал никогда в жизни. Видимо, он уже давно обратился в прах.
– Смиренный служитель не обладает всеми знаниями мудрецов, – отозвался он, – но память Ордена несокрушима. Не соизволит ли владыка сказать – когда он перешел грань между жизнью и смертью?
– Я позволил себе расстаться с жизнью в год Восходящего Ястреба Медной эры Третьей эпохи, – объявил Арримарх.
«У-у…» – мысленно протянул Ингвар. С летосчислением давно почившего Сёгуната Дракорожденных он был хорошо знаком и легко подсчитал срок – больше тысячи лет назад. Кому-то придется изрядно покопаться в архивах, чтобы выяснить детали ритуалов тех мест и времен. Или побеседовать со старейшими из усопших членов Ордена.
– О, владыка, – произнес он, – вскорости сей служитель явится со знатоками камней, что вернут гробнице былое величие. Все обряды будут свершены, и слава повелителя вновь воссияет в царствах живых и мертвых.
Арримарх царственно кивнул.
– Душа моя радуется, видя, что мир по-прежнему исполнен нерушимых правил, что ласкают сердца предков. Но…
Призрак указал бледным пальцем прямо на Ингвара.
– Если глаза мои не узрят должного почтения, немыслимая кара ожидает плоть твою и кости твои!
Ингвар очень внимательно посмотрел на усопшего, но ничего не сказал. В почтенные предки он не торопился, а потому на такую работу всегда являлся не только со строителями, но и с Черной Стражей; очень хотелось бы посмотреть, как призрак будет «карать» в их присутствии. Особенно днем.
– Смиренный служитель не отступит от сказанного, – заверил он. – Но он молит владыку более не обрушивать гнев свой на мортициев, что исполняют долг перед Орденом.
– При жизни я был милостив, и даже запретил разрывать преступников медленно, – изрек Арримарх, – и после смерти милосердие меня не оставило. Иди, мортиций, и знай – повелитель Этари обещает безопасность людям Ордена, что пройдут мимо места упокоения его.
– Благодарю владыку, – поклонился Ингвар; древний призрак исчез в склепе, больше не сказав ни слова.
Ингвар лишь вздохнул и мысленно поблагодарил Деву Финалов за общение с таким приятным собеседником. Нет, честно. Обычно бывало значительно хуже.
Он выступил из круга, зевнул, прикрывая рот ладонью, и принялся аккуратно разрыхлять землю. Если участок чуть просолится – не страшно, а вот наличие намеренно огражденной от призраков земли может и разгневать древних духов.
День общения с древними – или ночь, что несущественно – для Ингвара закончился. Теперь оставалось лишь вернуться в Сиджан, доложить о разговоре и нормально выспаться.
Каждому свое. Кто-то правит. Кто-то воюет. Кто-то крадет. А Ингвар Сероплащ мотается по древним кладбищам, говорит с призраками чаще, чем с живыми и постоянно не высыпается.
Такая работа.

Яркое утро

Солнечные лучи скользнули сквозь окно, погладили ткань тонкого одеяла и темные волосы. Хозяйка дома поморщилась, когда луч упал на закрытые глаза, сонно вскинула руку, понемногу просыпаясь. Зевнула, потягиваясь, и с улыбкой села на кровати. Похоже, погода солнечная и никто из местных богов не пожелал дождя.
Ну вот и хорошо. Она любила работать в солнечные дни. Не то чтобы был выбор, конечно… но при свете и составы делать куда проще, не зря же в лаборатории самое большое окно.
Цитрина искренне считала, что у нее есть повод гордиться собой. Она не была богата, в ней не было крови духов (что по меркам Великих Развилок даже удивительно), и влиятельных покровителей не имела – только разнообразных друзей. Но, несмотря на это, Цитрина и выучилась на алхимика, и открыла собственную лавку, и не бедствовала. Да и со служителями порядка никогда проблем не было: законов она не нарушала, а с Хамоном, одним из стражников, водила близкую дружбу. Вероятно, так благоприятно сошлись звезды; увы, как раз в астрологии Цитрина ориентировалась слабо.
Она привыкла просыпаться рано утром: позавтракать, проверить запасы зелий и поставить вариться составы на вечер или следующий день. И только после этого – открывать саму лавку. Так, что там заказывали-то из редкого? Ах, да, божественное серебро. Как раз к вечеру и будет готово; была бы лаборатория получше – и за полдня бы справилась.
«Надо на следующей неделе купить новый атанор», – отметила про себя Цитрина.
Спустя час она уже отомкнула дверь и заняла место за прилавком, просматривая журнал заказов и сверяя его со стеллажом рядом – сюда всегда выставлялись готовые снадобья. Рассеянно поправив очки, Цитрина прошлась вдоль стеллажа и удовлетворенно кивнула – все на месте.
