– Прошу вас, господин посол.
Коротко кивнув в ответ, Канорти прошел мимо склонившегося слуги, и, подождав, пока откроются высокие двери, шагнул внутрь.
Воинская выучка и посольский опыт позволяли ему хранить непроницаемое выражение лица, хоть это и было непросто. Ибо жители Илль-Цеана всегда были склонны к утонченной роскоши, а уж императору сами боги велели превосходить в этом своих подданных.
Жители Ретана, послом которого и являлся Канорти, предпочитали аскетичный стиль. Но умели ценить красоту.
А тронный зал был красив – светлые, почти прозрачные колонны, и столь же нежного цвета плиты пола; змеящиеся по стенам золотые знаки, сплетающиеся в слова, начертанные первым императором Илль-Цеана; потолок, на котором дивная роспись – небо с облаками и парящими птицами, столь искусно выполненная, что ее не отличить от подлинного небосвода…
Белое, золотое, лазурное. Цвета власти.
Каким-то образом сюда органично вписывались и другие цвета – которые привносили сюда люди. Алые, светло-бежевые, синие и коричневые одеяния священников. Темно-зеленые хламиды мудрецов. Золотые мантии советников. Черные доспехи военных. Разноцветные костюмы чужеземных послов.
И, конечно, неподвижно замершие за троном гиганты в белоснежных латах и глухих шлемах. Белая Стража, легендарные телохранители императоров… точнее, отдельных правителей. Ибо шесть поколений их не было в тронном зале, а нынешнему императору они присягнули.
Одного этого хватило бы, чтобы относиться к государю Илль-Цеана с осторожностью.
читать дальшеСтранное дело – но в этом зале чужеродным себя не чувствовал и сам Канорти, в черно-красном костюме потомственного воина и с золотой наголовной повязкой посла. Да, таков Илль-Цеан – он не заставляет чувствовать себя чужим. Он понемногу переделывает тебя… и настанет день, когда и в самом деле ощущаешь себя воином этой земли.
Этого не желал Ретан. И потому в Эйцин, столицу Империи, и прибыл Канорти.
До трона оставались считанные шаги; все это расстояние, как и положено, было закрыто белоснежной тканью, знаком чистых намерений. Канорти вступил на край плата; поклонился в пояс, касаясь левой ладонью эфеса меча.
Да, в Илль-Цеане разрешали носить оружие в присутствии императора, и даже не заставляли прикручивать эфес к ножнам. Считалось, что никакой злоумышленник не сумеет причинить вред Владыке; тот сможет испепелить негодяя одним движением брови.
В отношении нынешнего императора это было истинно.
Выпрямившись, посол взглянул в лицо человеку на мраморном троне, облаченному в белые с золотым одеяния, и носящему на голове венец из синего металла. Принявшему свою излюбленную позу – локти опираются на трон, кончики пальцев касаются друг друга.
Эвеаллин Неборожденный, император Илль-Цеана. Как его называли – «человек с лицом бога, улыбкой тигра и глазами дракона».
– Ретан приветствует Рожденного Небом, – произнес Канорти ритуальную фразу. – Голосом Канорти Сейхена говорит Правитель.
– Илль-Цеан приветствует посла народа лит’энн, – голос императора звучал мягко и спокойно – словно плавно несла свои воды река. – Империя говорит моим голосом.
Они оба знали о чем пойдет речь – о договоре, который выкует мир между соседними странами. И долгое время никто не сможет атаковать, не подвергаясь угрозе со стороны стран-свидетелей – ни империя, ни лит’энн. Народ Меча, как ретанцев часто называли…
Однако мир был выгоден Ретану, который получал бы десятилетия покоя… но никак не Илль-Цеану, набиравшему силу, и явно желавшему распространить свое влияние на весь материк. Впрочем, если император вручит договор, все будет завершено. Любое несчастье, что случится с послом в дороге, сочтут делом рук Эвеаллина – и империи объявят войну многие. Таковы законы. Таковы соглашения…
– Я рад наступлению этого дня, – вновь зазвучал голос императора. – Ибо ему суждено стать днем мира и доверия между нашими странами.
