С персонажем этого текста история занятная. Вообще-то, он принадлежит к "семерке первых" - то есть первым Возвышенным каждого вида, которые у меня первыми сложились в уме. Конкретно этот обрисовался, когда я как следует вчитался в книгу самого странного из старших видов Возвышенных. Как-то так обрисовался, уходить не захотел, и до сих пор остается примером учтивой добросовестной смерти.

Один мой знакомый говорит, что убийство должно обладать тонким вкусом и планироваться с изысканной точностью. Кое в чем он прав, хотя, конечно, он – бог намеренных отравлений и судит предвзято.Один мой знакомый говорит, что убийство должно обладать тонким вкусом и планироваться с изысканной точностью. Кое в чем он прав, хотя, конечно, он – бог намеренных отравлений и судит предвзято.
Впрочем, я не могу не согласиться с тем, что планировать убийство необходимо очень внимательно и скрупулезно, если хочешь вспоминать исполнение своей задачи без негодования. С полным правом могу сказать, что я всегда уделял планам должное место и всегда сосредотачивался на деталях.
Именно поэтому стража у башни легко меня пропустила. Обыскала, конечно, не нашла ничего, кроме материалов и инструментов стекольщика, лишь скользнула взглядом по желтому плащу. Я совершенно уверен, что стражники его запомнили – и это хорошо.
Как приятно работать в городе, где есть богатые люди, увлекающиеся астрологией – в этом случае всегда найдутся высокие башни с застекленной обсерваторией на самом верху. Сделать так, чтобы стекло разбилось – довольно просто. Прийти вместо стекольщика, ныне наслаждающегося совершенно случайно подвернувшимся ему под руку вином – еще проще.
Нельзя не оценить парадокс: стражники обыскивали меня, беспокоясь за хозяина дома. Я действительно пришел со смертью, но членов этой семьи она не коснется. Пока.
На крыше я разложил ткань, на нее опустились стекла и изогнутый деревянный футляр с инструментами. Я не смог отказать себе в удовольствии действительно заменить разбитое стекло – в конце концов, оно пострадало из-за меня. А время еще есть, моя цель – человек строгого распорядка дня. Искренне приятно работать с такими людьми.
Сощурившись, я вгляделся в крышу иного здания – за три дома от этой башни и в сорока футах ниже. В этом городе большинство зданий выстроены в один-два этажа, заинтересовавший меня дом – как раз двухэтажный. Тем лучше, расстояние будет меньше.
Я отделил от футляра незаметную дугу, размотал закрученную вокруг браслета прочную нить. Точнее, называя их настоящими именами – извлек лук и размотал тетиву; упругое дерево легко согнулось в руках, тетива плотно охватила концы лука. Взгляд на крышу – о, вот и он. Полный человек, сдвинувший в сторону кресло и устроившийся в тени под навесом, набивающий трубку. Каждый день – любуется игрой света на башнях дворца правителя и курит… как я уже говорил, приятно иметь дело с человеком привычки.
Пронести стрелы с собой не было бы никакой возможности, но зачем они мне? Пресекать чужие пути по-настоящему можно лишь тогда, когда сам мир служит оружием.
Я взвесил в руке длинный и тонкий кусок стекла, примерил в уме траекторию выстрела и кивнул. Да. Все верно, место выбрано не зря. Что ж, начнем.
Некогда жила дева...
Стекло задрожало, и по нему пробежала едва заметная волна звездного света – изменяя, переплавляя, накладывая иную судьбу…
Судьбу стрелы.
На тетиву легла широкая стрела с листовидным наконечником – с такими в этих краях часто ходят охотники или стражники на городской стене. Полезная и удобная вещь.
Я выпрямился во весь рост, натягивая лук; ради скрытности пришлось пожертвовать качеством оружия, но текущая сквозь меня сила обычно не дает промахнуться – и когда тетива с тихим скрипом поползла назад, я уже знал, что мой снаряд не пройдет мимо.
