Должен - значит могу!/Нельзя убивать игрока без согласия персонажа
Светопеснь выслушивает прошения и теологически спорит. Сири принимает решение.
Официально замечу, что главы Светопесни часто очень приятно читать и сложно переводить - из-за его любви к каламбурам и почти уайльдовским высказываниям.
В конце концов Светопесни пришлось выслушивать прошения.В конце концов Светопесни пришлось выслушивать прошения.
Это раздражало – Свадебные Празднества должны были продлиться еще несколько дней. Однако людям были нужны их боги.
Светопеснь знал, что ему не стоит раздражаться. Он и так уже почти неделю пропустил из-за свадебного пира (который, само собой, не посетили ни жених, ни невеста), и тянуть больше не мог. Ежедневно ему надо было посвящать лишь несколько часов изучению искусства и людскому горю. Немного. И неважно, насколько это подтачивает рассудок.
Он вздохнул, устраиваясь поудобнее на троне. На голове Светопесни был украшенный вышивкой убор, в тон свободной красно-золотой мантии. Одеяние окутывало плечи, обволакивало тело и было увешано золотыми кистями. Его было куда более трудно надеть, чем казалось, как и всю его одежду.
«Если бы мои слуги внезапно меня покинули, – с изумлением подумал Светопеснь, – я бы вообще не смог одеться».
Он подпер голову кулаком, опираясь на подлокотник трона. Эта комната дворца выходила прямо на луг; в Халландрене редко случалась дурная погода, а с моря дул прохладный бриз с запахом моря. Светопеснь закрыл глаза, вдыхая ветер.
Прошлой ночью ему снова снилась война. Лларимар счел это особенно значимым, Светопеснь просто пришел в дурное настроение. Все говорили, что в случае войны Халландрен легко победит. Но если так – то почему ему вечно снился горящий Т’Телир? Не какой-то далекий идрийский город, а его дом.
«Это ничего не значит, – сказал он себе. – Просто отражение моих же тревог».
– Следующее прошение, ваша светлость, – прошептал Лларимар рядом.
Светопеснь вздохнул и открыл глаза. У обеих стен выстроились священники в мантиях и шапочках. Откуда у него их столько взялось? Действительно ли каждому богу нужно столько внимания?
Он видел, как очередь просителей уходит на луг. Здесь были несчастные и жалкие люди, некоторые из них кашляли от той или иной болезни.
«Так много, – подумал он, когда в зал ввели женщину. Он принимал просителей уже час. – Полагаю, этого можно было ожидать. Уже почти неделя прошла».
– Бегунок, – сказал он, повернувшись к Лларимару. – Скажи ожидающим, чтобы они сели на траву. Им не нужно стоять вот так; прошения займут немало времени.
Лларимар заколебался – конечно, оставаясь на ногах, просители проявляли уважение. Но он кивнул и жестом послал младшего священника донести послание.
«Ради меня собралась такая толпа, – подумал Светопеснь. – Что понадобится, чтобы убедить этих людей в своей бесполезности?»
Что заставит их перестать приходить к нему? Он пять лет принимал прошения и не был уверен, что выдержит еще пять.
Новая просительница приблизилась к трону; на руках она несла ребенка.
«Только не ребенок…» – подумал Светопеснь, мысленно сжавшись.
– О Великий, – женщина упала на колени на ковре. – Повелитель Храбрости.
Светопеснь не ответил.
– Это мой сын Халан, – сказала она, поднимая ребенка. Как только одеяльце оказалось в ауре Светопесни, оно засветилось яркой синевой, на два с половиной оттенка ниже чистого синего. Он мгновенно увидел, что ребенок страдает от страшной болезни – он потерял столько веса, что съежился. Дыхание ребенка было столь слабым, что мерцало подобно растопившей весь воск свече. Он умрет до окончания дня. Может, еще до истечения этого часа.
– Целители говорят, что у него смертельная лихорадка, – продолжила женщина. – Я знаю, что он умрет.
Ребенок издал тихий звук – почти кашель, хотя похож он был скорее на плач.
– Прошу, Великий, – сказала она, всхлипнув, потом наклонила голову. – Пожалуйста. Он был храбрым, как вы. Мое Дыхание станет вашим. Дыхания всей моей семьи. Мы будем служить сотню лет, сделаем что угодно. Пожалуйста, только исцелите его.
Светопеснь закрыл глаза.
– Прошу, – прошептала женщина.
– Я не могу, – ответил Светопеснь.
Наступило молчание.
– Я не могу, – повторил он.
– Благодарю, господин, – наконец прошептала женщина.
Светопеснь открыл глаз; женщину увели прочь, она тихо плакала и крепко прижимала ребенка к груди. Ожидающие проводили ее взглядами, полными равно сожаления и надежды. Еще одна просительница не преуспела – и все они получили еще один шанс.
