Сири пытается заниматься политикой и слушает красочные истории.


К моменту пробуждения Сири он уже всегда уходил.К моменту пробуждения Сири он уже всегда уходил.
Она лежала в широкой, хорошо набитой кровати, а сквозь окно струился утренний свет. Дневное солнце уже нагрело воздух, и даже под одной простыней было слишком жарко. Сири отбросила ее, но осталась на кровати, глядя в потолок.
По свету солнца она определила, что уже почти полдень: они с Сесеброном обычно говорили допоздна. Может, это и хорошо: остальные увидят, что она каждое утро встает позднее и позднее, и отнесут это на счет других занятий.
Сири потянулась и задумалась: поначалу было странно говорить с Королем-Богом. Но по прошествии дней беседы стали для нее все более и более естественными. Ее очаровывало то, как он писал – неуверенно и неумело, но передавая столь интересные мысли. Сири подозревала, что если бы он заговорил – то у него бы был добрый голос. Он был столь мягок; этого она даже и не могла ожидать.
Сири улыбнулась, зарывшись поглубже в подушку; было бы неплохо, останься он тут до ее пробуждения. Она была счастлива – и этого от Халландрена тоже не ожидала. Правда, Сири скучала по горам и злилась из-за того, что не могла покинуть Двор Богов, особенно учитывая политику.
И все же тут было много другого. Много чудес. Сверкающие цвета, артисты, само потрясающее впечатление от Т’Телира. И еще – возможность каждую ночь говорить с Сесеброном. Для семьи дерзость Сири служила источником смущения и стыда, но Сесеброна она завораживала, даже привлекала.
Сири снова улыбнулась, почти погрузившись в дрему – но реальная жизнь вмешалась. Сесеброну угрожала опасность, истинная, серьезная опасность. Однако он не верил, что его священники могут злоумышлять или стать угрозой. Та же невинность, что так привлекала в нем, сейчас страшно мешала.
Но что делать? Никто больше не знал о его затруднениях. Помочь Сесеброну мог лишь один человек – а он, увы, для дела не подходил. Сири пропускала уроки, и судьба застигла ее совершенно врасплох.
«И что делать?» – задалась вопросом она.
Сири уставилась в потолок: оказалось непросто призвать обычный стыд по поводу пропущенных уроков. Она ошибалась. Сколько еще времени ей надо хандрить и злиться на себя за что-то, что уже прошло?
«Ну ладно, – сказала она себе. – Хватит отговорок. Может, я и не подготовлена так, как должна – но я здесь, сейчас, и мне надо что-то делать.
Потому что больше никто ничего не сделает».
Сири выбралась из кровати, запустив пальцы в длинные волосы. Сесеброну нравилась их длина – его они завораживали так же, как и служанок. А так как те помогали заботиться о волосах, то длина стоила неудобств.
Она скрестила руки на груди рубашки и прошлась по комнате. Надо было сыграть в эту игру… нет, нельзя так думать. «Игра» идет с малыми ставками – а тут малыми и не пахло, на кону стояла жизнь Короля-Бога.
Сири зарылась в память, стараясь вытащить из нее осколки знаний. Политика крутилась вокруг обменов; надо было отдать то, что у тебя было – или что все считали твоим – и получить больше. Примерно то же, что и с торговлей: начинаешь с определенным запасом, и к концу года надеешься его приумножить. А может, и полностью поменять на иной и лучший запас.
«Не поднимайте много шума, пока не будете готовы ударить, – посоветовал ей Светопеснь. – Не выглядите слишком невинной, но и не пытайтесь показаться слишком умной. Будьте посредственностью».
Сири остановилась у кровати, собрала простыни и забросила их в тлеющий огонь – как поступала каждый день.
«Что я могу дать взамен? – подумала она, глядя на запылавшие в большом очаге простыни. – Что я могу продать или обменять? Немногое».
Но придется работать с тем, что есть.
Она подошла к двери и распахнула ее: снаружи, как обычно, оказались служанки. Уже знакомые женщины закружились вокруг нее, внося одежду, другие принялись прибирать комнату. Некоторые из них носили коричневое.
Служанки принялись одевать королеву; Сири выделила взглядом девушку в коричневом. Улучив момент, она подалась вперед, коснувшись плеча служанки.
– Ты из Панн-Каля, – тихо сказала Сири.
Удивленная девушка кивнула.
– Передай от меня послание Синепалому, – шепнула Сири. – Скажи, что у меня есть очень важные сведения, которые он должен знать. Я хочу совершить обмен. Скажи ему, что они могут совершенно поменять его планы.
Девушка побледнела, но кивнула; Сири отступила, позволяя одевать себя дальше. Разговор слышала еще пара служанок, но среди святых заветов халландренской религии имелся и такой – слуги бога не должны повторять услышанные ими тайные беседы. Сири надеялась, что так и будет; в случае чего – не так много она и сказала.
А теперь оставалось лишь решить, что за «важные сведения» у нее есть и почему Синепалому они должны быть интересны.