…что была живым воплощением всего правого в мире.
Тихий звон тетивы.
Шелест наконечника, рассекающего ветер.
Опрокинувшийся назад, натолкнувшийся на опору навеса и бессильно осевший человек в кресле; светло-зеленая одежда теперь темнеет от крови, а под бессильно запрокинутым подбородком выступает длинная полоса стекла, принявшего в момент удара свою истинную судьбу.
Момент финала – трагический и прекрасный одновременно.
Равно без особой спешки и медлительности я вернул тетиву на запястье, а лук соединил с футляром. Собрал оставшиеся стекла и инструменты и двинулся вниз – докладывать о работе и вновь подвергаться обыску – не украл ли ценные астрологические приборы из башни?
Мне искренне хотелось рассмеяться такому парадоксу.

***

Столь смертоносным стекольным делом моя задача все же не исчерпывалась. Право же, тот, кто предложил Хангану-Охотнику заказ, плохо понимает, насколько трудно убить трех охраняемых человек в течение недели. К счастью, я достаточно искушен в своем деле, и судьба мне благоволит.
Пройдясь мимо дома, где обитала женщина, ставшая моей целью, я оглядел высокие каменные стены и суровых стражников у входа, прислушался к лаю огромного пса внутри. Ничего удивительного. Так и должно охранять дом одной из городских старейшин, тем более – судьи.
В такой дом очень непросто ворваться, и почти наверняка вторжение будет неудачным – здесь ведь есть потайные ходы, а охрана способна на время задержать кого угодно.
К счастью, вторжение в мои планы не входило. Даже напротив – я намеревался войти по приглашению. Ну а пока что стоит озаботиться маленькой, но очень важной деталью.
Надвинув шляпу поглубже, я двинулся мимо ворот, полностью погрузившись в свои мысли – или так казалось. Стража проводила меня подозрительным взглядом, но убедившись, что я иду своей дорогой, тут же обо мне забыла.
Пока она жила, никому нельзя было нанести настоящего вреда.
Из моего рукава выпала и почти беззвучно упала на камни рядом со стеной заколка – светлый металл, аметист и тончайший узор гравировки. Такие заколки делает один прекрасный ювелир из Арджуфа, и я искренне надеюсь, что он проживет еще очень много лет – иначе мне неоткуда будет брать столь полезные вещи.
Все. События начали свой ход, и мне осталось только сопроводить их.
А именно – на следующий день явиться к воротам с целым лотком разнообразных товаров и в желтом плаще. Непременно в желтом, конечно.
– Покупайте! Покупайте притирания и эликсиры! Ощутите, как возрастет ваша страсть и тело укрепится любовным пылом!
Все боги Творения, кто сочинил в древности столь кошмарные тексты? Не знаю. Но повторяются они торговцами беспрестанно, и сохраняются в веках не хуже самых священных писаний.
Краем глаза я отметил, как стражники переглянулись, и один из них исчез за воротами. Отлично. Мне оставалось лишь неспешно шагать дальше – мимо ворот, к углу стены, вдоль оной стены… Здесь есть черный ход. Я не сомневался, что им быстро воспользуются.
Оказался прав. Я не успел даже свернуть на улицу, уходящую прочь, когда заскрежетал замок второй двери и оттуда выскочила молодая девушка. Отыскав меня взглядом, немедля кинулась следом.
– Подождите! Подождите, прошу!
– Конечно! – остановился я. – Чем могу помочь… своим товаром?
Девушка покраснела. Именно на это я и рассчитывал, играя с интонацией. В подобном искусстве мне недостает мастерства многих моих знакомых, но и аудитория тут невзыскательная. Служанка быстро оглянулась – нет, улица в эти часы пуста (иначе бы я даже не подошел к воротам), и прошептала:
– Вы можете хорошо заработать… только вы должны молчать!