Шанс умолить Светопеснь убить себя.
Внезапно Светопеснь встал, сорвал головной убор и отшвырнул его в сторону. Он рванулся прочь, распахнув дверь в стене комнаты; она врезалась в стену, пропуская бога.
Слуги и священники немедля устремились за ним, и Светопеснь повернулся.
– Прочь! – велел он, жестом отгоняя всех.
Многие изумленно остановились – такая ярость была не в привычках их господина.
– Оставьте меня! – вскричал Светопеснь, высившийся над всеми слугами. Цвета комнаты ярко вспыхнули в ответ на его чувства, и смешавшиеся слуги подались назад, чуть не ввалившись в зал прошений и закрыв за собой дверь.
Светопеснь остался один. Тяжело дыша, он прижал одну ладонь к стене, а другую – ко лбу.
Почему он потел? Он выслушал уже тысячи прошений, и многие были куда хуже, чем это. Он посылал на смерть беременных женщин, обрекал детей и родителей, предавал несчастьям невинных и верных.
Не стоило так реагировать. Он может смириться. Мелочь ведь, и правда. Так же как еженедельное поглощение Дыхания у нового человека. Малая цена за…
Открылась дверь и на пороге возникла знакомая фигура.
Светопеснь не повернулся.
– Чего они от меня хотят, Лларимар? – бросил он. – Они действительно считают, что я это сделаю? Что Светопеснь-эгоист и впрямь отдаст жизнь ради кого-то из них?
Лларимар молчал несколько секунд.
– Вы даруете надежду, ваша светлость, – наконец сказал он. – Последнюю, отчаянную надежду. Надежда – часть веры, часть знания о том, что однажды кто-то из ваших последователей обретет чудо.
– А если они неправы? – спросил Светопеснь. – Я не желаю умирать. Я лентяй и любитель роскоши. Люди вроде меня не отказываются от своей жизни – даже если им доводится быть богами.
Лларимар не ответил.
– Добрые боги уже умерли, Бегунок, – проронил Светопеснь. – Тихозор, Яркоцвет – то были боги, которые бы собой пожертвовали. Остались эгоисты. Прошения не удовлетворялись… сколько, три года?
– Примерно так, ваша светлость, – тихо подтвердил Лларимар.
– А почему должно быть иначе? – Светопеснь коротко рассмеялся. – Ну, в самом деле – чтобы излечить одного человека, нам надо умереть. Это тебе не кажется смешным? Какая религия поощряет верующих идти и просить о гибели своего бога?
Он покачал головой.
– Какая ирония. Мы – их боги, лишь пока они нас не убьют. И, похоже, я знаю, почему боги сдаются. Каждый день ты слушаешь прошения, сидишь и слушаешь, зная, что можешь спасти кого-то из них… что, вероятно, должен спасти, так как сама твоя жизнь не особо ценна. Этого хватит, чтобы свести человека с ума. Хватит, чтобы довести его до самоубийства.
Он улыбнулся и глянул на своего верховного священника.
– Самоубийство божественным чудом. Очень впечатляюще.
– Должен ли я отослать оставшихся просителей, ваша светлость? – Лларимара вспышка чувств, похоже, ничем не разозлила.
– Конечно, почему нет, – махнул рукой Светопеснь. – Им и впрямь нужен урок по теологии. Они уже должны знать, насколько я бесполезный бог. Отошли их, скажи прийти завтра – если они и впрямь сделают такую глупость.
– Да, ваша светлость, – с поклоном ответил Лларимар.
«Он хоть когда-нибудь на меня злится? – подумал Светопеснь. – Ему больше всех других должно быть понятно, что на меня полагаться нельзя!»
Лларимар двинулся к залу прошений, а Светопеснь повернулся и зашагал прочь. Никто из слуг за ним не последовал.
Светопеснь прошел сквозь несколько комнат в красных тонах, оказался у лестницы и поднялся на второй этаж. Он был открыт со всех сторон, и представлял собой скорее накрытый крышей двор. Светопеснь прошел на дальнюю сторону, оказавшись как можно дальше от очереди просителей.
Здесь дул сильный ветер. Он почувствовал, как бриз развевает его мантию; запахи в воздухе пролетели сотни миль, пересекли океан, обвились вокруг пальм и, наконец, влились во Двор Богов.
Светопеснь долгое время стоял неподвижно, глядя на город и на море за ним. Несмотря на то, что он говорил иногда, ему не хотелось покидать удобный дом при дворе. Светопеснь принадлежал не джунглям, а пирам.
