Что-то я на фоне ДнД вспомнил "Сагу о Копье" и краткий, но один из самых пронзительных (если не самый) моментов во всей эпопее. А точнее, из "Драконов осенних сумерек".

Ее логово было обширно, не менее сотни футов в поперечнике, однако драконице едва хватало места улечься - кончик длинного хвоста касался дальней стены. На какой-то миг спутники замерли, воочию представляя, как она поднимает голову и обрушивает на них гудящее пламя, такое же, как то, что уничтожило Утеху...
Маритта, однако, ничуть не казалась обеспокоенной. Ровным шагом вошла она в комнату, и друзья, чуть помедлив, последовали за ней. Подойдя поближе, они разглядели, что Маритта была права - драконица действительно пребывала в плачевном состоянии. Громадную голову, лежавшую на холодном каменном полу, покрывали старческие морщины, ярко-алая кожа потускнела и покрылась пятнами. Драконица шумно дышала во сне, приоткрыв пасть, так что виднелись зубы - когда-то острые, как мечи, но теперь - поломанные и пожелтевшие. Длинные шрамы пролегли по бокам, кожистые крылья иссохли и потрескались...
И Танису сделалась понятна жалость, которую испытывала к ней Маритта. С драконицей обращались и впрямь из рук вон скверно. Полуэльф почувствовал, как уходит настороженность, уступая место жалости. Впрочем, он тут же пожалел об этом, ибо драконица, потревоженная светом, шевельнулась во сне, и Танис поспешно напомнил себе, что ее когти и огненное дыхание были по-прежнему не менее смертоносны, чем у любого другого алого дракона на Кринне.
Тут она приоткрыла глаза, блеснувшие в свете факела двумя алыми щелками. Друзья замерли, нашаривая оружие...
- Что, Маритта? Уже пора завтракать?.. - сонно проговорила Матафлер, которую простые смертные называли Пламенеющей.
- Сегодня мы чуть-чуть раньше обычного, милочка, - успокаивающе отозвалась женщина. - Видишь ли, в горах собирается гроза, вот мы и решили выпустить детей погулять, пока не пошел дождь. Спи, пожалуйста. Я им скажу, чтобы не шумели...
- Пусть их. - Драконица зевнула и открыла глаза немного пошире, и Танис разглядел на одном из них бельмо. Она была в самом деле полуслепа.
- Надеюсь, нам не придется драться с ней, Танис, - прошептал Стурм. - С этакой бабушкой...
Танис заставил себя сохранить суровый вид:
- Это очень опасная "бабушка", Стурм. Не забывай об этом!
- Малыши хорошо спали ночью, - пробормотала драконица, по-видимому, вновь засыпая. - Ты уж проследи, Маритта, чтобы они не промокли, если пойдет дождь. Особенно маленький Эрик. У него и так на прошлой неделе был насморк...
Ее веки сомкнулись.
...
Великан, немало смущенный взглядами сотни с лишним пар детских глаз, повел маленьких пленников через логово. Золотая Луна подхватила на руки карапуза, Маритта - другого. Старшие ребята, мальчики и девочки, несли малышей на закорках. Торопливо и молча, но сохраняя полный порядок, миновали они двери... и тут увидели Таниса, блистающий меч - и перепуганную Матафлер.
- Эй, ты! Не смей обижать нашу драконицу! - закричал один из мальчишек. И бросился на Таниса с кулаками.
- Дугл! Сейчас же вернись! - окликнула старшая девочка. Послышался детский плач.
Танис все время держал меч занесенным, зная, что это - единственный способ удержать драконицу на месте. Он крикнул:
- Уводите их! Скорее!
- Дети, дети! - Дочь Вождя ласково, но строго наводила порядок. - Танис не тронет вашу драконицу, если не будет нужды. Он - добрый человек. А вам надо идти. Ваши мамы вас ждут.
И было в голосе Золотой Луны нечто такое, отчего даже самые несмышленые поняли - необходимо спешить. Все вновь встали в строй.
- До свидания, Пламенеющая! - выходя следом за Карамоном, помахали руками сразу несколько детей. Дугл бросил на Таниса яростный взгляд и вернулся на место, утирая грязными кулаками бессильные слезы.
- Нет! Не надо! - надломленно выкрикнула Матафлер. - Это я нужна вам, не они! Ну пожалуйста, прошу вас!.. Сражайтесь со мной, только не троньте моих детей...
И Танис понял, что разумом драконица пребывала в далеком прошлом, заново переживая давнюю беду, уничтожившую её потомство.
...
Танис начал пятиться, по-прежнему угрожая мечом... Но и драконица уже миновала черту, за которой более нет места страху. Она знала только одно: ее детей похитили, и того, кто это сделал, необходимо было убить. И она бросилась на воина с мечом, убегавшего в тоннель. И тут ее окутала тьма - тьма настолько непроницаемая, что Матафлер на миг содрогнулась от ужаса: не ослеп ли ее второй глаз? Но ухо ее уловило произнесенные шепотом магические слова, и она поняла, что человек в длинном одеянии попросту наложил заклятие тьмы.