– Я никогда не раскрываю тайн клиентов! – возмущенно ответил я. Чистая правда, должен заметить. – Особенно когда замешаны… высокие лица?
Последние слова прозвучали на пониженных тонах и с вопросом. Служанка кивнула, подтверждая то, что я и так знал. Увы, овдовев, госпожа судья не вышла замуж вторично, но при этом прониклась любовью к самым разным удовольствиям, не влияющим на ее служебный долг. Конечно, она это скрывает. Конечно, об этом знают все, кому это интересно. Конечно, все делают вид, что ничего не знают.
Обычная жизнь.
– Где изготовлены ваши снадобья? – деловито спросила девушка.
– Варили в Зеленой Башне, – назвал я соседний город и служанка вновь кивнула, поманив за собой. Еще одна слабость госпожи судьи – она твердо уверена, что лишь в этих землях могут создавать хорошие вещи и питает недоверие ко всему чужестранному. К счастью, у меня смуглая кожа, короткие темно-рыжие волосы и приземистая фигура – типичный уроженец этих мест.
Не то чтобы это впечатление было хотя бы на волос правдиво, разумеется.
Я последовал за девушкой в дом, оглядываясь так же настороженно, как и она. Внутри нас встретили двое стражников, быстро обыскавшие меня – и одежду, и сумку, и лоток. Отобрали маленький клинок для срезания трав и походный нож, несмотря на мое возмущение.
Эти люди знают свое дело, нельзя не признать. Заслуга сына хозяйки дома, опытного воина, который всегда стремится защитить свою мать; хорошо, что в это время года он не бывает в родном городе.
В сопровождении стражников я прошел через сад и галерею, кольцом окружавшую дом. Хозяйка дома встретила меня внутри, одарив благосклонным кивком; я рассыпался в благодарностях за то, что она соблаговолила проявить интерес к моему товару.
Как и ожидалось, она взмахом веера отпустила стражников: они остались за задвинутой перегородкой. Конечно. Все-таки женщина, ей неприлично говорить о таких вещах при мужчинах (исключая самого продавца), а перегородки рассеивают, но не поглощают звук полностью. В случае чего крик стража услышит мгновенно и ворвется в комнату.
Опустившись на колени, я расстелил ткань, и выложил на нее множество баночек, склянок и флаконов из сумки и с лотка, расхваливая каждый из них и пользуясь выражениями, сделавшими бы честь профессиональной свахе. Чему только не приходится учиться при моей работе!
– Вот это, – я поднял прозрачный флакон с блестящими шариками внутри, – белые слезы, которые испускают дивный аромат, если их положить в воду…
Я коснулся пояса, где висела фляга и смущенно потер лоб.
– О, прошу прощения. У меня кончилась вода, но…
– Рилина, – приказала хозяйка дома, – принеси.
Служанка поклонилась и немедля выскользнула за дверь; как только за ней стукнула закрывшаяся перегородка, я скользнул взгляд на темных волосах госпожи судьи, заплетенных в элегантную высокую прическу. И на украшениях в этих волосах – например, на светлый металл, аметист и гравировку.
Конечно же, она оказалась здесь. Я даже мог сказать, что стражник, собравшийся уйти в город, увидел блеск металла и поднял заколку, а потом подарил служанке, к которой испытывал теплые чувства. Та же, одарив воина признательностью, решила, что вещь эта для нее слишком уж красива и дорога и преподнесла своей госпоже. Разумеется, хозяйка дома сказала, что надо найти владельца – но пока что оставила заколку у себя.
Я знал, что все случилось именно так. Я пожелал, чтобы все так случилось.
Теперь осталась последняя случайность.
– Вот, посмотрите на это. Настой серебряной лилии, очень хорошо действует…
Все пространство между нами было занято, так что я поставил баночку в сторону – судье пришлось повернуть голову и наклониться, чтобы рассмотреть ее. Заколка беззвучно выскользнула из ее волос, упав точно в подставленные пальцы.