– Моя дорогая королева! – Светопеснь не только ступил навстречу Сири, когда та вошла в ложу над ареной, но еще и обнял ее.
Светопеснь жестом пригласил ее сесть в один из шезлонгов; Сири улыбнулась и осторожно опустилась. Она уже начала ценить изысканные халландренские платья, но еще не приучилась грациозно двигаться в них. Стоило ей сесть, и Светопеснь послал за фруктами.
– Вы слишком добры ко мне, – сказала Сири.
– Ерунда, – отозвался Светопеснь. – Вы же моя королева! Вдобавок, вы напоминаете мне кое-кого, кто мне был очень симпатичен.
– А кого именно?
– Признаться, понятия не имею, – сказал Светопеснь принимая от слуги тарелку нарезанного винограда, и предлагая ее Сири. – Я ее едва помню. Виноград?
Сири подняла бровь, но уже знала, что чрезмерно поощрять его не следует.
– Скажите, – спросила она, накалывая кусочек винограда на деревянную палочку, – почему вы зоветесь «Светопеснь Отважный»?
– О, это просто, – отозвался он, откинувшись назад. – Среди богов лишь я достаточно отважен, чтобы вести себя как полный идиот.
Сири вновь подняла бровь.
– Мне подобает истинное мужество, – продолжил Светопеснь. – Видите ли, обычно я весьма скучен и серьезен. Каждый вечер я искренне желаю лишь сидеть и сочинять бесконечно иносказательные лекции о морали, которые мои священники будут читать моим последователям. Увы, я не могу. Вместо того я ежевечерне выхожу, оставляя дидактику и теологию и занимаюсь тем, для чего нужно истинное мужество: провожу время с другими богами.
– А почему для этого нужно мужество?
Светопеснь взглянул на нее.
– Госпожа моя. Вы видели, какими нудными они способны быть?
Сири рассмеялась.
– Но в самом деле – откуда взялось прозвище?
– Это совершенная ошибка, – отозвался Светопеснь. – Конечно, вы достаточно умны, чтобы это заметить. Наши имена и титулы назначаются случайным образом – маленькой обезьянкой, которой дают выпить непомерное количество джина.
– Сейчас вы просто глупо себя ведете.
– Сейчас? – спросил Светопеснь и поднял кубок вина. – Сейчас? Дорогая моя, я всегда веду себя глупо. Пожалуйста, возьмите свои слова обратно!
Сири лишь покачала головой; кажется, Светопеснь сегодня был в ударе.
«Отлично, – подумала она. – Моего мужа могут убить неизвестные лица, а в союзниках у меня только писец, который меня боится, и бог, который несет чушь».
– Дело в смерти, – наконец сказал Светопеснь; священники начали входить на арену, готовясь в нынешним дебатам.
Сири взглянула на него.
– Все умирают, – сказал Светопеснь. – Однако некоторые умирают так, что ярчайшим образом проявляют некую особую характеристику или чувство. В них вспыхивает нечто, отличающее их от других людей. Говорят, это нас и возвращает.
Он замолчал.
– Значит, вы умерли, проявив великую храбрость? – спросила Сири.
– Вероятно, – кивнул он. – Точно не знаю. Сны подсказывают, что я мог обидеть очень большую пантеру. Храбро звучит, правда?
– Вы не знаете, как умерли?
Светопеснь покачал головой и пояснил:
– Мы забываем. Мы пробуждаемся лишенными памяти. Я даже не знаю, какой работой я занимался.
Сири улыбнулась.
– По-моему, вы были дипломатом или неким торговцем. Кем-то, кому надо очень много говорить, но очень мало сказать!
– Да, – тихо сказал он, уставившись на священников внизу и став совершенно непохожим на себя. – Да, без сомнения, именно так…
Светопеснь покачал головой и улыбнулся Сири.
– Неважно, моя дорогая королева. Сегодня у меня есть для вас сюрприз!
«Хочу ли я получить сюрприз от Светопесни?»
Сири нервно огляделась.
Светопеснь рассмеялся.
– Не бойтесь, – сказал он. – Мои сюрпризы редко вредят, и уж точно никогда не вредят прекрасным королевам.
Он махнул рукой, подзывая пожилого человека с удивительно длинной белой бородой.
Сири нахмурилась.
– Это Хойд, – объяснил Светопеснь. – Мастер-рассказчик. Как помнится, вы хотели задать ряд вопросов…
Сири с облегчением рассмеялась, лишь теперь вспомнив о собственной просьбе. Она бросила взгляд на священников внизу.
– А… мы не должны уделять внимание речам?
Светопеснь безразлично помахал рукой.
– Уделять внимание? Смехотворно! Это было бы слишком ответственно с нашей стороны. Мы же боги, Цвета свидетели. Ну хорошо, я – бог, вы достаточно близко стоите. Приемная богиня, можно сказать. В любом случае, вы точно хотите послушать, как компания нудных священников болтает о канализации?
Сири фыркнула.
– Я так и думал. Кроме того, ни у кого у нас нет права голоса по этому вопросу. Так что давайте распорядимся временем мудро. Мы никогда не знаем, когда кончится!
– Кончится время? – удивилась Сири. – Но вы бессмертны!
– Не время кончится, – Светопеснь поднял тарелку. – Виноград. Ненавижу слушать истории без винограда.
Сири вздохнула, но принялась поедать виноград; рассказчик терпеливо ждал. Взглянув на него повнимательнее, Сири заключила, что он вовсе не так стар, как показалось вначале. Борода, наверное, знак профессии; не похожа на фальшивую, но, вероятно, выбелена. На деле он был куда моложе, чем хотел показаться.
И все же она сомневалась, что Светопеснь удовольствовался бы кем-то, кроме лучшего специалиста. Так что Сири поудобнее устроилась в кресле – сделанном явно для человека ее размеров.
«Надо быть поосторожнее с вопросами, – подумала она. – Нельзя прямо спросить о смертях Королей-Богов; это будет слишком уж очевидно».
– Рассказчик, – произнесла она. – Что ты знаешь об истории Халландрена?
– Многое, моя королева, – склонил голову он.
– Расскажи о времени до раскола Идриса и Халландрена.
– А, – произнес Хойд и сунул руку в карман. Он извлек пригоршню песка и растер его в пальцах, позволив мягко заструиться к земле; слабый ветерок подхватил песчинки. – Ее величество желает одну из древних историй, из далекого прошлого. Рассказ из времен до истории?
– Я хочу знать о происхождении Королей-Богов Халландрена.
– Тогда мы начнем со времени, овеянного туманами, – сказал рассказчик.
Он вскинул руку, и с пальцев посыпался мелкий черный песок, смешавшись с песком из другой руки. На глазах у Сири черный песок побелел; она наклонила голову, улыбнувшись представлению.
– Первый Король-Бог Халландрена был древним, – произнес Хойд. – Да, древним. Старше королевств и городов, старше монархов и религий. Но не старше гор, ибо они уже были здесь. Подобно пальцам спящего исполина они охватывали эту долину, где жили пантеры и цветы.
Мы говорим сейчас лишь о «долине», о месте, еще не имевшем имени. Тогда миром еще правили люди Чедеша; они переплыли Внутреннее Море с востока и именно они нашли эту странную землю. С тех времен осталось мало записей – их империя обратилась в пыль, но сохранилась память. Может быть, вы представите, как они изумились, прибыв сюда? Увидев пляжи с тонким мягким песком, изобилие фруктов и странные, чужие леса?
Хойд извлек из складок одежды нечто иное – пригоршню зеленых листьев с отростков папоротника; он принялся рассыпать их перед собой.
– Они назвали это место раем, – прошептал Хойд. – Раем, что сокрыт меж гор, землей мягких дождей, что всегда теплы, землей, где изобильная пища растет сама по себе.
Он подбросил в воздух пригоршню листьев, и в кружащемся облаке вспыхнула цветная пыль – словно маленький фейерверк без пламени. Темно-красный и синий цвета смешались в воздухе, закружившись вокруг рассказчика.
– Земля цвета. Слезы Эдгли, потрясающие цветы такой яркости, что краски из них быстро соединялись с любой тканью.
Сири никогда раньше не думала о том, как Халландрен выглядел для переплывших Внутреннее Море. Она слышала рассказы приходивших в Идрис торговцев историями; они повествовали о далеких странах. В других местах были прерии и степи, горы и пустыни. Но не джунгли. Халландрен был уникален.
– В то время родился Первый Вернувшийся, – продолжил Хойд, рассыпав перед собой серебряные блестки. – Это случилось на борту корабля, что шел вдоль побережья. Теперь Вернувшиеся появляются во всем мире, но первый – тот, кого вы зовете Во, но которого мы называем лишь по титулу – родился здесь, в водах этого залива. Он провозгласил Пять Видений. Он умер неделю спустя.
Команда его корабля основала королевство на этих берегах и нарекла его Ханальдом. До их прибытия в этих джунглях жили лишь люди Панн-Каля – не столько королевство, сколько горсть рыбацких деревень.
Блестки кончились, и Хойд рассыпал из другой ладони коричневатый порошок, одновременно копаясь в кармане свободной рукой.
– Может, вы спросите, почему я начал столь издалека. Разве не должен я говорить о Всевойне, о разбитых королевствах, о Пяти Ученых или Каладе Узурпаторе и его призрачной армии, которая и по сей день скрывается в джунглях, как говорят? На эти события мы обращаем внимание, их люди знают лучше всего. Но говорить лишь о них – значит, упускать историю тех трехсот лет, что привели к ним. Случилась бы Всевойна без знаний о Вернувшихся? В конце концов, именно Вернувшиеся предсказали войну и побудили Враждолова напасть на королевства за горами.
– Враждолова? – перебила его Сири.
– Да, ваше величество, – Хойд перешел на черную пыль. – Враждолов. Другое имя Калада Узурпатора.
– Похоже на имя Вернувшегося.
Хойд кивнул.
– Это так, – сказал он. – Калад был Вернувшимся, как и Миротворец – который сверг его и основал Халландрен. До этого мы еще не дошли – мы говорим о Ханальде, форпосте, что стал королевством, созданным командой Первого Вернувшегося. Именно они выбрали королевой жену Первого Вернувшегося, и с помощью Слез Эдгли создали чудесные краски, которые за немыслимую цену продаются по всему миру. Вскоре Ханальд расцвел от торговли.
Рассказчик извлек цветочные лепестки и подбросил их перед собой.
– Слезы Эдгли. Источник богатства Халландрена. Столь маленькие, столь легко растущие тут. И все же только на этой почве они способны жить. В других странах краски производить очень тяжело и дорого; некоторые ученые говорят, что Всевойна началась из-за этих лепестков, и что королевства Кут и Хут погибли из-за маленьких цветных капель.
Лепестки упали на пол.
– Но только некоторые ученые так говорят, рассказчик? – сказал Светопеснь; Сири вздрогнула – она почти забыла о его присутствии. – Что говорят другие? Почему, по их мнению, началась Всевойна?
На мгновение рассказчик замолчал; затем он принялся рассыпать пыль полудюжины цветов.
– Дыхание, ваша светлость. Многие соглашаются, что Всевойна касалась не только выжимки цветов, но и куда большего – выжимки людей. Возможно, вы знаете, что королевская семья все больше интересовалась тем, как Дыхание дарует жизнь предметам. Тогда его впервые назвали Пробуждением, и оно было новым и плохо освоенным искусством. Всего четыре столетия назад были открыты способы работы с человеческой душой, силой давать жизнь обычным предметам и мертвецам. Краткий срок по меркам богов.
– В отличие от заседаний двора, – пробормотал Светопеснь, глянув на священников, все еще обсуждавших канализацию. – Они тянутся словно вечность, по меркам вот этого бога.
Рассказчик нисколько не смутился вмешательству.
– Дыхание, – произнес он. – Годы, что привели к Всевойне, были эпохой Пяти Ученых и открытием новых Приказов. Для некоторых это время стало сроком великого просвещения и науки. Для других – темнейшим временем человечества, ибо мы научились лучше всего использовать друг друга.
Он начал сыпать новую пыль – то ярко-желтую, то черную. Сири с интересом наблюдала за рассказчиком; кажется, он подбирал слова для нее, стараясь не оскорбить идрийские чувства.
А что она и впрямь знала о Дыхании? Она даже редко видела при дворе Пробудителей, а когда видела – ей было безразлично. Монахи осуждали такие явления, но… их она слушала примерно так же, как и наставников.
– Один из Пяти Ученых совершил открытие, – продолжил Хойд, рассыпав пригоршню кусочков белой бумаги, покрытых надписями. – Приказы. Способы. Средства, которыми можно создать Безжизненного одним Дыханием. Это может показаться мелочью – но посмотрите на прошлое этого королевства и его основание. Халландрен был создан слугами Вернувшегося и его границы раздвинула деятельная торговля. Он владел удивительно богатым краем, который, благодаря открытию северных перевалов и уходов за ними, а также все более искусным навигаторам, становился жемчужиной, желанной для остального мира.
Хойд помедлил, и вскинул вторую руку, рассыпав маленькие кусочки металла; те ударялись о камень словно капли дождя.
– И так началась война, – сказал он. – Пять Ученых разделились, поддержав разные стороны. Некоторые королевства получили Безжизненных, другие – не получили. Некоторые царства обрели оружие, которому другие могли лишь завидовать.
Моя история дает еще один ответ на вопрос бога о причинах Всевойны: создавать Безжизненных стало дешево. До открытия Приказа одного Дыхания, сотворение Безжизненного требовало пятидесяти Дыханий. Лишние солдаты – даже Безжизненные – не слишком полезны, когда их в пятьдесят раз меньше, чем уже имеющихся. Однако, если можно создать Безжизненного одним Дыханием… из расчета один к одному… это удвоит вашу армию. И половине ее не потребуется еда.
Металл больше не падал.