Но иногда ему хотелось, чтобы он мог хотя бы пожелать стать кем-то еще. Слова Румянец по-прежнему давили на душу: «Тебе придется что-то поддержать в конце концов. Ты – бог этого народа»
Светопеснь им был, хотел он того или нет. Это и бесило. Он отчаянно старался быть тщеславным и бесполезным… и все же к нему приходили.
«Нам пригодится твоя уверенность… ты лучше, чем сам считаешь».
Казалось, что чем больше он старался показать себя идиотом, тем сильнее люди верили, что у него есть скрытые таланты. Получалось, что они обвиняли его во лжи в той же фразе, в какой восхваляли его предполагаемые душевные добродетели. Неужели никто не понимал, что можно быть и приятным, и бесполезным? Далеко не каждый острый на язык глупец оказывался замаскированным героем.
Чувство жизни предупредило его о приближении Лларимара до того, как он услышал шаги. Священник подошел к Светопесни вдоль стены и положил руки на перила. Они были выстроены с расчетом на бога и оказались на фут выше, чем подходило человеку.
– Они ушли, – сообщил Лларимар.
– О, вот и хорошо, – отозвался Светопеснь. – Полагаю, сегодня мы сделали кое-что важное. Я сбежал от своих обязанностей, наорал на слуг и сел дуться. Несомненно, это убедит всех вокруг, что еще более благороден и честен, чем они предполагали. Завтра придет вдвое больше просителей, и я продолжу свой непреклонный поход к полному безумию.
– Вы не можете сойти с ума, – тихо заметил Лларимар. – Это невозможно.
– Конечно, могу, – отозвался Светопеснь. – Надо только достаточно долго сосредотачиваться. Видишь ли, что прекрасно в безумии – оно существует только в твоем уме.
Лларимар покачал головой.
– Вижу, что к вам вернулось обычное чувство юмора.
– Бегунок, ты меня ранишь. Мое чувство юмора никогда не было обычным.
Несколько минут они просто молчали; Лларимар никак не прокомментировал действия своего бога и не упрекнул его. Как и положено добропорядочному священнику.
Это навело Светопеснь на мысль.
– Бегунок, ты – мой верховный священник.
– Да, ваша светлость.
Светопеснь вздохнул.
– Тебе стоит уделять внимание моим намекам, Бегунок. Тебе сейчас стоило бы сказать что-то содержательное.
– Приношу извинения, ваша светлость.
– В другой раз просто постарайся. В любом случае, ты же знаешь теологию и тому подобное, верно?
– Я изучил немалую долю, ваша светлость.
– Хорошо, тогда в чем религиозный смысл богов, способных исцелить лишь одного человека, а затем умереть? По мне – как-то непродуктивно. Так легко лишиться всего пантеона.
Лларимар наклонился вперед, глядя на город.
– Это непросто, ваша светлость. Вернувшиеся – не просто боги; они умерли, но решили прийти снова и предложить нам благословения и знания. В конце концов, только тот, кто умирал, может сказать нечто полезное о другой стороне.
– Это логично, полагаю.
– Дело в том, ваша светлость, что Вернувшиеся не остаются надолго. Мы продлеваем их жизнь и даем им время благословить нас. Но на деле предполагается, что они останутся живы, пока не выполнят то, что должны.
– Должны? – переспросил Светопеснь. – Это как-то размыто.
Лларимар пожал плечами.
– У Вернувшихся есть… цели. Их собственные стремления. Вы знали о своей цели, прежде чем решили возвратиться, но прыжок через Радужную Волну разбивает память. Останьтесь подольше – и вы вспомните, зачем вы пришли. Прошения… прошения – способ помочь вам вспомнить.
– Так я вернулся, чтобы спасти одного человека? – нахмурился Светопеснь. Кольнул стыд: за пять лет он почти не уделял внимания собственной же теологии. Но… что ж, это дело было из тех, с которыми разбирались священники.
– Не обязательно, ваша светлость, – уточнил Лларимар. – Может быть, вы действительно вернулись, чтобы спасти кого-то одного. Но более вероятно то, что есть сведения о будущем или посмертной жизни, которыми вы решили поделиться. А может, близится великое событие, в котором вы сочли нужным поучаствовать. Помните – именно героическая смерть дала вам силу для собственно Возвращения. Ваша цель может как-то с этим соотноситься.
Лларимар помедлил, и взгляд его стал рассеянным.