Ни ран, ни болезней, ни даже смерти.
Длинная и острая заколка, миниатюрный кинжал, которым очень удобно поразить точку на человеческом теле, что остановит сердце и дыхание, пронзить плоть и одежду с такой же легкостью, что и мечом.
Прекрасные заколки делает мастер Самада Ригэн, да будет он жить еще долго.
Я поднялся с места, шагнул к двери – госпожа судья осталась сидеть в той же позе, что и раньше, мой удар не подвел. Мгновенный финал, миг перехода от смерти к иной жизни.
Мое искусство иногда печалит меня своей необходимостью и восхищает мимолетной красотой.
Шагнув за дверь, я бросил стражникам извиняющимся тоном:
– Еще лист один нужен, чтобы показать, – и двинулся в сад неспешной, уверенной походкой человека, имеющего точное поручение и знающего, что делает. Инерция мышления – стражи даже не подумали сомневаться, что я иду с разрешения и повеления их госпожи.
Мысленно я считал секунды. Если меня не подводит чувство времени, то менее чем через полминуты служанка подбежит с пиалой, полной воды, скользнет в комнату, удивится моему отсутствию, обратится к госпоже, не получит ответа, тронет руку…
Над домом взлетел перепуганный девичий крик. А. На четыре секунды раньше, она удивительно расторопна.
Но я уже подходил к черному ходу, где сейчас не было охраны. Дверь надежно заперта, и замок не вскроешь на ходу… но зачем? Рядом растет удобное дерево; прыгнув на тяжелую дверную ручку, можно оттолкнуться и оказаться на ветвях, подтянувшись вверх – оказаться в идеальном положении для прыжка на стену. Я выбрал достаточно прочные башмаки, чтобы покрывающее гребень стены битое стекло не пронзило их.
Земля ударила в подошвы, когда я спрыгнул вниз и сорвался с места. Дом позади уже гудел воплями и грохотом бегущих людей, но они опоздали. К моменту, когда они хотя бы вырвутся на улицу, я уже скроюсь из глаз.
Говорят, что точность – вежливость владык. Убийцы про себя могут сказать то же самое.

***

– Как же можно! – всплеснул руками торговец. – Вы шутите, не правда ли? Вы посмотрите, каков этот шелк, как на нем играют лучи солнца!
Он схватил со стола ткань и поднял ее повыше, подставляя под падающий из окна свет. Нельзя не признать, тут он прав. Тем не менее, я возмутился:
– Мне-то какое дело до света?! Я в комнатах работаю, не разгибаясь… вы когда-нибудь видели, как писцы работают? Видели б – не требовали с меня столько!
– Я уважаю труд людей кисти и чернил, но разве вы не понимаете, как дорого мне обходятся такие товары? – не уступал лавочник. – Вы ведь берете лишь небольшую полосу…
– …именно потому, что на большее у меня не хватит серебра, – закончил я. – Были бы цены пониже – может, я бы и взял больше…
Кажется, его проняло. Даже задумался, почесывая затылок; ожидая решения, я поправил полу желтого плаща. Цену за кусок шелка торговец вряд ли сбавит, но у меня хватит денег на любую покупку в его лавке. Можно подумать, я только за шелком сюда явился.
В конце концов на два динара торговец цену сбавил. И то хорошо; как я уже сказал, денег у меня хватает, но я по природе своей экономен и покупать стараюсь необходимое. Как сейчас.
Покинув лавку, я неспешно двинулся прочь, прикидывая в уме, хватит ли у меня времени превратить полосу шелка в шнур. По идее, должно…
– Эй! Ты, в желтом плаще! А ну стой!
О. Как неудобно. Значит, городская стража уже связала желтые плащи стекольщика и торговца воедино? Мои поздравления, хотя эта особая примета предназначалась не для них.
Приятно видеть, что в этом городе за порядком следят разумные люди, как бы это мне ни мешало.