– Безжизненные не сильнее обычных людей, – промолвил Хойд. – Они мало отличаются. Они не более умелы, чем живые. Они мало отличаются. Однако они не едят, как обычные люди – и это дает огромное преимущество. Учтите, что им безразлична боль, и что они не чувствую страха… и внезапно вы обретаете армию, против которой другим не выстоять. Калад зашел еще дальше – говорят, что он создал новый и более могучий вид Безжизненных, и получил еще более пугающее преимущество.
– А что за новые Безжизненные? – с интересом спросила Сири.
– Никто не помнит, ваше величество, – ответил Хойд. – Записи о тех временах утеряны. Некоторые говорят, что их намеренно сожгли. Чем бы ни были на деле Призраки Калада, они были ужасны и пугающи – и потому, даже хотя время похоронило детали, сами призраки живут в нашей памяти. И наших ругательствах.
– А они действительно где-то существуют? – Сири слегка вздрогнула и посмотрела в сторону незримых джунглей. – Как в сказках? Невидимая армия, что ждет, когда Калад вернется и снова поведет ее?
– Увы, – сказал Хойд, – я рассказываю лишь истории. Как я сказал, столь многое о тех временах потеряно для нас.
– Но мы знаем о королевской семье, – заметила Сири. – Они откололись, потому что были не согласны с Каладом, верно? Они видели, как сомнительно морально применение Безжизненных?
Рассказчик заколебался.
– Ну, да, – сказал он наконец, улыбнувшись в бороду. – Да, видели, ваше величество.
Она подняла бровь.
– Тсс, – наклонился к ней Светопеснь. – Он вам лжет.
– Ваша светлость, – низко поклонился рассказчик, – я прошу прощения. Существуют разные объяснения! Я лишь рассказываю истории – все истории.
– А о чем повествуют другие истории? – спросила Сири.
– Они не сходятся, ваше величество, – ответил Хойд. – Ваши люди говорят о религиозном возмущении и предательстве Калада Узурпатора. Панн-кальцы рассказывают о том, как королевская семья старалась получить могучих Безжизненных и Пробудителей, и изумилась, когда их инструменты обернулись против них же. В Халландрене говорят, как короли объединились с Каладом, сделали его генералом и не обратили внимания на волю народа, а стали кровожадно алкать войны.
Он поднял взгляд и рассыпал две горсти черной угольной пыли.
– Но время пылает за нами, и остаются лишь память и пепел. Память скользит из разума в разум, обретая звучание в моих устах. Когда все правдиво, и все ложно – имеет ли значение, если кто-то говорит, что короли пытались создать Безжизненных? Вы верите в то, во что верите.
– В любом случае Вернувшиеся получили власть над Халландреном, – констатировала Сири.
– Да, – подтвердил Хойд. – И они дали ему новое имя, вариант прежнего. И все же некоторые по-прежнему с уважением говорят об ушедших королях, которые унесли в горы кровь Первого Вернувшегося.
Сири нахмурилась.
– Кровь Первого Вернувшегося?
– Да, конечно, – ответил Хойд. – Именно его жена, носившая его ребенка, стала первой королевой этой страны. Вы – его потомок.
Сири резко села.
Светопеснь с интересом повернулся к ней.
– Вы не знали? – спросил он, и голос его прозвучал без обычного легкомыслия.
Она покачала головой.
– Если об этом мой народ и знает – то не говорит.
Кажется, Светопеснь это заинтересовало; где-то внизу священники взялись за иную тему – что-то о безопасности в городе и усилении патрулей в трущобах.
Сири улыбнулась, увидев способ перейти к вопросам, которые действительно желала задать.
– Таким образом, Короли-Боги Халландрена не несут в себе кровь Первого Вернувшегося.
– Да, ваше величество, – ответил Хойд, подбросив в воздух кусочки глины.
– А сколько было Королей-Богов?
– Пять, ваше величество, – последовал ответ. – Включая Его Бессмертное Величество Владыку Сесеброна, но исключая Миротворца.
– Пять королей, – протянула она. – За триста лет?
– Да, ваше величество, – подтвердил Хойд, рассыпав перед собой немного золотой пыли. – Халландренская династия была основана по завершении Всевойны; первый Король-Бог получил Дыхание и жизнь от самого Миротворца – того почитали за то, что он сокрушил Призраков Калада и положил мирный конец Всевойне. С тех пор каждый Король-Бог зачинал мертворожденного сына, который Возвращался и занимал его место.
Сири наклонилась вперед.
– Постой. Как Миротворец создал нового Короля-Бога?
– А, – Хойд вновь перешел на песок, рассыпая его левой рукой. – Вот эта история стерта временем. И в самом деле – как? Дыхание можно передать от человека человеку, но Дыхание – сколько бы его ни было – не превращает в бога. По легендам Миротворец умер, передав Дыхание преемнику. В конце концов, разве не может бог отдать жизнь и благословить другого?
– Не лучший признак умственной стабильности, по-моему, – сказал Светопеснь, жестом велев принести еще винограда. – Рассказчик, ты не слишком укрепляешь нашу уверенность в предшественниках. Кроме того, если бог отдает Дыхание, то получатель божественность не обретает.
– Я лишь рассказываю истории, ваша светлость, – повторил Хойд. – Может, они правдивы, может – вымышлены. Я лишь знаю, что существуют сами истории, и что я должен их поведать.
«С предельно возможным шиком», – подумала Сири, когда Хойд сунул руку в новый карман и извлек пригоршню травинок и кусочков земли; они медленно посыпались сквозь пальцы.
– Я говорю о временах основания, ваша светлость, – продолжил Хойд. – Миротворец был необычным Вернувшимся – он сумел не дать Безжизненным буйствовать. Он и впрямь изгнал Призраков Калада, составлявших большую часть армии Халландрена; тем самым он оставил свой народ без защиты. Так Миротворец поступил, стараясь призвать мир; конечно, к тому времени для Кута и Хута было уже поздно. Однако другие королевства – Панн-Каль, Тедрадель, Гис и сам Халландрен – покончили с конфликтом. Нельзя ли было ожидать большего от того бога богов, который сумел достичь столь многого? Может, он и совершил нечто неповторимое, как говорят священники. Может, он оставил некое семя в Королях-Богах Халландрена, что позволило им передавать силу и божественность от отца к сыну?
«Наследие, дающее право на власть, – подумала Сири, попутно отправив в рот кусочек винограда. – Короли-Боги могут править, если у них в предках такой потрясающий бог. И угрозой им может стать только…
Только королевская семья Идриса, способная проследить свое происхождение до Первого Вернувшегося. Еще одно божественное наследие, соперник за право власти в Халландрене».
Но она так и не поняла, как умирали Короли-Боги. И истории не объясняли, почему некоторые боги – вроде Первого Вернувшегося – могли зачать ребенка, а другие не были на это способны.
– Они бессмертны, да? – уточнила Сири.
Хойд кивнул, мягко рассыпая землю и траву, и меняя тему щепоткой белого порошка.
– Да, ваше величество. Короли-Боги не стареют, как и все Вернувшиеся. Отсутствие старения – дар всех, кто достиг Пятого Возвышения.
– Но почему было пять Королей-Богов? – спросила Сири. – Почему умер первый из них?
– Почему Вернувшиеся уходят, ваше величество? – ответил вопросом Хойд.
– Потому что сходят с ума, – вставил Светопеснь.
Рассказчик улыбнулся.
– Потому что они устают. Боги не похожи на обычных людей; они возвращаются ради нас, а не ради себя, и когда больше не могут выносить жизнь, они умирают. Короли-Боги живут столько, сколько понадобится для появления наследника.
Сири вздрогнула.
– Об этом широко известно? – быстро спросила она, и слегка съежилась, осознав, что фраза звучит подозрительно.
– Конечно, ваше величество, – ответил рассказчик. – Хотя бы рассказчикам и ученым. Каждый Король-Бог покидал этот мир вскоре после рождения сына и наследника. Это естественно. Когда появляется наследник, то Король-Бог начинает чувствовать тревогу. Каждый из них искал возможность использовать Дыхание на благо царства. А затем…
Он вскинул руку, щелкнув пальцами и плеснув немного воды, мигом поднявшейся туманом.
– А затем они умирают, – сказал он, – и оставляют людям благословение, а наследнику – власть.
Все трое замолчали; туман перед Хойдом постепенно испарялся.
– Не самое лучшее, что можно сказать новобрачной, рассказчик, – заметил Светопеснь. – Невесела весть о том, что ее муж устанет от жизни, когда она понесет ребенка.
– Я не пытаюсь очаровать, ваша светлость, – поклонился Хойд. У его ног легкий ветер вольно смешивал песок, пыль и блестки. – Я лишь рассказываю истории. Эту знают многие; я должен был посчитать, что ее величеству тоже захочется ее узнать.
– Благодарю, – тихо сказала Сири. – Спасибо, что рассказал. Скажи, где ты научился так… необычно рассказывать?
Хойд с улыбкой взглянул на нее.
– Я научился этому очень много лет назад у человека, который не знал, кем является, ваше величество. Это случилось в далеком месте, где соединялись две земли и умирали боги. Но это неважно.
Сири отнесла размытое объяснение на счет желания Хойда создать себе подобающе романтическое и таинственное прошлое. Сказанное о смертях Королей-Богов интересовало ее значительно больше.
«Итак, есть официальное объяснение, – подумала она, ощущая тугой ком в животе. – И оно действительно правдоподобно. Теологически все логично – Короли-Боги уходят, когда обеспечат достойного наследника.
Но все равно не ясно, как Сокровище Миротворца – это изобилие Дыханий – переходит от одного Короля-Бога к другому, раз у них нет языков. И не объясняет, почему человек вроде Сесеброна устанет от жизни, когда она его столь привлекает».
Официальная версия подходила для тех, кто не знал Короля-Бога, но для Сири она распадалась на глазах. Сесеброн никогда бы так не поступил. Не сейчас.
Но… изменится ли что-то, если она понесет ребенка? Устанет ли Сесеброн от нее с такой легкостью?
– Может, нам стоит надеяться, что старик Сесеброн нас покинет, моя королева, – лениво сказал Светопеснь, играя виноградом. – Подозреваю, вас в это насильно втянули. Если Сесеброн умрет, может, вы даже сможете вернуться домой. Никто не пострадает, люди излечатся, наследник будет на троне. Все или рады, или мертвы.
Внизу продолжали спорить священники; Хойд поклонился, ожидая, пока его отпустят.
«Рады… или мертвы».
Сири почувствовала тошноту и поднялась.
– Простите меня, – сказала она. – Я бы хотела немного пройтись. Благодарю за рассказ, Хойд.
И с этими словами и в сопровождении свиты она быстро покинула павильон, не желая показать Светопесни слезы.


Небольшое не-спойлерное примечание к главе.Появляющийся здесь Хойд - персонаж не эпизодический. Вернее, эпизодический - но во всех романах, относящихся ко вселенной Космера, несмотря на то, что их разделяют века и границы миров. Он постоянно контактирует с главными героями, выступает осведомителем, шутом, нищим, рассказчиком... и еще один автор знает кем. Судя по всему, Хойд владеет кучей видов магии с разных миров, обладает знаниями в самых неожиданных областях и действует согласно каким-то своим побуждениям. Во всяком случае, рядом с героями он появляется постоянно.
А, да, Сири ошибается в оценке его возраста. Хойд, напротив, старше, чем выглядит. Намного старше: он старше разумной жизни как минимум в двух мирах.

Мбези ударила ее по лицу и разбила губу до крови. В ответ Н'доли пнула Мбези в живот. Охнув, Мбези схлопотала добавку: рюкзак Н'доли прилетел ей в лицо. Королева класса схватила вредную соплюху за патлы, вредная соплюха ответила тем же.
– А вот я папе скажу, – заорала Мбези, понимая, что непоправимо теряет лицо. – Он придет и тебе ноги выдернет!
Папа Мбези торговал сизой пыльцой на углу Восстания и Первопроходцев. Наркоманы, благословляя его вслух, проклинали втихомолку буйного толкача: папа Мбези в долг давал только оплеухи и зуботычины.
– Я тоже папе скажу! – не осталась Н'доли в долгу. – Он придет и твоему папе знаешь что сделает?
Тишина была ей ответом. Мертвая, вибрирующая от напряжения тишина. Ну да, подумала Н'доли. Это я зря. У Мбези папа вон какой слоняра. А у меня – карлик, да еще слепой. Если я ему пожалуюсь, он напьется в хлам, полезет с Мбезиным папашей в драку и схлопочет по морде. Мамы потом будут плакать. Может, у моего папы дружки есть? Ну, которые из тюрьмы. Папа говорил, что есть. Я ему пожалуюсь, он позовет дружков, а лучше, я вообще не буду ему жаловаться…
– Не надо Папу, – сказала Мбези. Голос ее дрожал. – Не зови Папу.
И гроза разревелась, хлюпая носом:
– Не зови! Я больше не буду…
Вокруг толпились старшеклассники. «Не зови, – попросил кто-то, и остальные дружно закивали. – Она не будет…» Хорошо, согласилась Н'доли. Маленькая, глупая, она скорее почувствовала, чем поняла: ее папа отличается от других пап. Чем? Наверное, тем, что начинается с большой буквы, вот так – Папа, Папа Лусэро.
И звать его по пустякам – глупей глупого.

Который день пытаюсь поставить Age of Wonders 3. И не идет. Вернее как не идет, при установке не ругается. Но на коробке обозначено, что занимает на диске 10 гиг, в Сети - то же. При установке ставится 3 гига, при попытке запуска выдается "Aow3 Launcher.exe - обнаружена ошибка".
Сверил системные требования - под минимум точно подходит. Переставил с отключенным антивирусом. Обновил архиваторы и NET.Framework. Сходил в магазин, где брал - там проверили диск, все нормально у них установилось и запустилось.
У меня - фиг. Ставится треть от заявленного объема, выдается ошибка.
В чем, блин, дело?!