– Вы что-то видели, Светопеснь. На другой стороне будущее предстает ясным, подобно свитку, растянутому по вечной гармонии космоса. Нечто, что вы видели – о будущем – вас обеспокоило. Вы не упокоились, а воспользовались тем, что вам дала храбрая смерть, и Вернулись в мир. Вы решили разобраться с проблемой, поделиться мудростью или еще как-то помочь тем, кто еще живет. Однажды, когда вы ощутите, что исполнили свою задачу, вы можете выбрать из просителей того, кто заслуживает вашего Дыхания – и продолжите странствие по Радужной Волне. Наша задача – то есть ваших последователей – обеспечивать вас Дыханием и сохранять жизнь, пока вы не достигнете своей цели, какой бы она ни была. А пока что мы молимся о пророчествах и благословениях, которые можно получить лишь у того, кто коснулся будущего – как вы.
Светопеснь ответил не сразу.
– А если я не верю?
– Во что, ваша светлость?
– Во все это, – пояснил Светопеснь. – Что Вернувшиеся – боги, что эти видения – не просто случайные вымыслы мозга. Что если я не верю, что у моего Возвращения есть цель или замысел?
– Вероятно, вы могли вернуться именно чтобы это выяснить.
– Тогда… погоди. Ты говоришь, что на другой стороне – где я, очевидно, в нее верил, – я понял, что Вернувшись, я не поверю в другую сторону, так что пришел, желая найти веру в другую сторону, которую потерял именно потому, что Вернулся?
Лларимар помедлил, потом улыбнулся.
– Последний тезис оказывается несколько хрупок перед лицом логики, не так ли?
– Да, немного, – улыбнулся в ответ Светопеснь. Он поглядел на дворец Короля-Бога, который высился над другими зданиями подобно памятнику. – Что ты о ней думаешь?
– О новой королеве? – уточнил Лларимар. – Я пока ее не видел, ваша светлость. Ее представят лишь через несколько дней.
– Не о ней самой. О последствиях.
Лларимар поглядел на него.
– Ваша светлость. Вы говорите так, будто заинтересовались политикой!
– Да, да, знаю, Светопеснь – лицемер. Я искуплю этот недостаток позже. А теперь ответь на проклятый вопрос.
Лларимар улыбнулся.
– Я не знаю, что о ней подумать, ваша светлость. Двадцать лет назад двор решил, что получить дочь королевской крови – хорошая идея.
«Да, – подумал Светопеснь. – Но того двора нет».
Боги решили, что будет неплохо влить королевскую кровь обратно в Халландрен. Но те боги – которые считали, что смогут разобраться с прибытием идрийской девочки – уже умерли. Их преемники им уступали.
Если в словах Лларимара была истина, то в видениях Светопесни было нечто важное – в видениях войны и страшных знамений. Он не мог объяснить причин, но чувствовал, что его народ катится по склону горы и понятия не имеет о таящемся в расселине впереди бездонном проломе.
– Полная Ассамблея Двора соберется завтра, не так ли? – спросил Светопеснь, глядя на черный дворец.
– Да, ваша светлость.
– Свяжись с Румянец. Поглядим, смогу ли я оказаться в одной кабинке с ней во время заседания. Возможно, она меня отвлечет; ты же знаешь, как у меня болит голова от политики.
– У вас не может болеть голова, ваша светлость.
Светопеснь видел как далекие просители выходят из ворот, возвращаются в город, оставляя за спиной своих богов.
– Хотел бы я в это верить, – тихо сказал он.
Сири в одной рубашке стояла в полностью черной спальне у окна. Дворец Короля-Бога был выше окружающих стен и окна спальни выходили на восток – на море. Она видела далекие волны, чувствовала жар полуденного солнца. Сейчас, когда на ней была лишь тонкая рубашка, тепло было действительно приятным, и его смягчал прохладный бриз, дующий с океана. Ветер играл с ее длинными волосами и шелестел тканью рубашки.
Она должна была умереть. Она прямо заговорила с Королем-Богом, села и нечто от него потребовала. Она все утро ждала кары – а ее не было.
Сири наклонилась к подоконнику, скрестила руки на камне, прикрыла глаза, ощущая морской ветер. Часть ее разума еще ужасалась тому, как она поступила – но эта часть все быстрее уменьшалась.
«Я все делала неправильно, – подумала Сири. – Я позволила страху и волнению толкать меня».
Обычно она не забивала голову страхом и волнением, а просто делала то, что казалось правильным. Сейчас Сири начала чувствовать, что должна была взглянуть Королю-Богу в лицо несколько дней назад. Может, она была неосторожна. Может, наказание все же грянет. Однако прямо сейчас она ощущала, что чего-то добилась.
Сири улыбнулась, открыла глаза и дала цвету волос смениться на уверенное золото.
Пора перестать бояться.
Официально замечу, что главы Светопесни часто очень приятно читать и сложно переводить - из-за его любви к каламбурам и почти уайльдовским высказываниям.
12
В конце концов Светопесни пришлось выслушивать прошения.В конце концов Светопесни пришлось выслушивать прошения.