Прозвенел колокольчик у двери, и Цитрина мгновенно обернулась, сверкнув улыбкой.
– Господин Нираллу! Доброе утро.
– Доброе утро, мастер Цитрина, – наклонил голову полный лысеющий человек. – Чудесная погода, не правда ли?
– Милостью Троих, – согласилась Цитрина. – Как ваше здоровье?
– Прекрасно, вашими стараниями, – усмехнулся Нираллу. – Надеюсь, после этого визита станет еще лучше.
– О, вы мне льстите, – рассмеялась Цитрина, снимая с полки небольшой мешочек. – Вот, прошу, я помню, что нужно и вам, и госпоже Кайтири.
Нираллу благодарно кивнул, развязывая кошелек. Он служил управляющим у Кайтири, знаменитой путешественницы, которая даже с приходом старости не желала отказываться от далеких странствий. Увы, божественная кровь не наградила Кайтири сверхчеловеческим сроком жизни – и именно потому по ее поручению Нираллу регулярно приходил сюда за ликером долголетия. Темно-красный порошок был не так уж сложен по составу – но вот для его создания нужны были и умение, и особые ингредиенты.
– Следующую порцию смогу сделать только через полгода, – с сожалением предупредила Цитрина, принимая серебряные монеты. – Тогда поступит новая партия алых моллюсков, вы же знаете…
– Госпожа Кайтири собирается на Юго-Запад, – заметил Нираллу. – Может, она найдет их?
– О, я была бы очень благодарна! – просияла Цитрина. Ликер долголетия она создавала не только для путешественницы и ее управляющего; в городе под властью бессмертных духов многие люди тоже желали пожить подольше. Для себя она тоже сделала небольшой запас; продление жизни понадобится еще не скоро, но лучше быть готовой. Да и доход ликер приносил отличный – едва ли не половину дирхема за порцию.
Они беседовали с Нираллу еще с десяток минут; после ухода управляющего Цитрина вздохнула. Очень интересный человек. Будь он помоложе…
Улицы постепенно наполнялись дневным шумом; скоро должны были появиться новые клиенты; стоило лишний раз проверить верхние полки стеллажа. Подкатив лестницу, Цитрина забралась наверх, пересчитала флаконы – да, с собственными заметками все совпадает.
Снова звякнул колокольчик, и Цитрина узнала посетительницу, даже не глядя в ее сторону – слишком уж характерным был сладкий запах духов. Алхимику просто необходимо хорошее обоняние, и Цитрина это прекрасно знала. Потому и береглась от простуды как от чумы.
– Добрый день, госпожа Лилия, – поздоровалась она, спускаясь вниз.
– Рада тебя видеть, Цитрина, – улыбнулась стройная женщина в лазоревом одеянии. – Прекрасно смотришься на лестнице; надо учесть это и попросить художников нарисовать моих девочек в такой же позе. Отбою от клиентов не будет!
– Не сомневаюсь, – согласилась Цитрина. – Вы за девичьим чаем?
– Конечно! Надеюсь, его достаточно?
Жест в сторону двух огромных бутылей в углу стал ответом; гостья удовлетворенно кивнула и жестом позвала ожидавших на улице дюжих слуг.
Лазурная Лилия была на четверть богиней любви (точнее, ее бабушка до сих пор оставалась мелкой богиней разврата) и хозяйкой одного из крупнейших домов удовольствий в городе. Управляла она им железной рукой, пресекая все попытки отнять у нее часть доходов или поразвлекаться с девушками сверх оговоренного. Начальником охраны у нее числился дракорожденный, среди постоянных клиентов были как минимум два бога грома – так что желающих по-настоящему обидеть Лилию не находилось.
А еще она была постоянной заказчицей Цитрины. Девичий чай гарантировал женщинам стерильность на месяц – и, само собой, дому удовольствий он был просто необходим.
– Как Синна? – поинтересовалась Цитрина, глядя, как слуги выносят бутыли.
– Сейчас уже в порядке, – вздохнула Лилия. – Нет, ну что за дурочка? Чему их там учат, в деревне?
Цитрина сочувственно кивнула. Синна угодила к Лилии из крестьянского сословия и почему-то решила, что девичий чай надо пить перед каждым клиентом; в результате попала к лекарю. Недостаток алхимических знаний у людей Цитрину всегда раздражал; с другой стороны, если бы все разбирались – то у нее и клиентов было бы меньше.
– Благодарю, – расплатившись, Лилия одарила Цитрину благожелательной улыбкой. – Заходи как-нибудь к нам?
– У меня другие вкусы, госпожа Лилия, – рассмеялась та.
– Специально для тебя найдем мальчиков, – пообещала Лилия. – Ты ведь помнишь мой девиз – «каждому – удовольствие!»
Цитрина кивнула; в способности Лилии достать желаемое для клиента она не сомневалась. Говорят, один раз она даже свидание с фейри организовала.