Час назад вернулся с Юникона.
ЮниКон - это у нас такой конвент фантастики. Узнал я о нем еще на ФБ-сходке, от организаторов же, следил за... а потом на меня начали сыпаться дела и я забыл. И только вчера, вспомнив по ассоциации с неким иным мероприятием, дернулся - а погляжу-ка я, когда Юникон?
и офигел. Ибо 29-30 марта. То есть первый день уже пролетел. Второй день упускать было никак нельзя, так что сегодняшним утром...
Для начала - я слегка промахнулся, изучая страницу на предмет билетов. Продавались они в "Силуэте", туда и поехал - и выяснил, что день-то последний, так что вся продажа уже собственно на месте проведения. Отправился в ДК МАЗа, заодно и узнал, где он точно. На входе обзавелся значком-билетом-браслетом и двинулся все осматривать.
Первый этаж - разнообразное на продажу: книги, игры, еще что-то... Взял "предсказание от дядюшки Саундвейва" - "Не поддавайтесь эмоциям". Спасибо, я и так это делаю, даже слишком)
Я сунул нос всюду, отметил себе кое-что и подался на второй этаж, к собственно выставкам.
Шли стенды примерно так: Доктор, Масс Эффект, Вархаммер, комиксы, МК, Звездные Врата, Стар Трек, ЗВ. Естественно, пригляделся я ко всем.
Полюбовался на поединки в МК 9; в частности умилила картина, когда на фоне боя Синдел и Саб-Зиро на втором плане маячит кузнец, которому могучая схватка явно тотально пофиг - у него работа кипит. Еще один бой прошел под звучащую рядом веселую танцевальную музыку.
Стенд Вархаммера порадовал композицией - куча орков всех видов и размеров. Сперва я подумал - "а где противник?" Потом вспомнил, что это ж орки, им противника и не надо. А приглядевшись, узрел на первом плане стоящую спиной к оркам малую группку Черных Храмовников. И если над орками красовались обычные WAAAAAGH!, то над Храмовниками было, прошу прощения за слог - "Жопой чую, лучше не оборачиваться..." Но так им и надо.
Косплееров, естественно, было предостаточно. Кого увидел и отложил в памяти я:
- Вархаммеровский монах - огромный, в белом, с молитвой на коже и эвисцератором у пояса;
- Сестра Битвы из Ордена Нашей Леди-Мученицы - очень даже убедительная и брутально обаятельная;
- Харли Квинн и целых два Джокера разных времен.
- Бэтмен и Десстрок - хотя я их видел только мельком, увы. Но похожи.
- Зеленая Стрела с луком и колчаном.
- Черная Канарейка и Затанна - приковывавшие все взгляды, но с их костюмами - неудивительно.
- Пара Докторов и ТАРДИС.
- Два джедая с мечами. Один из них руководил ЗВ-секцией и вел конкурсы.
- Дарт Нихилус - вроде получивший первый приз, и вполне по праву, очень убедителен.
- Мандалорианский боец в желтом доспехе и с ножом.
- Необычно высокий эвок с копьем и в мехах.
- Визас Марр - очень хороший костюм, хотя до сих пор не понимаю, как в нем видела.
Естественно, в итоге я сунулся к ЗВшникам, пригляделся к сувенирам. Спрашиваю - а с Феттами кружка есть? Нет, говорят, только в числе призов за конкурсы. Я задумался - и решил поучаствовать. Выбрал Светлую сторону, получил на лапу печать Альянса...
Конкурсов было три. В рисовальный я и соваться не стал, а вот на пазаак записался. Увы, в карты мне пока не везет, две партии проиграл, третью - вничью. Но хоть понял примерно, как оно работает.
А дальше пошла викторина: отгадывание персонажей с экрана. Я и человек, с которым мы уже полконвента общались, оказались в лидерах. И тогда ведущий-джедай, в качестве разминки перед основной викториной, предложил посостязаться нам двоим. Я называю джедаев, он - ситхов, поочередно, кто больше назовет, тот и выиграл...
Бедный мастер-джедай. Он не знал, на что подписывается.
Bad feeling about this у него появилось где-то имени на восьмидесятом, но мы не останавливались. Прошлись по всем эпохам, помянули Братство Тьмы и Орден Крайта, Старый Орден и Новый, семьи Драаев и Скайуокеров, Санрайдеров и Соло... В итоге получилась ничья, и нас одарили кружками - так я и получил то, за что, собственно, и полез в конкурсы. Кстати, вспомнили мы не всех - потом сокрушались "как я забыл Нагу Садоу?!", "почему я не сказал лорда Хота?"
Дальше был перерыв, и подушкобоевой турнир. Я лишь наблюдал, впечатлился мощью разных участников; особенно жесткой была схватка руководителей секций ЗВ и СтарТрека.
А полноценной викторины не было - все умотались. Но джедай провел опрос нас обоих по ряду наиболее сложных вопросов и в итоге мы получили по два мини-плаката. Я взял копии классических постеров Э4 и Э5.
А, еще отличившихся в ЗВ-конкурсах наградили сертификатами Орденов. Мне достался джедайский, угу.
Итог, что вынес с Юникона:
- Значок.
- Выигранная кружка с Феттом-младшим и знаком митозавра.
- Выигранные мини-плакаты.
- Сертификат падавана.
- И... Сангвинарная Гвардия. Ага, она теперь у меня есть.

А я вот с подачи Лиссы увидел то, о чем напрочь забыл: Книжную ФБ. Угу, чисто книжную.
Поглядел и задумался, внимательно глядя на мистера Сандерсона и его миры. Согласно правилам, туда не впишется разве что "Рифматист" - на данный момент - а все остальное вполне...
Не верю, что я это говорю, но что думаете об этой идее? И фанрайтеры, и фанартеры...

Светопеснь доказывает, что не боги горшки обжигают и наносит визит псевдоюному божеству.
И, если считать по главам, то роман переведен наполовину.


– Светопеснь! – воскликнула Румянец, уперев руки в бедра. – Что ты делаешь, во имя Радужных Тонов?– Светопеснь! – воскликнула Румянец, уперев руки в бедра. – Что ты делаешь, во имя Радужных Тонов?
Светопеснь не обратил на нее внимания, вместо того коснувшись кучи влажной глины перед собой. Священники и слуги окружили его широким кольцом, и они были так же озадачены, как и вошедшая пару секунд назад Румянец.
Вращался горшечный круг; Светопеснь сжимал глину, стараясь удержать ее на месте. Сквозь окна павильона лился солнечный свет, и глина поблескивала на ровно подстриженной траве под столом. Вращение круга ускорялось, и глина крутилась, разбрасывая комки и кусочки. Руки Светопесни уже покрылись липким слоем, и очень скоро вся масса слетела с круга и расплескалась по земле.
– Хм, – сказал он, обозревая творение.
– Ты дал отпуск своему разуму? – спросила Румянец. На ней было обычное платье – ничего по бокам, очень мало наверху и слегка больше спереди и сзади. Волосы богиня заплела в сложнейший узор косичек и лент – скорее всего, поработал мастер стиля, приглашенный во двор к кому-то из богов.
Светопеснь вскочил на ноги и развел руки в стороны; одни слуги поспешили омыть их, другие смахнули частички глины с изящного одеяния. Бог задумчиво замер; остальные слуги унесли горшечный круг.
– Итак? – спросила Румянец. – Что это вообще было?
– Я только что выяснил, что не умею делать горшки, – ответил Светопеснь. – Собственно, не просто «не умею» – у меня это выходит жалко. Смехотворно. Я не могу даже заставить проклятую глину не улетать с круга.
– А чего ты ожидал?
– Не уверен, – признался Светопеснь, двинувшись к длинному столу у стены павильона. Явно раздраженная этим Румянец последовала за ним; Светопеснь внезапно схватил со стола пять лимонов, подбросил их в воздух и принялся жонглировать.
Румянец смерила его взглядом, и на мгновение показалась истинно встревоженной.
– Светопеснь? – спросила она. – Дорогой… все в порядке?
– Я никогда раньше не жонглировал, – сообщил он, не отрывая взгляда от лимонов. – Пожалуйста, возьми вон ту гуаву.
Она заколебалась и осторожно взяла фрукт.
– Бросай, – попросил Светопеснь.
Она метнула фрукт; Светопеснь ловко выхватил его из воздуха и присоединил к летающим лимоном.
– До сегодняшнего дня я не знал, что это умею, – пояснил он. – Что скажешь?
– Я… – она склонила голову набок.
Светопеснь рассмеялся:
– Не думал, что я когда-нибудь заставлю тебя потерять дар речи, дорогая моя.
– Не знала, что я когда-либо увижу, как бог кидается фруктами в воздух.
– Да и не только это, – сообщил Светопеснь, резко наклонившись к земле – он чуть не упустил лимон. – Сегодня я выяснил, что знаю удивительно много морских терминов, что я прекрасный математик и очень даже неплохо рисую. С другой стороны, я ничего не знаю об индустрии красок, лошадях или садоводстве. У меня нет таланта к скульптуре, я не говорю на иностранных языках, и, как ты видела, я совершенно бездарный горшечник.
Румянец несколько секунд оглядывала его.
Светопеснь поглядел на нее в ответ, позволив лимонам упасть, но поймав гуаву. Он бросил фрукт слуге, который тут же принялся его чистить.
– Моя прошлая жизнь, Румянец. Этими навыками я – Светопеснь – просто не мог владеть. Кем бы я ни был до смерти, но этот человек умел жонглировать, разбирался в морском деле и умел рисовать.
– Нам не стоит задумываться о том, кем мы были раньше, – заметила Румянец.
– Я бог, – сообщил Светопеснь, взяв блюдо с очищенной и нарезанной гуавой; он предложил фрукт Румянец. – Клянусь Призраками Калада, я буду задумываться о чем хочу.
Она помедлила, улыбнулась и взяла дольку.
– Вот я только решила, что раскусила тебя…
– Ты меня не раскусила, – легко заверил он. – И я тебя тоже. В том и дело. Ну что, пойдем?
Она кивнула и догнала его на лугу; слуги поднесли зонты и укрыли богов от солнца.
– Не верю, что тебе никогда не было интересно, – сказал Светопеснь.
– Дорогой мой, – Румянец потянула сок из дольки гуавы, – раньше я была скучной.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что я была обычной! Я могла быть… ты вообще видел обычных женщин?
– Да, по пропорциям они тебе уступают, – согласился Светопеснь. – Но многие весьма привлекательны.
Румянец содрогнулась.
– Прошу, не надо. Почему ты хочешь знать о твоей прошлой жизни? Что если ты был убийцей или насильником? Или еще хуже – вдруг у тебя не было чувства стиля?
Он фыркнул, заметив блеск в ее глазах.
– Ты так мелочна. Но я вижу, что тебе любопытно. Попробуй что-нибудь такое, попробуй дать своим навыкам поведать о себе. Ты ведь Вернулась, ты должна была быть особенной.
– Хм-м… – протянула Румянец и с улыбкой скользнула к нему. Светопеснь замер, когда богиня провела пальцем по его груди. – Ну, если ты сегодня пробуешь все новое, то есть еще кое-что, о чем можно подумать…
– Не пытайся уйти от темы.
– Я и не ухожу, – ответила она. – Но как ты узнаешь, кем ты был, если не попытаешься? Это будет… эксперимент.
Светопеснь рассмеялся и отвел ее руку.
– Дорогая моя, боюсь, что ты мной останешься недовольна.
– Думаю, ты меня переоцениваешь.
– Это невозможно.
Она осеклась, покраснев.
– Э… – протянул Светопеснь. – Хм. Я не совсем это имел в виду…
– Ну вот, – сказала Румянец. – Ты все испортил. Я как раз собиралась сказать нечто очень умное, точно знаю.
Светопеснь улыбнулся:
– Мы оба потеряли дар речи за один день. Кажется, мы теряем хватку.
– С моей хваткой все в порядке, и ты в этом убедишься, если позволишь.
Он только поднял глаза, снова двинувшись с места.
– Ты безнадежна.
– Когда ничего не остается, пускай в ход сексуальные намеки, – легко сказала Румянец, догоняя его. – Они всегда возвращают беседу к тому, чему нужно. Ко мне.
– Безнадежна, – повторил Светопеснь. – Но, думаю, у меня нет времени на новые упреки – мы пришли.
Действительно, перед ними уже высился лавандово-серебряный дворец Надеждолова, и у входа был приготовлен павильон с тремя столами и пищей. Само собой, Румянец и Светопеснь заранее договорились о встрече.
Надеждолов Справедливый, бог красоты и невинности, поднялся при их приближении. На вид ему было лет тринадцать, и по внешности он был самым юным богом при дворе. Но такие различия никто особо не учитывал; он все же Вернулся, когда его телу исполнилось два года, и потому по божественным меркам он был старше Светопесни на шесть лет. А здесь, где боги обычно не проживали и двадцати лет, и средний возраст приближался к десяти годам, разница в шесть лет была очень значительна.
– Светопеснь, Румянец, – строго и официально произнес Надеждолов. – Добро пожаловать.
– Благодарю, дорогой, – улыбнулась ему Румянец.
Надеждолов кивнул и жестом пригласил их к столу. Три маленьких стола разделяло расстояние – достаточное, чтобы дать богам свое пространство, и при этом сохранять близость.
– Как у тебя дела, Надеждолов? – спросил Светопеснь, опускаясь на стул.
– Очень хорошо, – ответил Надеждолов. Голос его всегда казался слишком уж взрослым по сравнению с телом – словно мальчик пытался имитировать отца. – Этим утром среди прошений был истинно тяжелый случай – мать с ребенком, умиравшим от лихорадки. Она уже потеряла трех детей и мужа, и все за один год. Страшная трагедия.
– Дорогой мой, – обеспокоенно сказала Румянец. – Ты же не думаешь о том, чтобы… передать Дыхание, правда?
Надеждолов сел.
– Не знаю, Румянец. Я стар. Я чувствую себя старым. Может, пришло время уйти; я пятый по возрасту, как ты знаешь.
– Да, но наступают такие волнующие времена!
– Волнующие? – повторил он. – Что ж, они успокаиваются. Прибыла новая королева, и мои источники во дворце говорят, что она деятельнейшим образом старается произвести наследника. Скоро мы обретем стабильность.
– Стабильность? – переспросила Румянец; слуги принесли охлажденный суп. – Надеждолов, я с трудом верю, что ты так мало знаешь.
– Ты думаешь, что идрийцы хотят захватить трон при помощи новой королевы, – ответил Надеждолов. – Я знаю, что ты делаешь, Румянец. Я не согласен.
– А слухи в городе? – подалась вперед Румянец. – Идрийские агенты, которые мутят воду? Так называемая вторая принцесса в столице?
Светопеснь замер, не донеся ложку до рта.
«Что-что?»
– Идрийцы в городе всегда создают кризисы, – небрежно отмахнулся Надеждолов. – Помнишь того смутьяна шестимесячной давности, повстанца с внешних плантаций? Он, как помнится, умер в тюрьме. Иноземные рабочие редко становятся стабильным низшим классом, но я их не боюсь.
– Они никогда ранее не заявляли, что с ними работает человек короны, – указала Румянец. – Дело может очень быстро выйти из-под контроля.
– Я обеспечил безопасность моих интересов в городе, – ответил Надеждолов, переплетая пальцы. Слуги унесли суп; хозяин дворца сделал лишь три глотка. – А что с твоими?
– Им служит эта встреча, – отозвалась Румянец.
– Простите, – поднял палец Светопеснь. – Но, во имя Цветов, о чем мы вообще?
– О беспорядках в городе, Светопеснь, – пояснил Надеждолов. – Некоторые местные обеспокоены возможной войной.
– И ситуация может быстро стать опасной, – Румянец лениво помешала суп. – Я думаю, что нам надо подготовиться.
– Я готов, – ответил Надеждолов; внимательные глаза смотрели со слишком юного лица. Подобно всем младшим Вернувшимся – включая Короля-Бога – Надеждолов должен был взрослеть, пока тело не достигнет зрелости. Затем он замер бы как раз на грани расцвета лет, и перестал стареть, пока не отдаст Дыхание.
Он вел себя так по-взрослому. Светопеснь не особенно общался с детьми, но среди его слуг были юные ученики – и Надеждолов на них не походил. По всем отзывам он, как и другие юные Вернувшиеся, очень быстро повзрослел за первый год, и стал думать и говорить как взрослый, хотя тело его еще оставалось детским.
Они с Румянец продолжали обсуждать стабильность города, упоминая участившиеся случаи вандализма, похищения военных планов, отравление припасов в городе. Светопеснь не вмешивался, лишь подумав: «Кажется, красота Румянец его не отвлекает». Сама богиня взяла фрукты, и по обыкновению чувственно принялась посасывать дольки ананаса. То ли Надеждолову было все равно, то ли он не заметил, даже когда она наклонилась вперед, демонстрируя впечатляющий вырез.
«Он несколько отличается, – подумал Светопеснь. – Он Вернулся ребенком и очень мало времени вел себя по-детски. Теперь он взрослый в одних отношениях, и дитя в других».
Превращение сделало Надеждолова более зрелым. Он был выше и физически крепче обычных мальчиков его возраста, пусть даже и не обладал чеканными величественными чертами взрослого бога.
«И все же, – подумал Светопеснь, отправляя в рот кусочек ананаса, – у разных богов – разные тела. У Румянец нечеловечески хорошая фигура, особенно при ее-то стройности. А Доброзвезда пухлая и всюду округлая. Другие, вроде Всематери, внешне выглядят старыми».
Светопеснь знал, что не заслуживает могучего сложения. Он знал, как жонглировать – и как-то понимал, что обычно человеку надо долго и упорно работать, что бы получить такие мускулы. Лень, еда и питье должны были дать пухлое и слабое тело.
«Но были и тучные боги, – подумал Светопеснь, вспоминая некоторые виденные им портреты более ранних Вернувшихся. – Было у нас время, когда полнота считалась идеалом…»
Может, внешность Вернувшихся как-то соотносилась с тем, как общество их видело? Может, с их мнением об идеале красоты? Внешность Румянец это бы точно объяснило…
Кое-что пережило превращение. Язык. Навыки. И, если подумать, знания об обществе. Боги всю жизнь проводили на плато, и должны были быть куда менее приспособлены к жизни, чем были. Они хотя бы должны были быть невежественными и наивными. И все же большинство из них деятельно плели интриги, и строили сложные планы, удивительно хорошо схватывая события внешнего мира.
Сама память не выжила. Почему? Почему Светопеснь мог жонглировать и понимать слова вроде «бушприт», но не мог вспомнить, кем были его родители? И что за лицо приходит во снах? Почему в сновидениях в последнее время царят шторма и бури? Что это за красная пантера снова явилась ему в кошмарах в предыдущую ночь?
– Румянец, – поднял руку Надеждолов. – Достаточно. Прежде чем мы продолжим, я должен указать, что твои явные попытки соблазнить меня ни к чему не приведут.
Румянец отвернулась со смущенным видом.
Светопеснь оторвался от раздумий.
– Дорогой мой Надеждолов, – сказал он, – она не пыталась тебя соблазнить. Пойми, пожалуйста; аура привлекательности – просто часть личности Румянец. Частично потому она столь очаровательна.
– В любом случае, – ответил он, – на меня не повлияет ни это поведение, ни паранойя в аргументах и страхах.
– Мои источники не думают, что это просто паранойя, – произнесла Румянец; слуги унесли блюда с фруктами и доставили немного охлажденного рыбного филе.
– Источники? – повторил Надеждолов. – А кто именно эти «источники», о которых ты говоришь?
– Люди в самом дворце Короля-Бога.
– У всех нас есть люди во дворце Короля-Бога, – заметил Надеждолов.
– У меня нет, – вставил Светопеснь. – Могу у вас одолжить пару?
Румянец лишь вздохнула.
– Мой источник занимает важную позицию. Он многое слышит и знает; война точно надвигается.
– Я тебе не верю, – сказал Надеждолов, принимаясь за еду, – но это мало что значит, не правда ли? Ты пришла не убеждать меня. Тебе нужна лишь моя армия.
– Твои фразы, – подтвердила Румянец. – Управляющие фразы Безжизненных. Чем нам надо с тобой за них расплатиться?
Надеждолов взял еще рыбы.
– Знаешь, Румянец, почему я считаю свою жизнь столь скучной?
Она покачала головой.
– Если честно, я все еще думаю, что ты лукавишь.
– Нет, – произнес Надеждолов. – Одиннадцать лет. Одиннадцать лет мира. Одиннадцать лет, за которые я искренне возненавидел нынешнюю систему правительства. Мы все посещаем законодательные собрания. Мы слушаем дебаты. Но большинство из нас не оказывают влияния; при голосовании по конкретному вопросу какой-то вес имеют только те, у кого есть власть в этой сфере. Во время войны владельцы Приказов для Безжизненных становятся важны; в остальное время их мнение редко учитывается. Ты хочешь моих Безжизненных? Да пожалуйста! У меня одиннадцать лет не было возможности применить их, и я рискну сказать, что еще одиннадцать пройдут без проблем. Я отдам тебе Приказы, Румянец – но лишь в обмен на твой голос. Ты заседаешь в совете по общественным проблемам. У тебя важное голосование чуть ли не каждую неделю. В обмен на мои управляющие фразы ты должна обещать голосовать по общественным вопросам так, как я скажу, с сего момента и до смерти одного из нас.
В павильоне воцарилась тишина.
– А, вот теперь ты передумала, – улыбнулся Надеждолов. – Я слышал, как ты жаловалась на свои обязанности при дворе, как находила тривиальными свои голосования. Но не так просто расстаться с голосом, не правда ли? Только в нем и заключается твое влияние. Оно не слишком ярко, но сильно. Оно…
– Согласна, – резко сказала Румянец.
Надеждолов осекся.
– Мой голос – твой, – сказала Румянец, встретившись с ним взглядом. – Условия приемлемы. Я клянусь в этом перед твоими и моими священниками и даже в присутствии еще одного бога.
«О, Цвета! – изумился Светопеснь. – Она и впрямь серьезна».
Все это время он отчасти полагал, что опасения Румянец на тему войны были просто еще одной игрой. И все же глядящая Надеждолову в глаза женщина не играла; она искренне верила, что Халландрен в опасности, и хотела убедиться, что армия едина и готова. Ей было не все равно.
И это обеспокоило Светопеснь. Во что он ввязался? Что если действительно будет война?
Глядя на двух богов, он похолодел от мысли о том, как легко и быстро они разбираются с судьбой халландренцев. Для Надеждолова власть над четвертью армии королевства должна была быть священным долгом – но он был готов вышвырнуть ее просто потому, что стал скучать.
«Но могу ли я критиковать других за недостаток набожности? – подумал Светопеснь. – Я, неспособный поверить даже в свою божественность?»
И все же… вот в тот момент, когда Надеждолов был готов отдать свои Приказы Румянец, Светопесни показалось, что он нечто видит. Всплывшее в уме воспоминание. Сон, который он никогда не видел.
Сияющая комната, сверкающая и отражающая свет. Стальная.
Тюрьма.
– Священники и слуги, отойдите, – приказал Надеждолов.
Они отошли, оставив троих богов за полусъеденным обедом. Шелк павильона слегка бился на ветру.
– Управляющая фраза, – сказал Надеждолов, глядя на Румянец, – «Свеча, что дает мне свет».
Название знаменитой поэмы, ее знал даже Светопеснь.
Румянец улыбнулась; если она скажет эти слова десяти тысячам Безжизненных в казармах, то сможет изменить их нынешние приказы и полностью завладеть ими. Светопеснь подозревал, что к концу дня она отправится в казармы у подножия двора и начнет менять солдатам Надеждолова управляющие фразы, ведомые только ей, и, возможно, паре доверенных служителей.
– Теперь я удалюсь, – поднялся Надеждолов. – Этим вечером при дворе голосуют. Ты там будешь, Румянец, и отдашь голос в пользу реформистов.
С этими словами он ушел.
– Почему у меня такое чувство, что нами только что манипулировали? – спросил Светопеснь.
– Ты был бы прав, дорогой мой, если бы не было угрозы войны. А если война будет – то, возможно, мы только что подставили себя и спасли весь двор, а может, и все королевство.
– Как бескорыстно с нашей стороны, – заметил Светопеснь.
– Мы всегда такие, – отозвалась Румянец; слуги вернулись к ним. – Иногда до боли самоотверженные. В любом случае, у нас теперь власть над двумя армиями Безжизненных.
– Моих и Надеждолова?
– Собственно, – поправила она, – я о войсках Надеждолова и Доброзвезды. Она вчера мне их передала, и болтала лишь о том, как ее успокоило то, что ты лично заинтересовался случившимся в ее дворце. Кстати, очень умело проделано.
Кажется, она на что-то намекала; Светопеснь улыбнулся.
– Нет, я не знал, что это побудит ее передать тебе Приказы. Мне было просто интересно.
– Интересно убийство слуги?
– Собственно, да, – кивнул Светопеснь. – Смерть слуги Вернувшейся меня очень озаботила, особенно учитывая близость наших собственных дворцов.
Румянец подняла бровь.
– Разве я тебе лгал? – спросил Светопеснь.
– Лишь когда утверждал, что не хочешь со мной спать. Ложь, жгучая ложь.
– Снова намеки, моя дорогая?
– Конечно, нет, – возразила она. – Я говорила предельно прямо. В любом случае, я знаю, что о расследовании ты лжешь. Какова истинная цель?
Светопеснь помедлил, покачал головой и вздохнул, жестом приказав слуге принести обратно фрукты; они ему понравились.
– Не знаю, Румянец. Я начинаю думать, что в прошлой жизни был блюстителем закона.
Она нахмурилась.
– Знаешь, вроде городского стражника. Я очень хорошо допросил этих слуг. По крайней мере, по своему скромному мнению.
– Очень бескорыстному, как мы уже решили.
– Очень, – согласился Светопеснь. – Возможно, из-за этого я и умер «отважно», за что и получил имя.
Румянец подняла бровь.
– Я всегда думала, что отец некоей куда более молодой женщины застал тебя в постели с ней и убил. Это куда более дерзкая смерть, чем гибель от удара ножом при попытке поймать жалкого вора.
– Твои насмешки скатываются с моего добросердечного смирения.
– Неужели?
– В любом случае, – Светопеснь положил в рот еще кусочек ананаса, – я был шерифом или еще каким сыщиком. Могу поспорить, что если б мне дали меч в руки, то я оказался бы одним из лучших поединщиков в этом городе.
Она в течение секунды разглядывала его.
– Ты серьезен.
– До смерти серьезен. До смерти белки серьезен.
Румянец озадаченно остановилась.
– Личная шутка, – вздохнул он. – Но да, я верю. Хотя есть кое-что, чего я никак не пойму.
– И что же?
– При чем тут умение жонглировать лимонами?