Это раздражало – Свадебные Празднества должны были продлиться еще несколько дней. Однако людям были нужны их боги.
Светопеснь знал, что ему не стоит раздражаться. Он и так уже почти неделю пропустил из-за свадебного пира (который, само собой, не посетили ни жених, ни невеста), и тянуть больше не мог. Ежедневно ему надо было посвящать лишь несколько часов изучению искусства и людскому горю. Немного. И неважно, насколько это подтачивает рассудок.
Он вздохнул, устраиваясь поудобнее на троне. На голове Светопесни был украшенный вышивкой убор, в тон свободной красно-золотой мантии. Одеяние окутывало плечи, обволакивало тело и было увешано золотыми кистями. Его было куда более трудно надеть, чем казалось, как и всю его одежду.
«Если бы мои слуги внезапно меня покинули, – с изумлением подумал Светопеснь, – я бы вообще не смог одеться».
Он подпер голову кулаком, опираясь на подлокотник трона. Эта комната дворца выходила прямо на луг; в Халландрене редко случалась дурная погода, а с моря дул прохладный бриз с запахом моря. Светопеснь закрыл глаза, вдыхая ветер.
Прошлой ночью ему снова снилась война. Лларимар счел это особенно значимым, Светопеснь просто пришел в дурное настроение. Все говорили, что в случае войны Халландрен легко победит. Но если так – то почему ему вечно снился горящий Т’Телир? Не какой-то далекий идрийский город, а его дом.
«Это ничего не значит, – сказал он себе. – Просто отражение моих же тревог».
– Следующее прошение, ваша светлость, – прошептал Лларимар рядом.
Светопеснь вздохнул и открыл глаза. У обеих стен выстроились священники в мантиях и шапочках. Откуда у него их столько взялось? Действительно ли каждому богу нужно столько внимания?
Он видел, как очередь просителей уходит на луг. Здесь были несчастные и жалкие люди, некоторые из них кашляли от той или иной болезни.
«Так много, – подумал он, когда в зал ввели женщину. Он принимал просителей уже час. – Полагаю, этого можно было ожидать. Уже почти неделя прошла».
– Бегунок, – сказал он, повернувшись к Лларимару. – Скажи ожидающим, чтобы они сели на траву. Им не нужно стоять вот так; прошения займут немало времени.
Лларимар заколебался – конечно, оставаясь на ногах, просители проявляли уважение. Но он кивнул и жестом послал младшего священника донести послание.
«Ради меня собралась такая толпа, – подумал Светопеснь. – Что понадобится, чтобы убедить этих людей в своей бесполезности?»
Что заставит их перестать приходить к нему? Он пять лет принимал прошения и не был уверен, что выдержит еще пять.
Новая просительница приблизилась к трону; на руках она несла ребенка.
«Только не ребенок…» – подумал Светопеснь, мысленно сжавшись.
– О Великий, – женщина упала на колени на ковре. – Повелитель Храбрости.
Светопеснь не ответил.
– Это мой сын Халан, – сказала она, поднимая ребенка. Как только одеяльце оказалось в ауре Светопесни, оно засветилось яркой синевой, на два с половиной оттенка ниже чистого синего. Он мгновенно увидел, что ребенок страдает от страшной болезни – он потерял столько веса, что съежился. Дыхание ребенка было столь слабым, что мерцало подобно растопившей весь воск свече. Он умрет до окончания дня. Может, еще до истечения этого часа.
– Целители говорят, что у него смертельная лихорадка, – продолжила женщина. – Я знаю, что он умрет.
Ребенок издал тихий звук – почти кашель, хотя похож он был скорее на плач.
– Прошу, Великий, – сказала она, всхлипнув, потом наклонила голову. – Пожалуйста. Он был храбрым, как вы. Мое Дыхание станет вашим. Дыхания всей моей семьи. Мы будем служить сотню лет, сделаем что угодно. Пожалуйста, только исцелите его.
Светопеснь закрыл глаза.
– Прошу, – прошептала женщина.
– Я не могу, – ответил Светопеснь.
Наступило молчание.
– Я не могу, – повторил он.
– Благодарю, господин, – наконец прошептала женщина.
Светопеснь открыл глаз; женщину увели прочь, она тихо плакала и крепко прижимала ребенка к груди. Ожидающие проводили ее взглядами, полными равно сожаления и надежды. Еще одна просительница не преуспела – и все они получили еще один шанс.
Шанс умолить Светопеснь убить себя.
Внезапно Светопеснь встал, сорвал головной убор и отшвырнул его в сторону. Он рванулся прочь, распахнув дверь в стене комнаты; она врезалась в стену, пропуская бога.
Слуги и священники немедля устремились за ним, и Светопеснь повернулся.
– Прочь! – велел он, жестом отгоняя всех.