Когда Лилия ушла, Цитрина на всякий случай проверила собственный запас чая. А то мало ли, свидания иногда бывают совершенно неожиданными.

Время перевалило за полдень; посетителей последние полтора часа не было, и Цитрина позволила себе отвлечься на чтение. Кому-то поэзия Змеиного Мёда казалась слишком циничной, ну а она давно полюбила его саркастичный тон и предельно точные замечания обо всем в Творении, что попадалось поэту на глаза. Похоже, странствовал он много…
Скрипнула дверь, и Цитрина подскочила: как она не услышала колокольчика?
– Чем могу помочь, господин? – поинтересовалась она, разглядывая вошедшего. Незнакомый человек, выше среднего роста, очень светлая кожа и по контрасту – очень темные длинные волосы. Одежда дорожная, такой наряд Цитрина каждый день видела у приезжих.
– Добрый день, почтенный мастер, – улыбнулся посетитель; Цитрина слегка вздрогнула – каким-то холодом веяло от вежливой улыбки. – У вас найдется зелье орлиного ока? Не старше трех дней.
Точный вопрос заставил Цитрину на несколько секунд задуматься.
– Полуторадневное есть, – сообщила она. – Простите, а для чего вам?
– Я путешественник, – пояснил незнакомец, – мне приходится часто странствовать по ночам, так что предпочитаю иметь подспорье.
– Тогда зелье за шесть динаров, – Цитрина снова обрела уверенность в себе, – оно сохранится дольше.
– Хорошо, – кивнул посетитель. – Одну минуту.
Он полез в кошелек, Цитрина же отыскала на полке нужный флакон. Принимая серебро, она взглянула в глаза незнакомцу и слегка дернулась – они были безмятежно-спокойными, но почему-то взгляд казался пронизывающим и опасным. Может, потому что глаза у покупателя оказались траурного фиолетового цвета?
Когда он вышел, Цитрина перевела дыхание. Наверное, все же соврал – не путешественник, или не только путешественник. Убийца? Вполне возможно. Впрочем, какое ей дело? Цитрину совершенно не интересовало то, как другие зарабатывают на жизнь.
Она даже не успела вернуться к стихам – колокольчик снова звякнул, даже удивительно, как новый покупатель не столкнулся с прежним. Этот тоже был незнаком, в приличной чистой одежде. Но вот не брился он несколько дней, глаза сверкали каким-то неестественным блеском.
– Яркое утро есть? – спросил он, не позаботившись даже поздороваться.
– Увы, нет, – с сожалением покачала головой Цитрина. Этот состав при курении позволял видеть нематериальных духов и явные потоки Эссенции и тоже пользовался популярностью – в городе с изобилием богов и элементалей многие жители хотели уберечь свои тайны от незримых соглядатаев. Но вот сейчас Цитрина просто не успела подготовить очередную крупную порцию.
– Сделай, – приказал гость.
– Приходите завтра, – вежливо отозвалась Цитрина, не обидевшись на грубость. Клиенты бывают разные.
– Сейчас!
– Приходите за…
Цитрина не ожидала, что он будет так быстр. Незнакомец сорвался с места, перескочил через прилавок и стукнул хозяйку лавки о стену. Сверкнул выхваченный из-под куртки нож, острое лезвие закачалось у глаз.
– Сейчас, – прошипел он.
Цитрина прокляла себя за недогадливость. Конечно! Этот тип не только курил яркое утро – он на него подсел, и теперь не может найти дозу. И переубедить не выйдет – видела она как-то наркоманов, пусть и пристрастившихся к иным снадобьям…
Надо соображать быстро!
– Яркое утро есть, – выдохнула она, указывая на полку рядом. – Там, в красной шкатулке.
Наркоман грубо отшвырнул Цитрину и рванулся к своей цели. Ударившись локтем о пол, девушка не посмела даже вскрикнуть, лишь попыталась чуть отползти.
– Сидеть! – рявкнул наркоман, махнув в ее сторону ножом; Цитрина застыла.
Шкатулка была не заперта и крышка откинулась мигом; крепкие пальцы вытащили из-под куртки трубку, сноровисто набили ее порошком. Цитрина затаила дыхание. Только бы… только бы…
– Что, сама балуешься? – ухмыльнулся наркоман, извлекая кремень и огниво. – Для себя припрятала?
Искра упала на порошок.
Ослепительная вспышка пламени мгновенно сожгла трубку, хлестнув по лицу наркомана; тот взвыл от боли, согнувшись пополам.
Цитрина мигом вскочила, ринувшись прочь, в лабораторию.
– Сука! – заорал наркоман; девушка услышала сзади его топот – но опередила, влетев в лабораторию и захлопнув дверь за собой. Она едва успела задвинуть засов, когда дверь сотряслась от удара.