Вивенна беседует о различиях и изменениях и посещает деловую встречу.


– О встрече договорено, госпожа, – сказал Тейм. – Вас жаждут увидеть. Ваша работа в Т’Телире становится все больше и больше известна.– О встрече договорено, госпожа, – сказал Тейм. – Вас жаждут увидеть. Ваша работа в Т’Телире становится все больше и больше известна.
Вивенна пригубила сок, не зная, что об этом и подумать. Подогретая жидкость была удивительно приятной, хотя она хотела бы добавить идрийского льда.
Тейм с восторгом глядел на нее. Дент провел расследование и сказал, что Тейму можно достаточно доверять. Однако он слегка преувеличил то, как его «заставили» вести преступную жизнь. Тейм нашел себе нишу в обществе Халландрена – посредника между идрийскими рабочими и различными преступниками.
И, несомненно, он был убежденным патриотом – несмотря на то, что использовал своих же соотечественников, особенно только прибывших в город.
– Сколько человек будет на встрече? – спросила Вивенна, глядя, как мимо ворот во двор ресторана течет людской поток.
– Около сотни, госпожа, – ответил Тейм. – Клянусь, все верны нашему королю. И все они влиятельны – хотя бы среди идрийцев в Т’Телире.
Согласно Денту это значило, что они обладали властью, потому что могли предоставить дешевый идрийский труд и влиять на мнение неимущих идрийцев. Эти люди были вроде Тейма – процветали из-за идрийских эмигрантов. Странная двойственность – они имели власть над притесняемым меньшинством, но без притеснения лишились бы власти.
«Как и Лемекс, – подумала она. – Он служил отцу, даже, вроде бы, уважал и любил его, но крал все золото, до которого мог дотянуться».
Она откинулась назад; сегодня на Вивенне было белое платье с длинной складчатой юбкой, колыхавшейся и развевавшейся на ветру. Она постучала по краю кубка, и слуга немедля заново наполнил его соком. Тейм улыбнулся, и тоже взял сок, хотя сам сильно выделялся в изысканном ресторане.
– Как думаешь, сколько их там? – спросила Вивенна. – Я имею в виду – идрийцев в городе.
– Может, где-то около десяти тысяч.
– Так много?
– Проблемы на нижних фермах, – пожал плечами Тейм. – Иногда в горах жить непросто. Что делать в случае неурожая? Земля принадлежит королю, так что продать ее нельзя. Надо платить налоги…
– Да, но в случае бедствия можно подать прошение, – напомнила Вивенна.
– А, госпожа, но большинство из них живет в нескольких неделях пути от короля. Они могли бы уехать подавать прошение – но боятся, что семья умрет с голоду, пока они привезут еду из королевских запасов. Им проще проделать куда более краткий путь в Т’Телир, а там – грузить товары в порту или собирать цветы на плантациях в джунглях. Они выбрали тяжелую, но стабильную работу.
«И поступив так, они предали свой народ».
Но ей ли судить? Пятое Видение определило бы такое поведение как надменность. Она сейчас сидела в прохладе под пологом, на легком ветерке и с дорогим соком, а другие люди продавали себя в рабство, желая обеспечить семью. У нее не было права презирать их мотивы.
Идрийцы не должны были искать работу в Халландрене. Вивенне не нравилось признавать недостатки отца, но королевство было не слишком эффективным бюрократически. Оно состояло из десятков разрозненных деревень с дурными дорогами, которые часто преграждали снежные заносы или оползни. Вдобавок ему приходилось много тратить на армию – на случай халландренского вторжения.
У Деделина была трудная работа. Извиняет ли это бедность людей, которым пришлось покинуть родину? Чем больше Вивенна слушала и выясняла, тем больше она понимала, что многие идрийцы никогда не знали той идиллической жизни, которую она сама вела в горной долине.
– Встреча через три дня, госпожа, – сказал Тейм. – Некоторые колеблются, вспоминая провал Вара, но вас они выслушают.
– Я буду там.
– Благодарю, – Тейм поднялся, поклонился – хотя она и просила не привлекать внимания, – и ушел.
Вивенна снова пригубила сок; она почувствовала Дента, прежде чем он оказался рядом.
– А знаете, что меня занимает? – спросил он, садясь на стул Тейма.
– Что?
– Люди, – сообщил он, постучав по пустой чашке и подозвав слугу. – Люди меня занимают. Особенно те, которые поступают не так, как предполагается. Которые меня удивляют.
– Надеюсь, ты говоришь не о Тейме, – подняла бровь Вивенна.
Дент покачал головой.
– Я о вас, принцесса. Не так уж давно вы смотрели на что угодно, и во взгляде читалось недовольство. Теперь его нет. Вы начинаете сливаться с местными.
– А в этом и проблема, Дент, – сказала Вивенна. – Я не хочу «сливаться». Я ненавижу Халландрен.
– А сок вам вроде по нраву.
Вивенна отставила чашку.
– Да. Ты прав. Я не должна была его пить.
– Как пожелаете, – пожал плечами Дент. – Но если бы спросили наемника – чего, конечно, никто никогда не делает – он бы сказал, что было б неплохо поступать как халландренцы. Чем меньше вы выделяетесь, тем сложнее другим связать в уме вас и прячущуюся в городе идрийскую принцессу. Вот посмотрите на своего друга Парлина.
– В ярких цветах он выглядит дураком, – сказала она, глянув через улицу – там Парлин разговаривал с Жемчужиной, наблюдая за путем отхода.
– Да? – спросил Дент. – Или выглядит как халландренец? Скажите, вы бы колебались, если б оказались в джунглях и увидели, как он накидывает звериную шкуру или плащ цвета опавших листьев?
Она снова поглядела на Парлина. Тот прислонился к зданию, в точности как местные уличные громилы, каких она видела повсюду в городе.
– Вы оба сливаетесь с городом лучше, чем раньше, – заметил Дент. – Вы учитесь.
Вивенна опустила взгляд; кое-что в новой жизни действительно начало казаться естественным. Например, нападения стало удивительно легко воспринимать. Она постепенно привыкала двигаться вместе с толпой и быть частью подполья. А лишь двумя месяцами раньше она бы с негодованием отказалась иметь дело с человеком вроде Дента просто из-за его профессии.
На некоторые изменения ей было очень непросто себя уговорить. Вивенне становилось все сложнее понимать себя и решить, во что она верила.
– Хотя, – продолжил Дент, оглядев платье Вивенны, – можете попробовать перейти на штаны.
Вивенна хмуро поглядела на него.
– Просто предлагаю, – Дент отпил сок. – Вы не любите короткие халландренские юбки, но единственная приличная одежда, которая по-вашему «скромна» – заграничная, и потому дорогая. А значит, надо ходить в дорогие рестораны, чтоб не выделяться. А значит, придется и дальше иметь дело со всей этой кошмарной роскошью. А вот штаны, однако, и скромны, и дешевы.
– Штаны – не скромная одежда.
– Колени они не открывают, – заметил Дент.
– Неважно.
Дент пожал плечами.
– Просто выразил мнение.
Вивенна отвернулась, потом тихо вздохнула.
– Я ценю совет, Дент. В самом деле. Я просто… В последнее время моя жизнь в изрядном смятении.
– Мир вообще – смутное место, – сказал Дент. – Поэтому в нем и весело.
– Мы работаем со странными людьми, – призналась Вивенна. – Они возглавляют идрийцев в городе, но одновременно их эксплуатируют. Лемекс крал у моего отца, но трудился на благо моей страны. А я сама? Одета в чрезмерно дорогое платье, пью дорогой сок – а мою сестру насилует ужасный тиран, а этот чудесный и кошмарный город собирается пойти войной на мою родину.
Дент откинулся назад в кресле, глядя на улицу поверх низких перил, на толпы в ужасных и прекрасных цветах.
– Мотивации людей. Они всегда лишены смысла. И в них всегда есть смысл.
– Вот сейчас у тебя в словах нет смысла.
Дент усмехнулся.
– Я хочу сказать, что нельзя понять человека, не поняв, что побуждает его поступать так, а не иначе. Каждый – герой своей истории, принцесса. Убийцы не верят, что их надо винить в их поступках. Воры считают, что заслуживают денег, которые крадут. Диктаторы считают, что у них есть право поступать как хочется – ради безопасности народа и блага страны.
Он уставился перед собой, потом покачал головой.
– Думаю, даже Вашер считает себя героем. Однако истина в том, что большинство тех, кого вы назовете «дурными» занимаются своим делом по причинам, которые считают правильными. Только наемники думают здраво; мы делаем то, за что нам платят – и все. Может, потому люди на нас свысока и смотрят – мы единственные, кто не прикрывается высокими идеями.
Он помедлил, потом взглянул ей в глаза.
– В какой-то степени мы – честнейшие люди из тех, кого вы встречали.
Оба они замолчали; мимо – рукой подать – текла разноцветная людская река.
Приблизился еще один человек.
– Это точно, – сказал Тонк Фа, – но ты забыл сказать что мы не только честные, но еще и умные. И красивые.
– А об этом уже и говорить не стоит, – отозвался Дент.
Вивенна повернулась: Тонк Фа стоял рядом, готовясь оказать поддержку в случае чего. Наемники уже начали позволять ей проводить некоторые встречи.
– Может, и самые честные, – сказала принцесса. – Но я определенно надеюсь, что вы – не самые красивые из тех, кого я встречу. Готовы идти?
– Ну, если вы закончили с соком, – ухмыльнулся ей Дент.
Вивенна поглядела на чашку – сок и впрямь был очень хорош; чувствуя себя виноватой, она его допила, подумав, что грех выплескивать напиток. Затем поднялась и скользнула на улицу, оставив расплачиваться Дента – большая часть денег была у него. На улице к компании присоединился Болван; ему ранее приказали явиться, если она позовет на помощь.
Вивенна повернулась, поглядев на наемников.
– Тонкс, где твоя обезьянка?
Он вздохнул.
– А, обезьяны скучные.
Она закатила глаза.
– Ты и ее потерял?
Дент рассмеялся.
– Привыкайте, принцесса. Во вселенной случаются счастливые чудеса, и одно из величайших – что у Тонкса никогда не появилось ребенка. Он бы его потерял еще до исхода недели.
Она покачала головой и констатировала:
– Может, ты и прав. Следующая встреча – в саду Д’Денир, так?
Дент кивнул.
– Пойдем, – сказала она, двинувшись по улице. Остальные пристроились позади, подобрав по пути Парлина и Жемчужину; Вивенна не стала ждать, пока Болван протолкнется сквозь толпу. Чем меньше она зависела от Безжизненного – тем лучше.
Двигаться по улицам и впрямь оказалось не столь уж тяжело. Это было своего рода искусство – надо было шагать с толпой, а не пытаться плыть против ее течения.
Очень скоро команда с Вивенной во главе свернула на обширное покрытое травой поле – сад Д’Денир. Как и в случае с площадью на перекрестке открытая зелень здесь вписывалась среди зданий и цветов – но ни цветы, ни деревья не нарушали ландшафт, а люди здесь не суетились. Тут было куда более почтенное место.
И его наполняли статуи – сотни статуй. Они выглядели почти как другие Д’Денир в городе – чрезмерно крупные тела и героические позы, на многих – цветная одежда или ткань. Эти статуи были из старейших, что видела Вивенна; их камень потрепали годы частых т’телирских дождей.
Эти изваяния были последним даром Миротворца Благословенного – памятник тем, кто погиб во Всевойне, памятник и предупреждение. Так говорили легенды; Вивенна не могла не подумать, что если бы местные и впрямь почитали павших, они бы не стали одевать статуи в такие смехотворные костюмы.
И все же это место было куда более безмятежным, чем остальной Т’Телир и Вивенна это ценила. Она сошла по ступеням на лужайку, к молчаливым каменным фигурам.
Дент догнал ее.
– Помните, с кем мы встречаемся?
Вивенна кивнула.
– С фальшивомонетчиками.
Дент оглядел ее.
– Все в порядке?
– Дент, за прошедшие месяцы мы встречались с главарями воров, убийцами и, что самое страшное, наемниками. Я думаю, что могу пообщаться с парой хитрых писцов.
Дент покачал головой.
– Это те, кто продает документы, а не работающие с ними писцы. Нет опаснее людей, чем мастера подделок. Учитывая бюрократию Халландрена – вы сможете придать законность чему угодно, поместив в нужное место подходящие бумаги.
Вивенна медленно кивнула.
– Помните, что они должны сделать? – спросил Дент.
– Конечно, помню, – отозвалась Вивенна. – А помнишь, что этот конкретный план – моя идея?
– Просто проверяю, – усмехнулся он.
– Боишься, что я испорчу дело, да?
Он пожал плечами.
– Этот танец ведете вы, принцесса. Я лишь потом вытираю пол, – он оглядел ее. – Терпеть не могу вытирать кровь.
– О, прошу, – вздохнула она, ускорив шаг и оставив наемника позади. Опередив обоих, она услышала, как Дент и Тонк Фа переключились друг на друга.
– Плохая метафора? – спросил Дент.
– Не-а, – ответил Тонк Фа. – Ты сказал «кровь», значит метафора хорошая.
– Думаю, ей недоставало поэтичности.
– Тогда надо найти рифму к крови, – предположил Тонк Фа и задумался. – Любовь? Морковь? М-м… бровь?
«Для компании головорезов они определенно грамотны», – подумала Вивенна.
Долго идти не пришлось – она вскоре заметила нужных людей. Они ждали в условленном месте, у большого Д’Денир с потрепанной секирой. Несколько людей выбрались на природу и болтали друг с другом – совершенно невинно со стороны.
Вивенна замедлила шаг.
– Это они, – прошептал Дент. – Сядем у Д’Денир напротив.
Жемчужина, Болван и Парлин отстали, а Тонк Фа двинулся вперед, дабы приглядеть за окрестностями. Вивенна и Дент приблизились к статуе рядом с фальшивомонетчиками; Дент расстелил для нее покрывало, и отошел в сторону, изображая слугу.
Один из людей у статуи рядом взглянул на Вивенну, потом кивнул. Другие продолжали есть. Вивенну все еще нервировала привычка халландренских преступников вести дела ясным днем, но можно сказать, что это было лучше, чем красться в ночи.
– Хотите сделать заказ? – спросил ближайший фальшивомонетчик – так, чтобы слышала только Вивенна. Казалось, что он продолжает разговаривать с друзьями.
– Да, – ответила она.
– Это дорого.
– У меня есть деньги.
– Вы – принцесса, о которой все говорят?
Вивенна помедлила, заметив, как Дент небрежно опустил ладонь на рукоять меча.
– Да, – ответила она.
– Хорошо, – ответил он. – Королевские семьи всегда умеют себя обеспечить. Что именно вам нужно?
– Письма, – ответила Вивенна. – Я хочу, чтобы они выглядели как переписка между определенными членами халландренского духовенства и королем Идриса. Должны быть официальные печати и убедительные подписи.
– Сложно, – констатировал незнакомец.
Вивенна извлекла из кармана платья листок.
– У меня есть письмо, написанное королем Деделином. На воске – его печать, внизу – его подпись.
Кажется, незнакомец заинтересовался, хотя она видела лишь профиль.
– Теперь возможно. Но сложно. Что документы должны доказывать?
– Что эти конкретные священники продажны, – объяснила Вивенна. – На листе есть список; сделайте так, чтобы казалось, будто они годами вымогали деньги из Идриса, заставляя нашего короля платить немыслимые суммы и давать чудовищные обещания, чтобы не допустить войну. Я хочу, чтобы вы показали – Идрис не хочет войны, а священники – лицемеры.
Фальшивомонетчик кивнул:
– Это все?
– Да.
– Это можно сделать. Мы выйдем на связь. Инструкции и пояснения на обороте бумаги?
– Как и просили, – подтвердила Вивенна.
Они поднялись, и слуга двинулся собрать еду. При этом он выпустил из рук салфетку – которую тут же подхватил ветер; слуга поспешил за ней и поднял, заодно захватив письмо Вивенны. Вскоре все они ушли.
– Ну? – повернулась Вивенна.
– Неплохо, – кивнул самому себе Дент. – Становитесь спецом.
Вивенна улыбнулась и поудобнее устроилась на покрывале в ожидании. Следующая встреча должна была пройти с ворами, которые по просьбе Вивенны и Дента украли различные бумаги из военных контор в бюрократических зданиях Халландрена. Сами документы мало что решали, но их отсутствие вызовет смятение и раздражение.
Встреча была назначена еще через несколько часов, так что Вивенна могла провести время на лужайке, а не среди неестественных цветов города. Кажется, Дент это понял, так что он сел, прислонившись к скромному пьедесталу статуи.
Вивенна заметила, что Парлин снова болтает с Жемчужиной. Дент был прав: да, самой принцессе одежда друга казалась смешной, но она-то знала, что он идриец. Взглянув более объективно, Вивенна поняла, что он удивительно хорошо сливается с городской молодежью.
«Ему-то хорошо, – раздраженно подумала Вивенна, отвернувшись. – Он может одеваться как хочет – нет нужды беспокоиться о вырезе или краях одежды».
Жемчужина рассмеялась – почти фыркнув, но все же с толикой веселья. Вивенна тут же оглянулась, и увидела, как Жемчужина отмахнулась от Парлина, у которого на лице возникла скромная улыбка. Он знал, что сказал что-то не так, но не понимал – что. Вивенна знала его достаточно хорошо и понимала, что он просто улыбнется и свыкнется с этим.
Жемчужина поглядела ему в лицо и снова рассмеялась.
Вивенна стиснула зубы.
– Надо отослать его в Идрис, – сказала она.
Дент повернул к ней голову.
– Его?
– Парлина, – пояснила она. – Я отослала остальных проводников, надо было и его послать. Ему здесь нет дела.
– Он быстро адаптируется к положению, – заметил Дент. – И достоин доверия. Этого хватит, чтобы оставить Парлина.
– Он глупец, – ответила Вивенна. – Не понимает и половины происходящего вокруг.
– Да, у него нет разума ученого, но он, похоже, инстинктивно знает, как сливаться с окружающим. Да и не можем мы все быть гениями вроде вас.
Она поглядела на Дента.
– Это что значит?
– Это значит, – усмехнулся Дент, – что нельзя давать волосам менять цвет на людях, принцесса.
Вивенна вздрогнула, осознав, что ее волосы сменили цвет со спокойной черноты на рыжее раздражение.
«Господь Цвета! – подумала она. – Я же их так хорошо контролировала. Что со мной творится?»
– Не волнуйтесь, – Дент откинулся назад, – Жемчужине ваш друг не интересен. Клянусь.
Вивенна фыркнула.
– Парлин? Мне-то что за дело?
– О, не знаю, – весело сказал Дент. – Может, потому что вы с ним были практически обручены с детских лет?
– Это совершенно неверно, – сказала Вивенна. – Я была обручена с Королем-Богом еще до рождения!
– А ваш отец всегда хотел, чтобы вы могли выйти за сына его лучшего друга, – Дент покосился на нее с ухмылкой. – По крайней мере, так говорит Парлин.
– Он слишком много говорит.
– Строго говоря, он обычно очень молчалив, – заметил Дент. – Чтобы он заговорил о себе, его надо как следует потыкать. В любом случае, у Жемчужины есть иные интересы, так что не беспокойтесь.
– Я не беспокоюсь, – заявила Вивенна. – И Парлин меня не интересует.
– Конечно же нет.
Вивенна собралась было возразить, но заметила, что приближается Тонк Фа; его участия в разговоре она точно не хотела. Так что принцесса закрыла рот как раз когда грузный наемник подошел.
– Церковь, – вдруг сказал Тонк Фа.
– Чего? – переспросил Дент.
– Рифма к «кровь», – пояснил Тонк Фа. – Теперь можно творить стихи. Церковь и Кровь. Отличный образ, куда лучше, чем морковь.
– А, ясно, – прямо сказал Дент. – Тонк Фа?
– Да?
– Ты идиот.
– Спасибо.
Вивенна встала и двинулась меж статуй, разглядывая их – может, только чтобы не смотреть на Парлина и Жемчужину. Тонк Фа и Дент держались позади на безопасном расстоянии, следя за окрестностями.
Статуи были прекрасны. Они были не похожи на другие виды искусств в Т’Телире – яркие картины, цветные здания, преувеличенно пышную одежду. Д’Денир оставались крепкими творениями из постаревшего с достоинством камня. Конечно, халландренцы постарались уничтожить это ощущение шарфами, шляпами или другими цветными штуками, которые цепляли на изваяния. К счастью, в этом саду их было слишком много, чтобы жители смогли «украсить» все.
Они словно стояли на страже, и почему-то казались крепче, чем остальной город. Большинство каменных воинов взирали в небо или прямо перед собой, каждый был неповторим – иная поза, особое лицо.
«На их создание должны были уйти десятилетия, – подумала Вивенна. – Может, тогда халландренцы и приобрели вкус к искусству».
В Халландрене было столько контрастов. Воины, воплощающие мир. Идрийцы, которые защищали и использовали друг друга одновременно. Наемники, похоже, оказавшиеся среди лучших известных ей людей. Яркие цвета, создававшие определенно единообразие.
И яснее всего – биохроматическое Дыхание. Его использовали, но люди вроде Жемчужины считали право отдать Дыхание привилегией. Противоречия. Но может ли Вивенна стать новым противоречием? Человеком, изменившим веру, дабы сохранить ее саму?
Дыхания были прекрасны. И дело было не только в красоте или способности слышать изменения звука и инстинктивно ощущать точные оттенки цветов. И даже не в способности чувствовать жизнь вокруг, звуки ветра и тоны человеческих голосов, ощущения в группе людей и движения в толпе.
Везде читались связи. Мир вокруг нее был ближе. Даже неодушевленные предметы вроде одежды или упавших ветвей казались близкими. Они были мертвы – но выглядели так, будто стремились к новой жизни.
Она могла дать ее. Они помнили жизнь и эти воспоминания можно было Пробудить. Но если она потеряет себя – принесет ли это благо ее народу?
«Дент не кажется потерянным, – подумала она. – Он с другими наемниками может разделить свою веру и то, что приходится делать».
По ее мнению именно поэтому люди и относились к наемникам так, как относились. Отделяя веру от поступков, человек ступал на опасную тропу.
«Нет, – подумала она. – Никаких Пробуждений».
Дыхания останутся нетронуты. Если они станут слишком соблазнительны, она отдаст весь запас тем, кто их лишен.
И сама станет Тусклой.

Расследование ведет Колобок Светопеснь. Это мне кажется, или Лларимар невозмутимо троллит вместе с ним?


Светопеснь проснулся и немедленно выбрался из постели, встал, потянулся и улыбнулся.Светопеснь проснулся и немедленно выбрался из постели, встал, потянулся и улыбнулся.
– Прекрасный день, – сказал он.
Слуги с неуверенным видом застыли у стен.
– Что? – удивился Светопеснь, вытянув руки. – Давайте, пора одеваться.
Они поспешили вперед; Лларимар вошел следом. Светопеснь нередко удивлялся тому, как рано тот вставал; когда сам бог просыпался, его священник уже был рядом.
Сейчас Лларимар поднял бровь, глядя на него.
– Этим утром вы бодрее, ваша светлость.
Светопеснь пожал плечами.
– Просто почувствовал, что надо вставать.
– На целый час раньше обычного.
Светопеснь повернул голову; слуги застегивали мантию.
– Да?
– Да, ваша светлость.
– Ну надо же, – только и сказал Светопеснь, кивнув слугам; те отступили, полностью облачив его.
– Перейдем ко снам, в таком случае? – спросил Лларимар.
Светопеснь помедлил; в его сознании пронеслись образы. Дождь. Буря. Грозы. И сияющая красная пантера.
– Нет, – ответил Светопеснь, двинувшись к двери.
– Ваша светлость…
– Поговорим о снах позже, Бегунок, – бросил Светопеснь. – У нас есть работа поважнее.
– Работа поважнее?
Светопеснь улыбнулся, повернувшись от двери.
– Я хочу вернуться во дворец Доброзвезды.
– Но зачем?
– Понятия не имею, – весело ответил Светопеснь.
Лларимар вздохнул.
– Хорошо, ваша светлость. Но можем ли мы хотя бы сначала оглядеть искусство? Некоторые люди дорого оплатили возможность вашего внимания, и они с нетерпением ждут вашего мнения об их работах.
– Хорошо, – отозвался Светопеснь. – Но давай побыстрее.