Многие изумленно остановились – такая ярость была не в привычках их господина.
– Оставьте меня! – вскричал Светопеснь, высившийся над всеми слугами. Цвета комнаты ярко вспыхнули в ответ на его чувства, и смешавшиеся слуги подались назад, чуть не ввалившись в зал прошений и закрыв за собой дверь.
Светопеснь остался один. Тяжело дыша, он прижал одну ладонь к стене, а другую – ко лбу.
Почему он потел? Он выслушал уже тысячи прошений, и многие были куда хуже, чем это. Он посылал на смерть беременных женщин, обрекал детей и родителей, предавал несчастьям невинных и верных.
Не стоило так реагировать. Он может смириться. Мелочь ведь, и правда. Так же как еженедельное поглощение Дыхания у нового человека. Малая цена за…
Открылась дверь и на пороге возникла знакомая фигура.
Светопеснь не повернулся.
– Чего они от меня хотят, Лларимар? – бросил он. – Они действительно считают, что я это сделаю? Что Светопеснь-эгоист и впрямь отдаст жизнь ради кого-то из них?
Лларимар молчал несколько секунд.
– Вы даруете надежду, ваша светлость, – наконец сказал он. – Последнюю, отчаянную надежду. Надежда – часть веры, часть знания о том, что однажды кто-то из ваших последователей обретет чудо.
– А если они неправы? – спросил Светопеснь. – Я не желаю умирать. Я лентяй и любитель роскоши. Люди вроде меня не отказываются от своей жизни – даже если им доводится быть богами.
Лларимар не ответил.
– Добрые боги уже умерли, Бегунок, – проронил Светопеснь. – Тихозор, Яркоцвет – то были боги, которые бы собой пожертвовали. Остались эгоисты. Прошения не удовлетворялись… сколько, три года?
– Примерно так, ваша светлость, – тихо подтвердил Лларимар.
– А почему должно быть иначе? – Светопеснь коротко рассмеялся. – Ну, в самом деле – чтобы излечить одного человека, нам надо умереть. Это тебе не кажется смешным? Какая религия поощряет верующих идти и просить о гибели своего бога?
Он покачал головой.
– Какая ирония. Мы – их боги, лишь пока они нас не убьют. И, похоже, я знаю, почему боги сдаются. Каждый день ты слушаешь прошения, сидишь и слушаешь, зная, что можешь спасти кого-то из них… что, вероятно, должен спасти, так как сама твоя жизнь не особо ценна. Этого хватит, чтобы свести человека с ума. Хватит, чтобы довести его до самоубийства.
Он улыбнулся и глянул на своего верховного священника.
– Самоубийство божественным чудом. Очень впечатляюще.
– Должен ли я отослать оставшихся просителей, ваша светлость? – Лларимара вспышка чувств, похоже, ничем не разозлила.
– Конечно, почему нет, – махнул рукой Светопеснь. – Им и впрямь нужен урок по теологии. Они уже должны знать, насколько я бесполезный бог. Отошли их, скажи прийти завтра – если они и впрямь сделают такую глупость.
– Да, ваша светлость, – с поклоном ответил Лларимар.
«Он хоть когда-нибудь на меня злится? – подумал Светопеснь. – Ему больше всех других должно быть понятно, что на меня полагаться нельзя!»
Лларимар двинулся к залу прошений, а Светопеснь повернулся и зашагал прочь. Никто из слуг за ним не последовал.
Светопеснь прошел сквозь несколько комнат в красных тонах, оказался у лестницы и поднялся на второй этаж. Он был открыт со всех сторон, и представлял собой скорее накрытый крышей двор. Светопеснь прошел на дальнюю сторону, оказавшись как можно дальше от очереди просителей.
Здесь дул сильный ветер. Он почувствовал, как бриз развевает его мантию; запахи в воздухе пролетели сотни миль, пересекли океан, обвились вокруг пальм и, наконец, влились во Двор Богов.
Светопеснь долгое время стоял неподвижно, глядя на город и на море за ним. Несмотря на то, что он говорил иногда, ему не хотелось покидать удобный дом при дворе. Светопеснь принадлежал не джунглям, а пирам.
Но иногда ему хотелось, чтобы он мог хотя бы пожелать стать кем-то еще. Слова Румянец по-прежнему давили на душу: «Тебе придется что-то поддержать в конце концов. Ты – бог этого народа»
Светопеснь им был, хотел он того или нет. Это и бесило. Он отчаянно старался быть тщеславным и бесполезным… и все же к нему приходили.
«Нам пригодится твоя уверенность… ты лучше, чем сам считаешь».