Я повернулся к стражнику – высокому усатому воину с тяжелым клинком на поясе и копьем в руке. На лице у меня читалось исключительно недовольство человека, которого оторвали от важных размышлений и которому не дают к ним вернуться.
– Ты кто такой? – сурово спросил стражник. Взгляд его скользнул по моей фигуре, задержался на чернильнице и футляре для кисти на поясе. – Писец?
– Нет, – кисло ответил я, – профессиональный убийца.
Стражник посмотрел на меня и зашелся хохотом, хлопая себя по коленям. Я напустил на себя вид оскорбленного достоинства, и скрестил руки на груди; в конце концов блюститель закона выпрямился и махнул рукой.
– Иди к демонам. Убийца, тоже мне… на свою б рожу посмотрел…
Все еще посмеиваясь, он двинулся прочь; я, раздраженно фыркнув, последовал своей дорогой.
Как же плохо люди иногда верят совершенно правдивому заявлению, принимая его за ложь. Прискорбная особенность человеческого разума. Конечно, толика силы, проникающей в голос и заставляющей отринуть правду, считая ее выдумкой, тоже причастна, но все равно прискорбно.

***

Прекрасен высокий зеленый лес на рассвете. Прекрасна игра света в листьях и ветвях, прекрасны щебет птиц и шелест ветра.
Прекрасны собравшиеся на охоту люди – роскошью нарядов, богато украшенным оружием и великолепными скакунами.
Прекрасна темнота, еще таящаяся в лесу и меж ветвей, скрывающая человека, что облачен в должный наряд, превращающий его в лесную тень.
Не могу не отметить, что шелковая петля в моих руках тоже прекрасна. Не так-то просто быстро превратить полоску материи в смертоносную удавку, но я много практиковался. Конечно, сгодилась бы и любая другая крепкая ткань, однако моя нынешняя цель принадлежит к высокому роду, и шелк для нее будет единственно подходящим выбором.
А вот и он, впереди своей свиты. Высокий человек с надменным орлиным профилем, великолепно держится в седле прекрасного маруканского жеребца и покачивает копье в руке с небрежной грацией бывалого воина. Он готов нести гибель поднятому зверю; в том, что гибель ожидает его самого, есть некая странная справедливость, которую лесные боги бы оценили.
Я чуть расслабился, готовясь сделать одно движение; купленный вчера шелк скользнул в пальцах, когда я сменил позу.
Но она стояла между миром и всем, что было хуже.
Прозвучал рог – и рассветная тишина мигом разбилась десятками голосов и топотом копыт. Охота началась – во всех смыслах.
Лес недостаточно густ, чтобы кони сломали там ноги, но кроны достаточно широки, чтобы охотники оставались в приятной тени; потому-то он и избран для охоты. Разумно. Я выбрал этот лес по той же самой причине.
Как и ожидалось, охотники рвались вперед, нацелившись на зверя и больше ни о чем не думая. Сквозь листву свистнула стрела, вновь зазвучал рог. Нельзя не признать, аристократы отлично умеют развлекаться.
Наклонившись вперед, я даже испытал сожаление. Никакого актерского мастерства, никакой тонкой работы… разве что расчет того, где промчится моя цель. Это ведь несложно – если заручиться помощью мелкого духа, что поведет зверя там, где нужно.
В остальном же это убийство уступало двум предыдущим. Не то чтобы я не намеревался исполнить его безупречно, разумеется…
«Однако, – сказала она, – я собираюсь умереть». И никто не слушал.
Неслышимый шелест шелковой петли, падающей из листвы.
Изумленный ужас в глазах человека, на чьей шее она оказывается.
Мгновение конца – когда петля вырывает его из седла, ломая шею, а тело рушится на траву, потому что я уже отпустил гладкий шелк. С сожалением отпустил – действительно ведь отличная ткань, жаль с ней расставаться.