Светопеснь воззрился на картину.
Красное на красном, оттенки столь тонкие, что художник должен был обладать как минимум Третьим Возвышением. Жестокие, яростные красные тона, сталкивавшиеся подобно волнам – волнам, что лишь отдаленно напоминали людей, но как-то передавали образ столкнувшихся армий лучше даже самых реалистичных картин.
Хаос. Кровавые раны на окровавленных униформах и на покрытой кровью коже. Сплошное насилие в красных тонах – в его цвете. Светопеснь почти ощутил себя на картине – ощутил, как отображенное на ней смятение потрясает его, дезориентирует, давит на него.
Волны солдат приближались к фигуре в центре. Женщину изобразили парой размытых мазков кисти, но ее нельзя было не заметить; она стояла высоко, словно на волне падающих и застывших в движении солдат, откинула голову, вскинула руку.
И она сжимала абсолютно черный меч, затенявший красное небо вокруг.
– Битва при Водопадах Сумерек, – тихо сказал стоявший позади Лларимар. – Последнее сражение Всевойны.
Светопеснь кивнул. Откуда-то он это знал; лица многих солдат были окрашены серым. Безжизненные. Именно во время Всевойны их впервые применили на поле боя в больших количествах.
– Я знаю, что вы недолюбливаете военные сцены, – продолжил Лларимар. – Но…
– Она мне нравится, – перебил священника Светопеснь. – Очень.
Лларимар замолчал.
Светопеснь вонзил взгляд в картину, где текучие красные тона были расположены так, что давали ощущение войны, а не просто ее образ.
– Может, это лучшая картина из тех, что попадали ко мне.
Священники на другой стороне комнаты яростно застрочили. Лларимар лишь с тревогой воззрился на него.
– Что? – спросил Светопеснь.
– Ничего, – ответил Лларимар.
– Бегунок… – протянул Светопеснь, разглядывая его.
Священник вздохнул.
– Я не могу ответить, ваша светлость. Я не могу пятнать ваше впечатление от картин.
– Недавно многие боги стали одобрять военные картины, верно? – спросил Светопеснь, вновь глядя на полотно.
Лларимар не ответил.
– Это, возможно, ничего не значит, – сказал Светопеснь. – Полагаю, мы просто реагируем на споры при дворе.
– Возможно, – согласился Лларимар.
Светопеснь замолчал. Он знал, что для Лларимара «ничего» не было; по его мнению Светопеснь не просто оценивал искусство, а предрекал будущее. Что он предсказал тем, что одобрил изображение войны в таких ярких, жестких цветах? Реагировал ли он на сны? Но этой ночью он наконец-то не видел снов о войне. Да, ему снилась буря, но это же не одно и то же.
«Не стоило говорить», – подумал он. И все же отзывы на искусство казались единственно важным его занятием.
Он воззрился на резкие мазки краски. Каждую фигуру слагала лишь пара треугольных мазков – но они были прекрасны. Может ли война быть прекрасной? Как он может видеть красоту в том, как серолицые рассекают плоть, как Безжизненные убивают людей? Битва даже ничего особо не решила. Она не решила исход войны, хотя в ней и погиб лидер Паннского Союза, объединившихся против Халландрена королевств. Всевойну окончила дипломатия, а не кровопролитие.
«И мы в самом деле думаем о том, чтобы все начать сначала? – подумал Светопеснь, по-прежнему завороженно глядя на красоту. – Мои действия приведут к войне?
Нет. Нет, я всего лишь стараюсь быть осторожным. Помогаю Румянец создать фракцию. Лучше, чем просто давать всему проходить мимо меня. Всевойна началась именно потому, что королевская семья не была осторожной».
Картина продолжала его притягивать.
– Что это за меч? – спросил Светопеснь.
– Меч?
– Черный, – пояснил он. – В руке у женщины.
– Я… я не вижу меча, – признался Лларимар. – Честно говоря, я и женщины не вижу. Для меня картина состоит лишь из широких мазков кисти.
– Ты сказал, что это битва при Водопадах Сумерек.
– Ее так назвали, – пояснил Лларимар. – Я решил, что вы так же озадачены, как и я, так что я сказал, как художник ее назвал.
Они оба замолчали. Потом Светопеснь отвернулся и отошел от картины.
– Хватит на сегодня искусства, – он помедлил. – Не сжигайте эту картину. Сохраните для коллекции.
Лларимар ответил на приказ поклоном.
Двинувшись прочь из дворца, Светопеснь постарался вернуть себе бодрость, и преуспел – хотя воспоминание об ужасающе прекрасной сцене осталось в сознании. И смешалось с памятью о прошлой ночи, о сновидении, где бились ветра.
Но даже это не могло омрачить его настроение. Нечто изменилось. Нечто наполнило его энергией.
При Дворе Богов случилось убийство.
Он не знал, почему оно его так интригует. Вообще, такое надо было бы считать трагическим или печальным… но всю его жизнь его всем обеспечивали. Ответами на вопросы, развлечениями по его капризам. Он стал гурманом почти случайно. И лишь в двух вещах ему было отказано: в знании о прошлом и свободе покинуть двор.
Ничто из этого не обещало скоро измениться. Но здесь, внутри двора, в месте, полном безопасности и комфорта, нечто пошло не так. Немногое. То, на что большинство Вернувшихся и внимания не обратят. Всем было все равно, никто не хотел вникать.
И кто в таком случае будет возражать против вопросов Светопесни?
– Вы поступаете очень странно, ваша светлость, – заметил Лларимар, догнав его на лугу. Слуги стелились позади беспорядочной толпой, пытаясь открыть огромный красный зонт.
– Я знаю, – отозвался Светопеснь. – Однако, полагаю, можно согласиться, что я всегда был довольно странным для бога.
– Должен признать, что это правда.
– Тогда, значит, я веду себя как обычно, – заключил Светопеснь. – И со вселенной все в порядке.
– Мы действительно идем во дворец Доброзвезды?
– Истинно так. Как думаешь, она будет раздражена? Это может оказаться интересным.
Лларимар только вздохнул.
– А вы уже готовы поговорить о снах?
Светопеснь ответил не сразу; слуги наконец донесли зонт и развернули над ним.
– Мне снилась буря, – сказал он наконец. – Я стоял посреди нее, и мне было не за что ухватиться. По мне хлестали дождь и ветер, отталкивали назад. Собственно, они были так сильны, что сама земля будто содрогалась.
Лларимар, казалось, был встревожен.
«Снова знаки войны, – подумал Светопеснь. – Или хотя бы он их так понимает».
– Что-то еще?
– Да, – кивнул Светопеснь. – Красная пантера. Она словно сияла, отражала свет – будто была сделана из стекла или чего-то вроде. Она ждала внутри бури.
Лларимар оглядел его.
– Вы не выдумываете, ваша светлость?
– Что? Нет! Мне действительно это снилось.
Лларимар вздохнул, но кивнул младшему священнику, и тот поспешил записать сон под диктовку.
Они вскоре достигли желто-золотого дворца Доброзвезды; Светопеснь остановился перед зданием, вдруг осознав, что еще никогда не приходил к другому богу, не отправив сначала гонца.
– Пожелаете послать кого-нибудь и объявить о вашем прибытии, ваша светлость? – спросил Лларимар.
Светопеснь помедлил.
– Нет, – наконец сказал он, заметив пару стражников у дверей. Они были куда более мускулисты, чем обычные слуги и на поясах у них были мечи. Светопеснь предположил, что это дуэльные клинки, хотя никогда их не видел.
Он подошел прямо к стражникам.
– Ваша госпожа дома?
– Боюсь нет, ваша светлость, – ответил один из них. – Она днем отправилась повидать Всематерь.
«Всематерь? – удивился Светопеснь. – Еще одна богиня-командир Безжизненных. Дело рук Румянец?»
Может, стоит к ней потом заглянуть – он скучал по болтовне со Всематерью. Увы, она его страстно ненавидела.
– Так, – сказал Светопеснь стражнику. – Неважно. Мне надо осмотреть коридор внутри, где прошлой ночью случилось нападение.
Стражники переглянулись.
– Я… не знаю, могу ли пропустить вас, ваша светлость.
– Бегунок! – позвал Светопеснь. – Они мне могут запретить?
– Только если получили прямой приказ сделать это от Доброзвезды.
Светопеснь глянул на стражников; те неохотно отступили.
– Да все в порядке, – сообщил он им. – Доброзвезда попросила меня приглядеть за всем. Вроде как. Бегунок, идешь?
Лларимар последовал за ним в коридор; Светопеснь снова ощутил странное удовлетворение. Ранее незнакомые ему инстинкты увлекли его к тому месту, где умер слуга.
Деревянные панели уже заменили; усиленные Возвышением глаза легко различали новое дерево и старое. Светопеснь прошел вперед; участок посеревшего дерева тоже уже исчез, его безупречно заменили новым материалом.
«Интересно, – подумал он, – но ожидаемо. Но… есть ли еще такие фрагменты?»
Он двинулся дальше и не прогадал, заметив еще один участок нового дерева, безупречный квадрат.
– Ваша светлость? – прозвучал новый голос.
Светопеснь оглянулся; рядом оказался тот самый невысокий молодой священник, с которым он говорил вчера.
– А, отлично, – улыбнулся Светопеснь. – Я и надеялся, что ты придешь.
– Это очень необычно, ваша светлость, – ответил священник.
– Я слышал, что от этого можно вылечиться, поедая фиги, – сообщил Светопеснь. – Мне надо поговорить со стражниками, которые видели преступника.
– Но почему, ваша светлость? – спросил священник.
– Потому что я эксцентричен, – объяснил Светопеснь. – Пошли за ними. Мне нужно поговорить со всеми слугами или стражами, которые видели убийцу.
– Ваша честь, – неловко заметил священник, – городские власти уже разобрались. Они решили, что преступник собирался украсть предметы искусства Доброзвезды, и они взялись за…
– Бегунок, – снова повернулся Светопеснь, – этот человек может отмахнуться от моего требования?
– Лишь ценой великой опасности для души, ваша светлость, – заверил Лларимар.
Священник злобно оглядел их обоих, потом развернулся и послал слугу исполнить просьбу Светопесни. Сам бог опустился на колени, и несколько слуг тревожно зашептались: они явно посчитали такое поведение неподобающим для бога.
Светопеснь не обратил на них внимания и пригляделся к квадрату нового дерева. Он был крупнее двух других, что заменили, и цвета куда лучше подходили. Просто квадратный кусок дерева, чуть-чуть отличавшийся от соседей. Без множества Дыханий он бы даже не заметил различий.
«Это люк! – со внезапным изумлением понял он. Священник не сводил с бога глаз. – Этот участок вовсе не одного возраста с замененными; он новый только по сравнению с другими досками».
Светопеснь прополз по полу, намеренно игнорируя люк в полу. Неожиданный импульс снова побудил его не рассказывать о своем открытии. Чего он вдруг стал опасаться? Это так влияют жестокие сны и образы с картины? Или нечто большее?
Он словно вгрызался в свою же душу, пробуждая никогда ранее не нужную бдительность.
В любом случае он отодвинулся от нового участка, притворившись, что не заметил люка, а ищет застрявшие в дереве нити. Он поднял одну – явно из одеяния слуги – и внимательно рассмотрел.
Кажется, священник слегка расслабился.
«Так он знает о люке, – подумал Светопеснь. – И… возможно, преступник тоже знал?»
Светопеснь прополз еще дальше, нервируя слуг, пока не собрались те, кого он призвал. Он встал – и пара слуг тут же отряхнула его одеяние от пыли – и двинулся к новоприбывшим. В коридоре стало тесно, так что Светопеснь вывел всех под открытое небо.
Там он оглядел шестерых собравшихся.
– Назовите себя. Вот ты слева, ты кто?
– Меня зовут Гэгерил, – ответил слуга.
– Сочувствую, – сказал Светопеснь.
Слуга покраснел.
– Меня назвали в честь отца, ваша светлость.
– А что у него была за честь? Неожиданно много времени провел в таверне? В любом случае, как ты во все это впутался?
– Я стоял на воротах, когда преступник вломился.
– В одиночку? – уточнил Светопеснь.
– Нет, – сказал другой слуга. – С ним был я.
– Хорошо, – кивнул Светопеснь. – Оба, отойдите вон туда.
Он махнул на луг; стражники переглянулись и двинулись в указанную сторону.
– Подальше, чтобы вы нас не слышали! – распорядился Светопеснь.
Они кивнули и отошли.
– Отлично, – Светопеснь повернулся к остальным. – Вы четверо – кто?
– На нас преступник напал в коридоре, – пояснил один из слуг, указав еще на двоих. – На нас троих… и еще одного. Того, кого убили.
– Очень ему не повезло, – согласился Светопеснь, указывая на другой участок луга. – Идите. Отойдите, пока не перестанете меня слышать, потом ждите.
Трое поплелись прочь.
– А теперь ты, – Светопеснь положил руки на пояс и повернулся к последнему – к невысокому священнику.
– Я видел, как преступник бежал, ваша светлость, – доложил священник. – Я выглянул из окна.
– Очень своевременно, – сказал Светопеснь, указав на третий участок на лугу – достаточно далеко от остальных. Священник ушел.
Светопеснь повернулся к тому священнику, который здесь был явно главным.
– Ты сказал, что преступник выпустил Безжизненное животное? – уточнил Светопеснь.
– Белку, ваша светлость, – подтвердил священник. – Мы ее схватили.
– Тогда принеси ее мне.
– Ваша светлость, она совсем дикая, и… – он осекся, взглянув в глаза Светопесни, затем жестом подозвал слугу.
– Нет, – поправил Светопеснь. – Не слуга. Вот ты сам лично принеси.
Священник ответил скептическим взглядом.
– Да, да, – отмахнулся Светопеснь. – Знаю, оскорбление твоего достоинства. Может, стоит подумать об обращении в остризм. А пока иди.
Священник с ворчанием ушел. Светопеснь повернулся к собственным слугам и священникам:
– Все остальные – ждите здесь.
Они смиренно кивнули. Похоже, начали привыкать, что он их отсылает.
– Пойдем, Бегунок, – позвал Светопеснь и двинулся к первым отосланным на луг – двум стражникам. Лларимар поспешил догнать бога, широкими шагами подходившего к слугам.
Оказавшись вне слышимости остальных, Светопеснь сказал:
– Итак, расскажите, что случилось.
– Он подобрался к нам, притворившись безумцем, ваша светлость, – сказал один из стражников. – Вышел из теней, бормотал что-то… но он только притворялся, и когда оказался рядом, то оглушил нас обоих.