Казалось, что чем больше он старался показать себя идиотом, тем сильнее люди верили, что у него есть скрытые таланты. Получалось, что они обвиняли его во лжи в той же фразе, в какой восхваляли его предполагаемые душевные добродетели. Неужели никто не понимал, что можно быть и приятным, и бесполезным? Далеко не каждый острый на язык глупец оказывался замаскированным героем.
Чувство жизни предупредило его о приближении Лларимара до того, как он услышал шаги. Священник подошел к Светопесни вдоль стены и положил руки на перила. Они были выстроены с расчетом на бога и оказались на фут выше, чем подходило человеку.
– Они ушли, – сообщил Лларимар.
– О, вот и хорошо, – отозвался Светопеснь. – Полагаю, сегодня мы сделали кое-что важное. Я сбежал от своих обязанностей, наорал на слуг и сел дуться. Несомненно, это убедит всех вокруг, что еще более благороден и честен, чем они предполагали. Завтра придет вдвое больше просителей, и я продолжу свой непреклонный поход к полному безумию.
– Вы не можете сойти с ума, – тихо заметил Лларимар. – Это невозможно.
– Конечно, могу, – отозвался Светопеснь. – Надо только достаточно долго сосредотачиваться. Видишь ли, что прекрасно в безумии – оно существует только в твоем уме.
Лларимар покачал головой.
– Вижу, что к вам вернулось обычное чувство юмора.
– Бегунок, ты меня ранишь. Мое чувство юмора никогда не было обычным.
Несколько минут они просто молчали; Лларимар никак не прокомментировал действия своего бога и не упрекнул его. Как и положено добропорядочному священнику.
Это навело Светопеснь на мысль.
– Бегунок, ты – мой верховный священник.
– Да, ваша светлость.
Светопеснь вздохнул.
– Тебе стоит уделять внимание моим намекам, Бегунок. Тебе сейчас стоило бы сказать что-то содержательное.
– Приношу извинения, ваша светлость.
– В другой раз просто постарайся. В любом случае, ты же знаешь теологию и тому подобное, верно?
– Я изучил немалую долю, ваша светлость.
– Хорошо, тогда в чем религиозный смысл богов, способных исцелить лишь одного человека, а затем умереть? По мне – как-то непродуктивно. Так легко лишиться всего пантеона.
Лларимар наклонился вперед, глядя на город.
– Это непросто, ваша светлость. Вернувшиеся – не просто боги; они умерли, но решили прийти снова и предложить нам благословения и знания. В конце концов, только тот, кто умирал, может сказать нечто полезное о другой стороне.
– Это логично, полагаю.
– Дело в том, ваша светлость, что Вернувшиеся не остаются надолго. Мы продлеваем их жизнь и даем им время благословить нас. Но на деле предполагается, что они останутся живы, пока не выполнят то, что должны.
– Должны? – переспросил Светопеснь. – Это как-то размыто.
Лларимар пожал плечами.
– У Вернувшихся есть… цели. Их собственные стремления. Вы знали о своей цели, прежде чем решили возвратиться, но прыжок через Радужную Волну разбивает память. Останьтесь подольше – и вы вспомните, зачем вы пришли. Прошения… прошения – способ помочь вам вспомнить.
– Так я вернулся, чтобы спасти одного человека? – нахмурился Светопеснь. Кольнул стыд: за пять лет он почти не уделял внимания собственной же теологии. Но… что ж, это дело было из тех, с которыми разбирались священники.
– Не обязательно, ваша светлость, – уточнил Лларимар. – Может быть, вы действительно вернулись, чтобы спасти кого-то одного. Но более вероятно то, что есть сведения о будущем или посмертной жизни, которыми вы решили поделиться. А может, близится великое событие, в котором вы сочли нужным поучаствовать. Помните – именно героическая смерть дала вам силу для собственно Возвращения. Ваша цель может как-то с этим соотноситься.
Лларимар помедлил, и взгляд его стал рассеянным.
– Вы что-то видели, Светопеснь. На другой стороне будущее предстает ясным, подобно свитку, растянутому по вечной гармонии космоса. Нечто, что вы видели – о будущем – вас обеспокоило. Вы не упокоились, а воспользовались тем, что вам дала храбрая смерть, и Вернулись в мир. Вы решили разобраться с проблемой, поделиться мудростью или еще как-то помочь тем, кто еще живет. Однажды, когда вы ощутите, что исполнили свою задачу, вы можете выбрать из просителей того, кто заслуживает вашего Дыхания – и продолжите странствие по Радужной Волне. Наша задача – то есть ваших последователей – обеспечивать вас Дыханием и сохранять жизнь, пока вы не достигнете своей цели, какой бы она ни была. А пока что мы молимся о пророчествах и благословениях, которые можно получить лишь у того, кто коснулся будущего – как вы.
Светопеснь ответил не сразу.