Все. Теперь – самое сложное; само убийство в этот раз довольно просто, а вот уйти будет труднее.
Я сорвался с места, вплетаясь звуком движений в шум вокруг… а значит, двигаясь беззвучно. Прыжок из одной кроны в другую, по толстым ветвям, отталкиваясь от них и приземляясь на следующие; несложный внешне, но очень непростой трюк. Конечно, есть способы его освоить – скажем, любой раскрывший свою Эссенцию смертный сможет обрести подобную легкость движений, если изучит стиль Ночного Бриза.
Я, правда, им не владею.
Позади послышались крики, топот ног и копыт. О, надо же. Я предполагал, что к телу подбегут почти сразу, и все поймут, увидев петлю – но чтобы верно поняли, в каком направлении я ушел… Мою цель охраняли отличные профессионалы. Пожалуй, если они меня догонят, мне даже придется их убивать, а это совершенно ни к чему. Не люблю лишних смертей.
Так что лучше не попадаться. По счастью, пути отхода я продумываю ничуть не менее тщательно, чем сами убийства; иначе бы я не посмел посмотреть в глаза своей наставнице или перешагнуть порог ее дома.
Лес обрывался у реки, над которой нависали серые скалы; последний прыжок перенес меня с ветви на камень, и я сорвал серо-зеленую накидку, полетевшую в бурный поток. Жаль, хорошая накидка, но сейчас она мне уже ни к чему. Теперь свою роль должно сыграть одеяние скального цвета, облекающее мое тело.
Когда преследователи вырвались из леса, я уже слился с камнем, оказавшись в узкой расщелине, отвернув голову в сторону и сохраняя полную неподвижность. Только тот, кто коснется меня, сможет понять, что перед ним не камень – и я надеялся, что такого не случится.
Они и в самом деле оказались профессионалами. Более часа слуги покойного аристократа обыскивали весь берег, пронзали копьями воду и едва ли не обнюхивали скалы. К счастью, я позаботился о снадобье, временно лишающем меня запаха, так что собаки помочь своим хозяевам не могли.
Мне пришлось оставаться неподвижным в течение всего этого времени. Довольно скучное занятие, но терпение в моей профессии просто необходимо. Нет, разумеется, терпение – всегда добродетель, но она особо полезна врачам, влюбленным и убийцам.

***

К жилищу своего заказчика я подошел, когда уже стемнело. Примерно за квартал до укрытого среди переулков дома я остановился, извлек неприметный флакон и осушил его. Поморщился от неприятного вкуса – и как, спрашивается, иные отравители его маскируют?
Легкое напряжение ума – и начавшее было неметь тело вновь приобрело прежнюю гибкость. Все, теперь можно и навестить господина Кальдена, видного торговца и моего нынешнего клиента.
Тяжелая дверь отозвалась на условный стук открывшимся окошком, забранным частой решеткой. Рассмотрев в сумерках мое лицо и желтый плащ, слуга кивнул и загрохотал засовом.
– Что за запах? – недовольно поинтересовался он, ощутив исходящий от моей одежды сладкий аромат.
– Уходил от погони по грязи, – пожал плечами я, – вот и пришлось вонь отбивать. Не дело же – к господину Кальдену являться, когда от тебя разит, как от помойки.
– Это да, – одобрительно проворчал слуга, – это верно.
Он прикрыл дверь; едва заметно засветились покрывающие притолоку знаки. У Кальдена хороший тауматург; вздумай кто войти без приглашения – весь дом сразу поднимется на ноги от звона.
Слуга провел меня по длинному темному коридору к резной двери, где и оставил меня, отвернувшись; глаза его немедленно потускнели и стали мутными. Я переступил порог, оказавшись между двумя верзилами, стоявшими по обе стороны двери; они смерили меня совершенно одинаковыми мрачными взглядами.