– Как? – уточнил Светопеснь.
– Он затянул мне на шее кисти с Пробужденной куртки, – пояснил один из стражников, потом кивнул на товарища. – А ему врезал в живот рукоятью меча.
Второй стражник задрал рубашку и показал большой синяк на животе, потом повернул голову и показал второй – на шее.
– Придушил нас обоих, – подтвердил первый. – Меня кистями, Франа – сапогом по шее. Только это мы и помним; когда очнулись, он уже исчез.
– Он вас придушил, – сказал Светопеснь, – но не убил. Просто придушил так, чтобы лишить сознания?
– Это так, ваша светлость, – подтвердил стражник.
– Опишите его, пожалуйста, – предложил Светопеснь.
– Большой, – сказал стражник, – с неопрятной бородой. Не слишком длинной, но и не подстриженной.
– Не грязный и не вонял, – уточнил другой стражник. – Кажется, просто не заботился о своей внешности. Длинные волосы – до шеи – и давно нечесаные.
– В лохмотьях, – добавил первый. – Залатаны здесь и там, ничего яркого, но и не очень темные. Просто… приглушенные. Сейчас, если подумать, понимаю – как-то не по-халландренски.
– А чем вооружен? – спросил Светопеснь.
– Мечом, которым меня ударил, – сказал второй стражник. – Большой такой, не дуэльный клинок, а скорее вроде восточного меча. Прямой и изрядно длинный. Он его прятал под плащом; мы бы заметили, если б он не шел так странно.
Светопеснь кивнул
– Благодарю. Стойте тут.
Он повернулся и двинулся ко второй группе.
– Это очень интересно, ваша светлость, – заметил Лларимар. – Но я не вижу смысла.
– Мне просто любопытно, – ответил Светопеснь.
– Простите, ваша светлость, – возразил Лларимар, – но вы не то чтобы любопытны.
Светопеснь не остановился; он даже не раздумывал над тем, что сейчас делал. Он просто поступал естественно.
Приблизившись к следующей группе, Светопеснь спросил:
– Вы те, кто видел преступника в коридоре, верно?
Слуги кивнули, один оглянулся на дворец Доброзвезды. На лугу перед ним сгрудились разнообразные священники и слуги, в цветах как Светопесни, так и Доброзвезды.
– Скажите, что случилось, – велел Светопеснь.
– Мы шли по коридору для слуг, – начал один из них. – Нас уже отпустили на вечер, и мы собирались выйти в город, в таверну.
– Затем мы увидели в коридоре незнакомца, – продолжил другой слуга. – Он был не из дворца.
– Опишите, – велел Светопеснь.
– Большой, – сказал слуга, другие кивнули. – В лохмотьях, с бородой. Грязно выглядел.
– Нет, – сказал другой. – Одежда старая, но сам человек не был грязным, лишь неопрятным.
Светопеснь кивнул.
– Дальше.
– Ну, тут не очень много скажешь, – признал слуга. – Она напал на нас. Кинул Пробужденную веревку в беднягу Таффа, и она его мигом связала. Мы с Раривом бросились за помощью, Лолан остался.
Светопеснь взглянул на третьего слугу.
– Ты остался? Почему?
– Чтобы помочь Таффу, конечно, – ответил тот.
«Лжет, – подумал Светопеснь. – Слишком нервничает».
– Действительно? – спросил он, подходя ближе.
Слуга опустил взгляд.
– Ну, по большей части… я хочу сказать, там еще был меч…
– О, да, – заметил другой слуга. – Очень странное дело – он кинул в нас мечом.
– Не выхватил его? – переспросил Светопеснь. – Кинул?
Они покачали головами.
– Он бросил его в нас, не вынимая из ножен. Лолан его поднял.
– Я решил схватиться с ним, – сказал Лолан.
– Интересно, – протянул Светопеснь. – А вы двое бежали?
– Да, – ответил один из слуг. – Когда мы вернулись с другими – поймав эту проклятую белку – мы увидели, что Лолан лежит без сознания, а бедный Тафф… ну, он все еще был связан, но веревка уже лишилась Пробуждения. Его пронзили прямо насквозь.
– Ты видел, как его убили?
– Нет, – Лолан вскинул руки, словно защищаясь; Светопеснь заметил, что его ладонь замотана бинтом. – Преступник оглушил меня кулаком.
– Но у тебя был меч, – напомнил Светопеснь.
– Он был слишком большим, чтобы размахнуться, – опустил взгляд слуга.
– Итак, он кинул в тебя меч, а потом подбежал и ударил кулаком? – уточнил Светопеснь.
Слуга кивнул.
– А твоя рука? – спросил Светопеснь.
Слуга замялся, неосознанно убирая руку.
– Вывих. Ничего особенного.
– И для того тебе потребовался бинт? – поднял бровь Светопеснь. – Покажи.
Слуга заколебался.
– Покажи, или утрать душу, сын мой, – произнес Светопеснь достойно божественным голосом – как он надеялся.
Лолан медленно вытянул руку; Лларимар шагнул вперед и размотал бинт.
Кисть оказалась совершенно серой, лишенной цвета.
«Невозможно! – изумленно подумал Светопеснь. – Пробуждение не делает такого с живой плотью. Оно не тянет цвет из живого, лишь из предметов. Из пола, одежды, мебели…»
Слуга убрал руку.
– Что это? – спросил Светопеснь.
– Я не знаю, – ответил Лолан. – Она была такой, когда я очнулся.
– Да неужели? – прямо сказал Светопеснь. – Должен ли я поверить, что ты никак со случившимся не связан? Что не помогал преступнику?
Слуга неожиданно рухнул на колени, залившись слезами.
– Прошу, господин мой! Не забирайте у меня душу. Я не лучший из людей, я хожу в бордели, я жульничаю, когда мы с друзьями играем!
Двое других слуг подскочили от этого признания.
– Но я ничего не знаю о преступнике, – продолжил Лолан. – Прошу, поверьте мне. Я просто хотел меч. Этот прекрасный черный меч! Я хотел его вытащить, взмахнуть им, ударить им врага. Я потянулся к нему, а когда я отвлекся, он напал. Но я не видел, как он убил Таффа! Клянусь, я никогда его раньше не видел! Поверьте, прошу вас!
Светопеснь помедлил.
– Я верю, – сказал он наконец. – Да будет это тебе предостережением. Стань лучше. Перестань жульничать.
– Да, мой господин.
Светопеснь кивнул слугам, и они с Лларимаром отошли.
– Я действительно чувствую себя божественно, – заметил Светопеснь. – Ты видел, как я заставил его раскаяться?
– Великолепно, ваша светлость, – кивнул Лларимар.
– Так что ты думаешь об их признаниях? – спросил Светопеснь. – Тут определенно нечто странное, не так ли?
– Я все еще гадаю, почему вы должны расследовать это дело, ваша светлость.
– А чем мне еще заниматься?
– Быть богом.
– Переоцененное занятие, – ответил Светопеснь, двинувшись к оставшемуся свидетелю. – Есть свои преимущества, но рабочие часы кошмарны.
Лларимар лишь тихо фыркнул, а Светопеснь подошел к последнему свидетелю – к невысокому священнику в желто-золотом. Он был явно моложе других.
«Его выбрали, надеясь, что он невинно выглядит и сможет солгать? – мимолетно подумал Светопеснь. – Или я неверно думаю?»
– Что можешь рассказать? – обратился он к священнику.
Тот поклонился.
– Я исполнял свои обязанности и нес в хранилище записей несколько пророчеств, изреченных из уст госпожи. Я услышал, что в здании шум, и выглянул из окна на звук, но ничего не увидел.
– Где ты был? – спросил Светопеснь.
Молодой человек указал на окно.
– Вон там, ваша светлость.
Светопеснь нахмурился. Священник оказался на противоположной от убийства стороне здания. Однако именно с этой стороны преступник и вошел во дворец.
– Ты видел ворота, где преступник обездвижил двух стражников?
– Да, ваша светлость, – кивнул он. – Хотя сперва я его не видел; я уже почти отошел от окна, чтобы поискать источник шума. Но как раз в этот момент я заметил нечто странное в свете ламп у входа – кто-то двигался. Только тогда я увидел стражников на земле; я подумал, что они мертвы, и испугался того, кто двигался между ними. Я закричал и кинулся за помощью; однако, когда меня наконец стали слушать, он уже исчез.
– Ты спустился поискать его? – спросил Светопеснь.
Священник кивнул.
– И сколько времени занял спуск?
– Несколько минут, ваша светлость.
Светопеснь медленно кивнул.
– Отлично. Благодарю.
Священник двинулся к основной группе, но Светопеснь остановил его:
– Подожди. А тебе не удалось его как следует разглядеть?
– Не слишком, ваша светлость, – ответил священник. – Он был в темной одежде, не очень примечательной. И оказался слишком далеко, чтобы я его разглядел.
Светопеснь жестом отпустил священника, задумчиво потер подбородок и поглядел на Лларимара:
– Ну?
Тот поднял бровь.
– Что «ну», ваша светлость?
– Что ты думаешь?
Лларимар покачал головой.
– Честно говоря… не знаю, ваша светлость. Однако случившееся явно важно.
Светопеснь помедлил.
– Да?
Лларимар кивнул.
– Да, ваша светлость. То, что сказал тот слуга – с раненной рукой. Он упомянул о черном мече. Помните, вы его предсказали? Этим утром, на картине?
– Это было не предсказание, – заявил Светопеснь. – Это действительно было на картине.
– Именно так и рождаются пророчества, ваша светлость, – сказал Лларимар. – Разве не видите? Вы смотрите на картину, и перед вашим взором возникает образ. Я же вижу лишь случайные красные мазки. Описываемые – увиденные – вами сцены становятся пророческими. Вы – бог.
– Но я видел именно то, что говорилось в заголовке! – заявил Светопеснь. – Еще до того, как ты сказал мне название.
Лларимар кивнул со знающим видом, словно сказанное подтверждало его мнение.
– Ладно, неважно. Священники! Все вы невыносимые фанатики. В любом случае, ты согласен, что творится нечто очень странное.
– Определенно, ваша светлость.
– Отлично, – сказал Светопеснь. – Тогда, будь добр, перестань жаловаться на мое расследование.
– Собственно, ваша светлость, – заметил Лларимар, – ваше невмешательство как раз становится еще важнее. Вы предсказали случившееся, но вы – оракул. Вы не должны взаимодействовать с предметом ваших предсказаний. Если вы станете участвовать в событиях, то можете нарушить равновесие многих факторов.
– Мне нравится нарушать равновесие, – заметил Светопеснь. – И это очень, очень весело.
Как и обычно, Лларимар не отреагировал на то, что от его совета отмахнулись. Но когда они двинулись к основной группе, священник спросил:
– Ваша светлость… просто, чтобы утолить любопытство. Что вы думаете об убийстве?
– Очевидно, – лениво ответил Светопеснь. – Преступников было двое. Первый – большой человек с мечом; он оглушил охранников, напал на слуг, выпустил Безжизненного и исчез. А за ним пришел второй – тот, кого видел молодой священник. И именно второй – убийца.
Лларимар нахмурился.
– Почему вы так считаете?
– Первый гость старался не убивать, – объяснил Светопеснь. – Оставил стражников в живых, хотя они и были ему угрозой – могли в любой момент очнуться и поднять тревогу. Не выхватил меч, столкнувшись со слугами, а попытался их оглушить. Ему незачем было убивать связанного пленника – особенно учитывая, что свидетели уже сбежали. Однако, если был второй… что ж, это логично. Связанный слуга пришел в себя, когда появился второй преступник. Только убитый видел его.
– Итак, вы думаете, что еще кто-то последовал за человеком с мечом, убил одного свидетеля, и потом…
– Оба они пропали, – сказал Светопеснь. – Я нашел потайной люк, и думаю, что под дворцом могут быть проходы. Все это вроде бы очевидно. Но кое-что совсем не очевидно.
Он взглянул на Лларимара и замедлил шаг, пока они не достигли других слуг и священников.
– И что же, ваша светлость? – спросил Лларимар.
– Как, во имя Цветов, я все это вычислил!
– Я и сам теряюсь в догадках, ваша светлость.
Светопеснь покачал головой.
– Это рефлексы из прошлого, Бегунок. Все мои действия кажутся совершенно естественными. Кем я был до смерти?
– Я не знаю, что вы имеете в виду, ваша светлость, – отвернулся Лларимар.
– Ну прекрати, Бегунок. Я большую часть жизни после Возвращения просто ленился, но как только кого-то убили – я выскочил из кровати и не смог сдержать желания совать свой нос всюду. Это ли не подозрительно?
Лларимар не посмотрел на него.
– Цвета! – выругался Светопеснь. – Был ли я хоть кем-то полезным? Я уже начал убеждать себя, что умер как-то разумно, скажем, свалившись спьяну с крыльца.
– Вы знаете, что умерли при храбром поступке, ваша светлость.
– Может, это было очень высокое крыльцо.
Лларимар только покачал головой.
– В любом случае, ваша светлость, вы знаете – я не могу ничего сказать о том, кем вы были раньше.
– Но откуда-то эти инстинкты взялись, – сказал Светопеснь, подходя к собравшимся у ворот дворца.
Главный священник уже вернулся с маленькой деревянной коробкой; изнутри кто-то яростно царапался.
– Благодарю, – бросил Светопеснь, выхватывая коробку и проходя мимо, даже не замедлив шага. – Говорю тебе, Бегунок, я недоволен.
– Этим утром вы казались очень счастливым, – заметил Лларимар, когда они двинулись прочь от дворца Доброзвезды. Ее священник остался у входа, с невысказанной жалобой на губах; свита же Светопесни потянулась за своим богом.
– Я был счастлив, – ответил Светопеснь, – потому что я не знал, что творится. Как я могу быть достаточно ленивым, если меня тянет все расследовать? Нет, ну честно, это убийство полностью разрушит заработанную с таким трудом репутацию.
– Сочувствую, ваша светлость, что вас так отяготило подобие мотивации.
– Очень верно, – вздохнул Светопеснь и передал коробку с бешеным Безжизненным грызуном. – Держи. Как думаешь, мои Пробудители смогут взломать управляющую фразу?
– В конце концов, – кивнул Лларимар. – Хотя это ведь животное, ваша светлость. Оно не сможет ничего сказать.
– Пусть все равно сделают, – приказал Светопеснь. – А пока мне надо побольше подумать об этом деле.
Они двинулись обратно во дворец; Светопеснь внезапно понял, что назвал убийство «делом». Раньше он никогда не использовал слово в таком значении, но знал, что оно подойдет. Инстинктивно. Автоматически.
«Когда я Вернулся, мне не понадобилось учиться говорить, – подумал он. – Мне не нужно было заново учиться ходить, читать, или еще что-то делать. Я потерял только личную память.
Но явно не всю».
И потому он задумался, что еще сможет сделать, если попытается.