– А если я не верю?
– Во что, ваша светлость?
– Во все это, – пояснил Светопеснь. – Что Вернувшиеся – боги, что эти видения – не просто случайные вымыслы мозга. Что если я не верю, что у моего Возвращения есть цель или замысел?
– Вероятно, вы могли вернуться именно чтобы это выяснить.
– Тогда… погоди. Ты говоришь, что на другой стороне – где я, очевидно, в нее верил, – я понял, что Вернувшись, я не поверю в другую сторону, так что пришел, желая найти веру в другую сторону, которую потерял именно потому, что Вернулся?
Лларимар помедлил, потом улыбнулся.
– Последний тезис оказывается несколько хрупок перед лицом логики, не так ли?
– Да, немного, – улыбнулся в ответ Светопеснь. Он поглядел на дворец Короля-Бога, который высился над другими зданиями подобно памятнику. – Что ты о ней думаешь?
– О новой королеве? – уточнил Лларимар. – Я пока ее не видел, ваша светлость. Ее представят лишь через несколько дней.
– Не о ней самой. О последствиях.
Лларимар поглядел на него.
– Ваша светлость. Вы говорите так, будто заинтересовались политикой!
– Да, да, знаю, Светопеснь – лицемер. Я искуплю этот недостаток позже. А теперь ответь на проклятый вопрос.
Лларимар улыбнулся.
– Я не знаю, что о ней подумать, ваша светлость. Двадцать лет назад двор решил, что получить дочь королевской крови – хорошая идея.
«Да, – подумал Светопеснь. – Но того двора нет».
Боги решили, что будет неплохо влить королевскую кровь обратно в Халландрен. Но те боги – которые считали, что смогут разобраться с прибытием идрийской девочки – уже умерли. Их преемники им уступали.
Если в словах Лларимара была истина, то в видениях Светопесни было нечто важное – в видениях войны и страшных знамений. Он не мог объяснить причин, но чувствовал, что его народ катится по склону горы и понятия не имеет о таящемся в расселине впереди бездонном проломе.
– Полная Ассамблея Двора соберется завтра, не так ли? – спросил Светопеснь, глядя на черный дворец.
– Да, ваша светлость.
– Свяжись с Румянец. Поглядим, смогу ли я оказаться в одной кабинке с ней во время заседания. Возможно, она меня отвлечет; ты же знаешь, как у меня болит голова от политики.
– У вас не может болеть голова, ваша светлость.
Светопеснь видел как далекие просители выходят из ворот, возвращаются в город, оставляя за спиной своих богов.
– Хотел бы я в это верить, – тихо сказал он.
Сири в одной рубашке стояла в полностью черной спальне у окна. Дворец Короля-Бога был выше окружающих стен и окна спальни выходили на восток – на море. Она видела далекие волны, чувствовала жар полуденного солнца. Сейчас, когда на ней была лишь тонкая рубашка, тепло было действительно приятным, и его смягчал прохладный бриз, дующий с океана. Ветер играл с ее длинными волосами и шелестел тканью рубашки.
Она должна была умереть. Она прямо заговорила с Королем-Богом, села и нечто от него потребовала. Она все утро ждала кары – а ее не было.
Сири наклонилась к подоконнику, скрестила руки на камне, прикрыла глаза, ощущая морской ветер. Часть ее разума еще ужасалась тому, как она поступила – но эта часть все быстрее уменьшалась.
«Я все делала неправильно, – подумала Сири. – Я позволила страху и волнению толкать меня».
Обычно она не забивала голову страхом и волнением, а просто делала то, что казалось правильным. Сейчас Сири начала чувствовать, что должна была взглянуть Королю-Богу в лицо несколько дней назад. Может, она была неосторожна. Может, наказание все же грянет. Однако прямо сейчас она ощущала, что чего-то добилась.
Сири улыбнулась, открыла глаза и дала цвету волос смениться на уверенное золото.
Пора перестать бояться.
@темы: Переводы, Cандерсон, Warbreaker
Это вот нынешнее поколение Светопеснь правильно критикует.
Халландренская религия, конечно, не такая уж стойкая, хотя и близко не такая людоедская, как в Идрисе считают.
Дыхание им действительно нужно, без него Вернувшийся живет лишь восемь дней. Сири вот вспоминает, что в Идрисе был Вернувшийся, прожил восемь дней и умер.
А с возвращением... Тут немного неспойлерной космологии.
читать дальше
Ибо спойлеры.
Таки Халладрен на мой взгляд куда более либерален, чем Идрис. Там вообще какое-то жутко зарегулированное общество, тёмные века и патриархат, раз даже надеть яркое платье - преступление. Сири уже входит во вкус придворной жизни, фигвам она захочет назад.