В этой роскошно обставленной комнате, полной украшений (лепнина под потолком и большое зеркало у стены, скажем) и с уэйвкрестским ковром на полу, я уже бывал – получая заказ. Правда, тогда меня принимал только секретарь, сейчас же меня приветствовал сам хозяин.
– О, добро пожаловать, Ханган! – приветственно вскинул пухлую руку полный, облаченный в зеленый наряд человек, расположившийся в большом самшитовом кресле. Похоже, Кальден рад меня видеть.
Еще бы. Я ведь устранил за эту неделю трех его опаснейших соперников.
Даже при этом Кальден не встает из кресла, не предлагает подойти, а его телохранители не сводят с меня взгляда. Он хорошо умеет беречься от убийств, надо признать.
Что ж, я не собираюсь его убивать.
– Рад вам помочь, господин, – поклонился я. – Надеюсь, хорошо послужил.
– Очень хорошо! Но ты все-таки неосторожен, – с улыбкой погрозил пальцем Кальден. – Этот твой желтый плащ уже примелькался, Ханган. И стражники у башни его запомнили, и в доме судьи, и торговцу шелком запал он в память… нет, конечно, так и я проверил, что ты все выполнил – но такие промахи тебе могут дорого обойтись.
Я молча склонил голову. Еще бы этот плащ не примелькался; я особо выбирал цвет, дабы люди Кальдена меня ни с кем не спутали.
В случае с иным нанимателем пришлось бы отвечать на вопросы «но как?» или выбирать иные методы убийства. К счастью, сему торговцу не надо объяснять сверхъестественное. Он ведь видит во мне тонкие, почти незаметные признаки демонической крови… по крайней мере, я очень надеюсь, что он их видит. В противном случае выходит, что я зря потратил три дня на то, чтобы создать эти признаки.
– Рассказывай, – нетерпеливо переплел он пальцы. – Я хочу знать, как они умерли!
– Да, разумеется, – снова низко поклонился я. Выпрямился, учтиво разводя руками.
И пальцы мои одновременно ударили в точки на шее каждого из стражей, мгновенно лишая сознания, но не причиняя иного вреда. Для них пришло время сна, в котором они не станут мне мешать.
Ну а для меня пришло иное время – время стремительного броска вперед, отбрасывая нынешний облик и принимая истинный.
Прощай, наемный убийца Ханган по прозвищу Охотник, мне было интересно жить тобой.
Добро пожаловать назад, Кейшем, прозванный Шелковой Смертью, Сторонний касты Финалов.
Я мог представить, как это выглядит со стороны – кожа сорвавшегося с места человека мгновенно белеет, волосы – чернеют и удлиняются, сама фигура становится выше и стройнее. Изрядно надоевший мне желтый плащ исчезает, сменяясь темной шелковой одеждой. Воздух вокруг тела расцветает фиолетовым сиянием, на лбу ясно проступает сплетение прямых и изогнутых линий – символ Сатурн, Девы Финалов.
И ее Избранных, разумеется.
«Я умру завтра», – сказала она. И никто не услышал.
Господин Кальден даже ничего не успел сделать, разве что удивиться. Одним движением я преодолел расстояние между нами – и ударил, на этот раз не сдерживая силу; такой удар не убьет, но поразит болью и рассечет кожу… этого хватит.
Парализующий яд, выпитый раньше и мерцавший в окрестностях моей судьбы, влился в тело Кальдена, словно изначально ему и предназначался. Ну, строго говоря, так оно и было.
Лишенный движения человек осел в кресле. Я же не терял времени даром, подтащив большое зеркало поближе; ковер на полу заглушил все звуки. Сосредоточился, мягко скользнув в боевую стойку, чуть прикрыв глаза и став так, чтобы стекло отражало лишь беспомощного Кальдена.
Благословенна будь память легендарного Эй Зу, создавшего это боевое искусство – стиль Обсидиановых Осколков Бесконечности. Он очень помог моей работе.