С праздником всех женщин!

Вивенна наблюдает за рейдом и ведет беседы о теологии, этике и тайнах личности.


Вивенна шла среди т’телирцев и не могла отделаться от ощущения, что решительно все вокруг ее узнают.Вивенна шла среди т’телирцев и не могла отделаться от ощущения, что решительно все вокруг ее узнают.
Она постаралась справиться с этим чувством. Собственно, можно было считать чудом, что Тейм – уроженец ее родного города – смог отыскать ее в толпе. Люди вокруг никак не могли бы связать Вивенну со слухами, особенно учитывая ее одежду.
В ее платье смешивались бесстыдные красные и оранжевые тона. Но Парлин и Тонк Фа сумели отыскать только такую одежду, подходящую ее жестким требованиям к скромности; схожее с трубой платье было сшито по-заморски – в манере теградельцев, живущих за Внутренним Морем. Оно доходило почти до лодыжек, и хотя облегающая ткань подчеркивала грудь… но хотя бы закрывала тело почти до шеи. И рукава были длинными.
Странно, но она осознала, что бросает взгляды на других женщин – в коротких свободных юбках и рубашках без рукавов. Количество обнаженной кожи было непристойным, но Вивенна теперь понимала причины, оценив палящее солнце и проклятую прибрежную влажность.
Проведя в городе уже месяц, она начала понимать, как двигаться с потоком людей. Она не была уверена, что хотела бы выходить, но Дент оказался убедителен.
«Знаете, что самое худшее может случиться с телохранителем? – спросил он. – Если его подопечный будет убит, когда телохранителя и рядом-то нет. У нас маленькая команда, принцесса. Мы можем или разделиться, и оставить вас с одним стражем, или вы можете пойти с нами. Я лично предпочел бы, чтобы вы были в поле моего зрения».
Так что она пришла. В одном из новых платьев, волосам придан неудобный – но не-идрийский – золотой цвет, сами волосы распущены и плещутся на ветру. Она шла по садовой площади, словно прогуливаясь, стараясь не выглядеть нервной. Т’телирцы любили сады – они были по всему городу. Собственно, насколько могла понять Вивенна, большая часть города и была садом. Пальмы и папоротники росли на каждой улице, а экзотические цветы сияли здесь круглый год.
На площади сходились четыре улицы, и четыре участка возделанной земли складывались в шахматный узор. На них росли по десятку разных пальм; окружающие зданий выглядели куда более богатыми, чем у рынка неподалеку. И хотя пешеходы здесь изобиловали, они старались оставаться на плиточных дорожках – карет тоже хватало. Это был богатый район лавочников: никаких палаток, не так много артистов. Лавки, где равно качество и цены были выше.
Вивенна прошла по периметру северо-западного сада; справа от нее оказались папоротники и трава. Слева же, по другой стороне улицы, шли лавки – богатые, изящные и, конечно, же, цветные. Между двумя зданиями оказались Тонк Фа и Парлин; на плече у Парлина сидела обезьянка, а сам он к зеленой шляпе добавил яркий красный жилет. Вивенна не могла не задуматься, что лесник выделяется в Т’Телире еще больше, чем она сама, но вроде внимания на него не обращали.
Вивенна двинулась дальше; где-то в толпе за ней следовала Жемчужина. Она справлялась отлично: Вивенна лишь изредка ее замечала, и лишь потому, что знала, куда смотреть. Дента увидеть не получалось; он был где-то, но слишком хорошо прятался.
Дойдя до конца улицы и повернув обратно, Вивенна заметила Болвана. Безжизненный стоял неподвижно, словно одна из обрамлявших сады статуй Д’Денир, и бесстрастно глядел на толпу. Большинство людей на него даже не смотрели.
Дент был прав. Безжизненных было немного, но чем-то необычным они не были. Некоторые из них шагали по рынку и несли покупки владельцев. Никто из них не отличался ростом и сложением Болвана – Безжизненные так же различались физически, как и люди. Их ставили на охрану лавок. Давали носить вещи. Подметать улицы. Их вокруг хватало.
Она продолжала идти, и мельком заметила Жемчужину в толпе.
«Как ей удается быть столь расслабленной?» – подумала Вивенна. Каждый из наемников выглядел так спокойно, будто они выбрались на легкий пикник.
«Не думай об опасности», – приказала себе Вивенна, сжимая кулаки и сосредоточившись на садах.
Если честно, она слегка завидовала т’телирцам. Здесь люди сидели и отдыхали на траве и в тени деревьев, дети играли и смеялись. Д’Денир выстроились строгой шеренгой, вскинув руки и изготовив оружие, словно защищая людей. Деревья вздымались в небо и раскидывали ветви со странными, похожими на лепестки листьями.
В кадках сияли цветы с широкими лепестками; среди них попадались настоящие Слезы Эдгли. Остр поместил цветы там, где хотел; срезать и уносить их, украшать ими комнату – это был признак желания выделиться. Но было ли так здесь, когда цветы поместили в середине города, где ими могли любоваться все?
Она отвернулась, но продолжала чувствовать красоту через БиоХрому. Здесь было столько жизни, что в груди Вивенны словно жужжание раздавалось.
«Неудивительно, что они предпочитают жить так близко друг к другу, – подумала она, заметив, как цветы расположены по оттенкам и бледнеют по направлению к центру клумб. – А если хотите жить так скученно – то любоваться природой сумеете лишь тогда, когда ее к вам доставят».
– Помогите! Пожар!
Вивенна резко повернулась – как и большинство людей на улице.
Загорелось здание, у которого стояли Тонк Фа и Парлин; не тратя время на зрелище, Вивенна повернулась к центру садов. Большинство посетителей сада ошеломленно смотрели на бьющийся по ветру дым.
Первый маневр.
Люди кинулись на помощь, перебегая улицу и заставляя кареты резко остановиться. В этот самый момент Болван шагнул вперед, слившись с толпой, и ударил дубиной по ноге лошади.
Вивенна не слышала, как сломалась кость, но животное с криком рухнуло, перевернув карету, которую тянуло. С крыши кареты на улицу обрушился сундук.
Карета принадлежала некоему Нанрове, верховному священнику бога Тихознака. Информаторы Дента сообщили, что в карете будут перевозить ценности; даже если бы случилось не так, то оказавшееся в опасности имущество верховного священника привлекло бы внимание.
Сундук ударился о камни – и, по доброй воле судьбы, раскололся, рассыпая золотые монеты.
Второй маневр.
Вивенна краем глаза заметила Жемчужину, стоявшую по другую сторону кареты; та поймала взгляд принцессы и кивнула – время выдвигаться.
Люди кидались то к золоту, то к огню, а Вивенна ушла. Дент будет поблизости – вломится в одну из лавок с бандой воров. Товары достанутся ворам; Вивенне было нужно лишь их исчезновение.
На пути прочь к Вивенне присоединились Жемчужина и Парлин. Она изумилась тому, как быстро бьется сердце. Ведь не случилось почти ничего – никакой истинной опасности, никакой угрозы ей самой. Лишь пара «случайностей».
Но, собственно, в этом план и состоял.

В течение следующих нескольких часов она все еще ждала Дента и Тонк Фа. Вивенна тихо сидела на новом стуле, сложив руки на коленях; новая мебель была зеленой. Определенно, в Т’Телире не продавали коричневого.
– Который час? – тихо спросила Вивенна.
– Не знаю, – огрызнулась Жемчужина; она стояла у окна и смотрела на улицу.
«Терпение, – сказала себе Вивенна. – Не ее вина, что она так резка. У нее же украли Дыхание».
– Они разве не должны были вернуться? – спокойно спросила Вивенна.
Жемчужина пожала плечами.
– Может быть. Они могли решить переждать в убежище, чтобы следы сперва остыли.
– Понимаю. Как по-твоему, сколько нам еще ждать?
– Сколько надо, – ответила Жемчужина. – Слушай, может, не надо со мной говорить? Я бы была благодарна.
Она снова отвернулась к окну.
Вивенна напряглась от оскорбления, но напомнила себе:
«Терпение! Пойми ее. Так учат Пять Видений».
Вивенна встала и тихо подошла к Жемчужине, потом нерешительно коснулась ее плеча. Жемчужина аж подскочила – само собой, лишенной Дыхания было сложнее заметить чужое приближение.
– Все в порядке, – сказала Вивенна. – Я понимаю.
– Понимаешь? – переспросила Жемчужина. – Понимаешь что?
– Они забрали твое Дыхание, – сказала Вивенна. – Они не имели права сотворить нечто столь ужасное.
Она улыбнулась и отошла к лестнице.
Жемчужина расхохоталась; Вивенна удивленно оглянулась.
– Ты думаешь, что понимаешь? – спросила Жемчужина. – Чего? Ты меня жалеешь, потому что я Тусклая?
– Твои родители не должны были этого делать.
– Мои родители служили Королю-Богу, – бросила Жемчужина. – Мое Дыхание пошло именно ему. Эту честь ты даже и не поймешь.
Вивенна несколько секунд переваривала сказанное.
– Ты веришь в Радужные Тона?
– Конечно, верю, – ответила Жемчужина. – Я ведь халландренка, не так ли?
– Но другие…
– Тонк Фа из Панн-Каля, – пояснила Жемчужина. – Дент – одни Цвета знают откуда. Но я сама из Т’Телира.
– Но ты же не можешь поклоняться так называемым богам, – изумилась Вивенна. – Только не после того, что они сделали с тобой.
– Что со мной сделали? Я же сказала, что я отдала Дыхание по своей воле.
– Ты была ребенком!
– Мне было одиннадцать, и родители дали мне выбор. Я приняла верное решение. Мой отец занимался красками, но поскользнулся, упал и повредил спину. Он не мог работать, а у меня было пять братьев и сестер. Знаешь, как это – смотреть, как твои братья и сестры умирают с голоду? За многие годы до того мои родители продали свое Дыхание и получили достаточно денег, чтобы начать дело. Я продала свое и мы смогли спокойно жить почти год!
– Деньги не стоят души, – сказала Вивенна. – Ты…
– Кончай меня судить! – взорвалась Жемчужина. – Призраки Калада тебя возьми, женщина. Я гордилась продажей Дыхания. Я до сих пор горжусь. Часть меня живет в Короле-Боге. Благодаря мне он живет дальше. Я послужила королевству так, как мало кто способен.
Жемчужина покачала головой и отвернулась.
– Вот почему вы, идрийцы, нас раздражаете. Вы такие заносчивые, так уверены, что вы правы. Если б ваш бог попросил отдать Дыхание – или даже Дыхание ребенка – ты бы так не поступила? Вы отдаете детей в монахи, заставляете служить всю жизнь, да? И считаете, что это знак веры. А когда мы как-то служим нашим богам, вы кривите губы и кричите о богохульстве.
Вивенна открыла рот, но не смогла ничего сказать. Отправка детей в монахи – это совсем другое дело…
– Мы жертвуем ради наших богов, – сказала Жемчужина, глядя в окно. – Но это не значит, что нами пользуются. Моя семья была благословлена за то, что мы сделали. Мы не только получили достаточно денег на еду, но отец поправился, а через несколько лет смог снова открыть красочное дело. Мои братья им до сих пор занимаются. Тебе не надо верить в мои чудеса. Зови их случайностями или совпадениями, если хочешь. Но не вздумай жалеть меня из-за моей веры. И не считай, что ты лучше просто потому, что веришь в нечто иное.
Вивенна закрыла рот; спорить было явно бессмысленно. Жемчужина не собиралась принимать ее сочувствие.
Так что Вивенна ушла по лестнице.

Через несколько часов начало темнеть. Вивенна стояла на балконе второго этажа, глядя на город. У большинства зданий на этой улице были балконы; как бы они ни выделялись, но с улицы на холме можно было смотреть на немалую часть Т’Телира.
Город сиял светом. На крупных улицах дорожки обрамлялись лампами на шестах, которые рабочие зажигали каждую ночь. Большинство зданий тоже было освещено; Вивенна не уставала поражаться расходам на масло и свечи. Но когда под рукой Внутреннее Море – то масло становится куда дешевле, чем в горах.
Она не знала, что и думать о вспышке Жемчужины. Как можно гордиться тем, что твое Дыхание украли и скормили жадному Вернувшемуся? Судя по тону, она была искренна, и явно думала о случившемся раньше. Очевидно, она пыталась оправдать случившееся, чтобы жить с ним дальше.
Вивенна оказалась в ловушке. Пять Видений учили ее пытаться понять других. Они велели ей не ставить себя над другими. И при этом остризм говорил, что сделанное Жемчужиной было мерзко.
Эти две идеи, казалось, противоречили друг другу. Если она считала, что Жемчужина неправа – то ставила себя над ней. Но если она принимала сказанное наемницей, то отвергала остризм. Другие могли бы посмеяться над ее волнениями, но Вивенна всегда старалась быть набожной. Она понимала, что ей нужна сила веры, чтобы выжить в языческом Халландрене.
Языческий… а не ставит ли она себя над халландренцами, произнося это слово? Но они ведь и были язычниками. Вивенна не могла считать Вернувшихся истинными богами.
Похоже, если следуешь любой вере – то становишься надменным.
Может, она и заслужила то, что сказала ей Жемчужина.
Кто-то подошел; Вивенна повернулась к двери, как раз когда Дент открыл ее и шагнул на балкон.
– Мы вернулись, – сообщил он.
– Я знаю, – ответила Вивенна, глядя на город и огоньки. – Я почувствовала, как вы вошли в здание.
Он усмехнулся и подошел к ней.
– Я и забываю, что у вас столько Дыхания, принцесса. Вы им никогда не пользуетесь.
«Кроме как для того, чтобы почувствовать людей рядом, – подумала она. – Но с этим ничего нельзя сделать, так?»
– Узнаю раздражение на лице, – заметил Дент. – Все еще волнуетесь, что план работает недостаточно быстро?
Она покачала головой.
– Дело совсем в другом, Дент.
– Наверное, не стоило вас оставлять надолго с Жемчужиной. Надеюсь, она от вас не слишком много откусила.
Вивенна не ответила. Потом вздохнула и повернулась к наемнику.
– Как прошло дело?
– Блестяще, – кивнул Дент. – Когда мы вломились в лавку, никто даже не посмотрел. Ночью они выставляют отменную стражу – и, вероятно, чувствуют себя полными идиотами после дневного ограбления.
– Я все еще не понимаю смысла, – сказала она. – Лавка торговца солью?
– Не лавка, – поправил Дент. – Склад. Мы разбили или уволокли все бочонки с солью в погребе. Этот торговец – один из трех, который хранит столько соли; большинство других купцов покупают соль у него.
– Да, но соль… В чем смысл?
– Сегодня жарко, а? – спросил Дент.
Вивенна пожала плечами.
– Слишком жарко.
– А что случается с мясом на жаре?
– Оно гниет, – кивнула Вивенна. – Но не обязательно сохранять его солью. Можно попробовать…
– Лед? – рассмеялся Дент. – Только не здесь, принцесса. Хотите сохранить мясо – засолите его. А если выдать армии рыбу и заставить тащить ее от Внутреннего Моря до идрисской дали…
Вивенна улыбнулась.
– Воры, с которыми мы работали, увезут соль, – продолжил Дент. – Контрабандой протащат в соседние страны и там открыто продадут. Ко времени начала войны у Короны будет полно проблем с тем, чтобы снабжать солдат мясом. Еще один мелкий, но болезненный укол.
– Спасибо, – сказала Вивенна.
– Не благодарите, – отозвался Дент, – просто платите.
Вивенна кивнула; некоторое время они молчали, глядя на город.
– Жемчужина и впрямь верит в Радужные Тона? – наконец спросила Вивенна.
– Верит же страстно, как Тонк Фа любит поспать, – кивнул Дент и оглядел ее. – Вы что, сшиблись с ней на этой почве?
– Можно сказать.
Дент присвистнул.
– И все еще на ногах? Надо поблагодарить ее за сдержанность.
– Но как она может верить? – спросила Вивенна.
Дент пожал плечами.
– Да вроде неплохая религия. В смысле, можно пойти и посмотреть на богов. Поговорить с ними, поглядеть на их сияние. Несложно понять.
– Но она работает на идрийку, – напомнила Вивенна. – И подрывает способности ее же богов вести войну. Да мы лишь сегодня опрокинули карету священника.
– Причем очень важного, – усмехнулся Дент. – Эх, принцесса. Это довольно сложно понять – но дело в мышлении наемника. Нам платят за работу, но не мы ее делаем. Это вы все делаете, а мы – лишь ваши инструменты.
– Инструменты борьбы против богов Халландрена.
– Это не причина, чтобы не верить, – ответил Дент. – Мы неплохо умеем отделять себя от наших занятий. Может, поэтому люди нас так и ненавидят – они не понимают, что если мы убиваем друга на поле битвы, то это не значит, что мы жестоки или недостойны доверия. Мы делаем то, за что нам заплатили. Как и все.
– Но это иное дело, – сказала Вивенна.
Дент снова пожал плечами.
– А что, если человек очищает железо, то думает – а не сделают ли из него меч, которым убьют моего друга?
Вивенна поглядела на огни города; за ними было столько людей, с огромным количеством верований, способов мыслить, противоречий. Может, не только она пыталась разом верить в противоположные вещи.
– А что с тобой, Дент? – спросила она. – Ты халландренец?
– Боги, нет, – отозвался он.
– Тогда во что ты веришь?
– Мало во что, – ответил наемник. – И уже давно.
– А твоя семья? Во что она верила?
– Семья уже на том свете. Они верили в вещи, которые сейчас уже толком и не помнят; я никогда с ними не соглашался.
Вивенна нахмурилась.
– Но ты должен же во что-то верить. Если не в религию, тогда в кого-то… в образ жизни.
– Когда-то верил.
– Ты всегда отвечаешь так размыто?
Дент поглядел на нее.
– Да, – сказал он. – Ну разве что не в этот раз.
Она вздохнула.
Дент оперся на перила.
– Я кое во что верил, – сказал он. – Не знаю, поймете ли вы смысл, и захотите ли вообще слушать, если расскажу.
– Ты говоришь, что хочешь денег, – сказала Вивенна. – Но ведь не хочешь. Я читала книги Лемекса; он платил не так уж много. Не так много, как я поначалу решила. И, если бы ты хотел, ты бы мог захватить карету того священника и взять деньги. Судя по делу с солью, ты бы мог легко украсть вдвое больше денег.
Он не ответил.
– Ты не служишь никакому известному мне королевству или королю, – продолжила Вивенна. – Ты лучший мечник, чем обычные телохранители… подозреваю, лучше, чем почти кто угодно, если можешь так легко впечатлить преступного главаря. Если бы ты решил участвовать в спортивных поединках, то обрел бы славу, учеников и награды. Ты говоришь, что подчиняешься нанимателю, но ты чаще приказываешь, чем слушаешься. И, кроме того, раз тебе неважны деньги, то разговор о «работе» – вероятно, лишь предлог.
Вивенна помедлила.
– Собственно, – сказала она, – единственный раз, когда я точно видела у тебя чувства, речь шла об этом человеке. Вашере. Владельце меча.
Когда прозвучало имя, Дент напрягся.
– Кто ты? – спросила Вивенна.
Дент повернулся к ней; взгляд его стал жестким, вновь доказывая, что знакомый миру веселый человек – маска. Игра. Шелк, покрывающий твердый камень.
– Я наемник, – проронил он.
– Хорошо, – ответила Вивенна. – Кем ты был?
– А вот этот ответ вы слышать не хотите, – сказал Дент.
И ушел, ступив за порог и оставив Вивенну в одиночестве на темном деревянном балконе.