Цитрина медленно выдохнула, сползая на пол. Нет, эту преграду не выломать – закаленное железное дерево с дальнего Востока обошлось ей в целый дирхем, но даже Возвышенный не сломал бы его с первого удара.
И как хорошо, что ломка искажает восприятие! Будь он нормальным – не спутал бы пурпур яркого утра с темно-красной огнепылью, и не получил бы ожогов… Как только смог за ней кинуться? То ли ожог легче, чем показалось, то ли у него страсть к наркотику и ярость притупили все чувства.
Наркоман по-прежнему молотил в дверь, и Цитрина внезапно хлопнула себя по лбу, осознав, что поступила глупо. Кинулась бы на улицу, там среди горожан ее догнать сложнее… и стражу позвать можно. А теперь она в лаборатории сидит и ждет, пока этому негодяю надоест.
С другой стороны, тогда бы он мог не погнаться за ней, а разгромить лабораторию; одна эта мысль вызывала искренний ужас.
Удары стихли. Цитрина насторожилась – ушел? Или затаился, ждет, пока она выглянет? Нет уж, на такие уловки она покупаться не собиралась. Лучше подождать… о, а если покупатель войдет, и он на него кинется?
Что делать?
Цитрина осторожно поднялась на ноги, пытаясь принять решение, перевела взгляд на окно. Конечно! Можно через него выбраться и позвать стражников.
Она ступила к окну, но дойти не успела. Снаружи мелькнула тень и Цитрина поняла – наркоман и в самом деле ушел, только недалеко.
Стекло разлетелось от удара, и наркоман с обожженным лицом и горящими глазами перекинул ногу через подоконник. Цитрина в ужасе кинулась к двери, но страшный гость уже оказался в комнате.
Память не подвела: она с закрытыми глазами могла определить, что где стоит и сейчас схватила небольшой мешочек, даже не задумываясь. Зеленоватый порошок взвился в воздух, окутав голову наркомана мерцающим облаком; тот зашатался, пытаясь протереть глаза и стряхнуть внезапно навалившуюся сонливость. Нескольких мгновений Цитрине хватило, чтобы отодвинуть засов и броситься прочь.
За спиной послышался тяжелый топот; спина уже почти чувствовала касание клинка. Дверь лавки была совсем близко – и в эту самую секунду нога неудачно подвернулась.
Цитрина растянулась на полу, приложившись плечом; сзади раздался торжествующий хриплый вскрик, и девушка сжалась.
Звонко взвыл колокольчик – дверь распахнулась, ударившись о стену. Длинная дубинка мелькнула в воздухе, ловко стукнув наркомана по запястью, выбивая нож; второй удар пришелся по голове, отправив в беспамятство.
– Ты как, в порядке? – наклонился над Цитриной очень знакомый человек в форме городской стражи.
– Ха… Хамон, – выдохнула девушка. – Он…
– Вырублен, я свой удар знаю, – Хамон помог Цитрине подняться на ноги. – Чего случилось.
– На… наркоман, – выдавила она. – На яркое утро подсел. Требовал. Я от него укрылась в ла… лаборатории… он в окно.
От нахлынувшего облегчения Цитрину заколотила дрожь.
– Я порошком в него и сюда, – невнятно закончила она.
– Ты его не дыханием Лорда, надеюсь, приложила? – поинтересовался стражник.
– С ума сошел? – обиделась Цитрина; дрожь даже мигом прошла. – В жизни его не варила, мне как-то неохота с тюрьмой знакомиться!
– Верю, верю, – примиряюще поднял руку Хамон и наклонился над наркоманом, скручивая ему руки за спиной.
Цитрина отошла на несколько шагов, оказавшись на безопасном расстоянии и уточнила:
– Хамон, а ты вообще откуда тут оказался? Услышал?
– Не-а, – пожал плечами стражник. – Ко мне подошел человек и сказал, что к тебе в лавку заявился какой-то подозрительный тип. Я и решил проверить, только задержался – там двое пьяных подрались.
– Что за человек? – удивилась Цитрина.
– Никогда раньше его не видел, – признался Хамон, выпрямляясь. – Светлокожий такой, волосы черные. Одет как в дорогу.
Цитрина с благодарностью подумала о покупателе орлиного ока. Будь он хоть трижды убийца – но сейчас помог.
– Заведи ты себе охрану, – посоветовал Хамон. – Или духа сторожевого.
– Может, ты согласишься? – слабо улыбнулась Цитрина.
– У меня работа есть, – засмеялся стражник. – Но есть на примете один бездомный львинопес, могу тебя посоветовать. Обеспечишь дом – вернее стража не будет.
– Спасибо, – поблагодарила Цитрина. Подумала и добавила: – А еще табличку повешу «наркотики – только по предварительному заказу».

@темы: Exalted, Летняя ФБ, Творчество