Моя анима вспыхнула столь ярко, что усердный студент смог бы заниматься при ее свете. Фиолетовый свет озарил всю комнату и заиграл отблесками на стенах; хорошо, что здесь нет окон, тревожить соседей было бы крайне неучтиво.
Не говоря уже о том, что это бы изрядно помешало свершаемому.
Моя ладонь беззвучно коснулась зеркала – и отпрянула, увлекая за собой чужое отражение. Стеклянная гладь пошла рябью, когда двойник Кальдена переступил порог рамы и остановился, глядя на меня. В глазах его оригинала читался ужас; кажется, он как минимум знает о Братстве Пяти Двадцаток и наконец понял, кто навестил его.
Приятно иметь дело с понимающим человеком. Не то чтобы это ему помогло, разумеется.
Мы с двойником обменялись короткими кивками – отражение уже знало мою волю. Хм, он получился немного полегче, чем оригинал, но что поделать! Зеркальные образы никогда не бывают абсолютно точными.
Я бросил мимолетный взгляд на еще не очнувшихся стражников. Все в порядке, запах, который я принес на себе, сотрет из их памяти последний час (как и из памяти встретившего меня слуги), а двойник позаботится о том, чтобы они ничего не заподозрили. Здесь мне больше делать нечего.
Взяв Кальдена за воротник, я другой рукой извлек из потайного кармана серебристый шнур, завязанный узлом. Его непросто распустить пальцами одной руки – но я достаточно напрактиковался.
Вспышка Эссенции окружила нас обоих; пушистые белые облака укутали меня и жертву сплошной пеленой, поглотившей все вокруг. Я мысленно считал секунды – и на двенадцатой пелена развеялась по ветру.
Разумеется, не фигурально. Здесь и в самом деле дул ветер – в шестидесяти милях от города, в небольшой роще, которую я позаботился как можно внимательнее изучить.
Я опустил Кальдена на землю; мой знак на мгновение чуть засветился, когда я потянулся разумом к небесным светилам. О, десять минут до рассвета. Отлично. Через полчаса после восхода солнца ко мне прибудут несколько духов, которым я и передам Кальдена на ближайшие две недели. Потом, разумеется, я прослежу за его смертью, дабы не осталось ни оригинала, ни двойника.
Сам он явно думал о побеге – но яд держал тело крепко. Я же перебрал в памяти все случившееся и улыбнулся – никаких ошибок, мне даже стоит сохранить в памяти воспоминания об этом деле и потом поделиться ими с наставницей. Право же, господин Кальден, мне надо быть вам благодарным. Ваш заказ дал мне возможность устранить первосвященника культа предков, что слишком уж приблизился к поклонению Лордам Смерти и главу местного преступного мира, что повадился торговать с детьми Хаоса… а заодно и приблизиться к вам – надежно защищенному магией и хорошо скрывавшемуся верховному жрецу культа Йози. Ваш культ уже давно заинтересовал Бюро Судьбы – и теперь в течение двух недель ваш двойник передаст нам все, что хранится в вашей памяти, выяснит имена всех младших членов сего братства демонопоклонников и соберет в одном месте все руководство ячеек, что разбросаны по половине Востока. Разумеется, я там тоже буду, вместе с парой коллег из Отдела Битв.
Жаль лишь судью – она свою работу исполняла честно. Впрочем, она все равно должна была случайно погибнуть через месяц; стоит проследить, чтобы этот непрожитый месяц прибавился к сроку жизни ее сына. За более чем три века жизни я уже не раз совершал подобные перераспределения.
Судьба часто бывает жестока, но редко бывает несправедлива, как говорят в нашем Отделе.
Задумчиво поглядев на светлеющее небо, я позволил себе прошептать последнюю строку из сутры Обещания Девы, что приходила мне на память за эту неделю.
– И в безмолвии она изрекла: «В конце концов, всегда есть финал».

27.04.2012 – 28.07.2012