- Сожгу!.. - взвыла она, чуя в коридоре ненавистную сталь. - Не уйдете!.. - И она набрала в грудь воздуха. Однако из тоннеля доносились и другие голоса. Детские голоса. Голоса ее детей. - Нет, - заметалась она. - Там мои маленькие. Не могу...
И в отчаянии поникла головой на холодный каменный пол.
Танис и Рейстлин во всю прыть удирали по коридору. Полуэльф почти тащил на себе ослабевшего мага, а за их спиной раздавался горестный стон:
- Только не детей... Ну пожалуйста, бейтесь со мной! Не трогайте малышей...
...
- Это - ваш последний акт неповиновения! - проревел Верминаард. Грохот камней на время заглушил его голос, что, понятно, привело Повелителя Драконов в еще большую ярость. - Вам была дарована возможность потрудиться во славу Владычицы. Я отечески заботился и о вас, и о ваших семействах. Но вы, упрямые глупцы, не цените ничего. И за это вы поплатитесь жизнью! - Он высоко поднял Приносящую Ночь. - Я перебью мужчин. Я сожгу женщин. Я уничтожу детей!
Прикосновение руки Повелителя - и Пирос, распахнув громадные крылья, прыжком бросился в воздух. И широко раскрыл пасть на вдохе, готовясь метнуть испепеляющее пламя в беспомощную толпу во дворе...
Но не успел.
Проломив крышу крепости, расшвыривая обломки и мусор, снизу вверх навстречу ему свечой взвилась Матафлер.
Старая драконица окончательно погрузилась разумом в прошлое, заново переживая утрату детей. Она снова видела перед собой рыцарей верхом на золотых и серебряных драконах, со смертоносными Копьями, зловеще блистающими на солнце. Тщетно умоляла она своих детей не ввязываться в проигранную битву, тщетно пыталась убедить их: в этой войне надеяться было более не на что... Можно ли удержать юных, рвущихся к подвигам? Прочь умчались они, оставив ее лить слезы в опустевшем логове...
И как раз в тот момент, когда перед ее умственным взором вновь развернулась картина той последней кровавой битвы, когда она увидела своих детей умирающими на Копьях, - тут-то и услышала она голос Верминаарда:
- Я уничтожу детей!..
И Матафлер, как и много столетий назад, бросилась спасать своих малышей.
Пирос, озадаченный столь неожиданным нападением, едва успел увернуться от поломанных, но все еще смертоносных клыков, готовых вспороть ему бок. Удар пришелся вскользь, болезненно рванув большую мышцу крыла. Перевернувшись в воздухе, Пирос полоснул Матафлер когтистой передней лапой, глубоко пропахав мягкое подбрюшье драконицы. Обезумевшая Матафлер не заметила боли, но Пирос был моложе, крупней и сильней - его удар отшвырнул ее прочь.
Инстинктивный переворот в воздухе спас жизнь самцу, к тому же дав ему возможность выиграть высоту и время, чтобы напасть самому. Пирос забыл лишь об одном - о своем седоке. Верминаард, пренебрегший боевым седлом, не удержался на спине дракона и кувырком полетел вниз. На его счастье, высота была небольшая - Повелитель отделался испугом да несколькими синяками.
...
Оказалось, однако, что алому и самому приходилось туго. Матафлер сражалась в битвах, когда Пирос еще сидел в скорлупе; уступая в силе, она далеко превосходила его хитростью и сноровкой. Струи пламени с треском вспарывали воздух, драконья кровь орошала землю красным дождем...
...
Высоко в небе умирающая Матафлер все отчетливее слышала голоса своих детей, жалобно звавших на помощь. Она потеряла много крови и ослабела от ран, а Пирос, казалось, нападал со всех сторон одновременно. Но потом она очень ясно увидела врага прямо перед собой, а позади него - отвесную стену утеса. И Матафлер поняла, что все-таки спасет своих малышей.
Пирос выдохнул громадный язык пламени, угодивший ей прямо в голову. И с удовлетворением заметил, как вытекли ее глаза, как сморщилась кожа... Но Матафлер уже не было дела до пламени, навсегда погасившего для нее солнце. Она неслась прямо на Пироса.
Громадный самец, одурманенный яростью, болью и ощущением близкой победы, не сразу понял ее маневр. Он еще раз обжег ее убийственным пламенем - и только тут с ужасом сообразил, что позволил Матафлер прижать его к склону горы. Развернуться было негде, отскочить - некуда.
Матафлер ударила его всей тяжестью своего когда-то могучего тела, точно копье, пущенное самими Богами. Оба дракона с размаху врезались в скалы, и склон горы окутало пламя. Горный пик содрогнулся до основания и раскололся...
Много позже, когда Гибель Пламенеющей стала легендой, иные утверждали, будто слышали последний шепот драконицы, растаявший, точно дымок на осеннем ветру:
- Детки, детки мои...