Расцепив пальцы, Эвеаллин протянул руку в сторону – и стоявший рядом с троном советник поспешно вложил в пальцы владыки свиток.
Канорти позволил себе лишь еле заметный выдох облегчения. Получилось. Сейчас император передаст ему договор… и самая важная часть его миссии будет выполнена.
– Подойдите, господин посол, и примите знак наступающего мира и благоденствия. И да будут они столь же вечными, сколь вечно плодородие земли, по которой вы ступаете.
Ого! Надо же… Канорти знал об этом обычае Илль-Цеана – довольно редко послам и сановникам позволялось подойти к трону не по плитам пола, а по земле, насыпанной вместо таковых. Это великая честь – принять милость из рук императора, стоя на живой земле…
Канорти шагнул назад, сходя с белой ткани. Император сделал легкий жест рукой – и плат словно смело порывом ветра; открылись снятые плиты и заменившая их земля. Восемь шагов по ней отделяли посла от трона.
Ретанец двинулся было вперед… и резко остановился. Потому что разглядел, что за земля перед ним.
Красноватая почва со множеством мелких сверкающих камушков. Вроде бы ничего особенного… но лишь в одном месте была именно такая почва.
В Долине Грез, месте, которое для ретанцев было навеки проклятым. Уже давно забылось, что за ужас поселился там, и почему именно Народ Меча страшится его… но по-прежнему земля Долины была запретна для любого, рожденного в Ретане. Нет, она не представляла опасности… но любой, ступивший на эту почву, нарушил бы клятву, данную при совершеннолетии… а об этом нельзя было даже и помыслить. И даже ради мира Канорти не мог ступить на землю, взятую из Долины – ибо Правитель не принял бы ничего, полученного клятвопреступником.
Посол пристально взглянул в лицо императору – и получил в ответ легкую, почти незаметную усмешку, скользнувшую во взгляде.
«Он все рассчитал, – пронеслось в голове Канорти. – Если я останусь на месте – значит, не принимаю договора, и тем самым наношу империи смертельное оскорбление. Если я обойду землю – отказываюсь от столь высокой чести, и опять-таки наношу оскорбление. Результат? Империя будет вправе начать войну, не нарушая никаких законов.
И даже нельзя отговориться тем, что Долина Грез для нас – проклятое место… ибо для всех других оно – священно. И отказ ступить на священную землю поймут четко определенным образом.
Эвеаллин Неборожденный… человек с лицом бога, улыбкой тигра, глазами дракона и сердцем демона!»
В зале царила полная тишина. Те, кто был посвящен в замысел императора, молчали; остальные же просто с интересом наблюдали за замешательством посла «помешанных на оружии и воинской чести рубак», какими считали лит’энн. И почти что оправданно…
Решение пришло неожиданно, и в первую секунду Канорти даже удивился тому, как Эвеаллин его не предусмотрел… Впрочем, и император Илль-Цеана не всеведущ!
Очень медленно посол потянул из ножен меч. Воины в зале слегка вздрогнули, но не сдвинулись с места – раз уж бездействуют Белые Стражи, которые любую угрозу чуют за десять полетов стрелы, значит, опасности нет…
Шаг вперед – прямо к границе отсутствующих плит.
Меч лег на землю, сверкающей полосой перечеркнув красноватую почву.
И Канорти Сейхен вступил на эфес.
По залу пронесся дружный, изумленный вздох. Посол слышал перешептывания, и замечал, как кто-то выворачивает шею, разглядывая участок золотой росписи на стенах.
Канорти знал, что там написано.
«Воин ступает по крови, пролитой его оружием; мудрец – по начертанному его предшественниками; посол же идет по лезвиям мечей».
Кто мог предположить, что это исполнится буквально?
Канорти не мог даже помочь себе сохранить равновесие руками… ибо тогда выглядел бы как циркач. А это недостойно посла…
Ретанец уловил короткую презрительную усмешку, мелькнувшую на лице воина в черных доспехах и алой головной повязке, стоявшего по левую руку от императора.
«Знаю, что ты подумал… знаю. Наверняка, вспоминаешь, что гласит устав Илль-Цеана. Я его тоже читал… «уронивший меч на землю получает десять палок, намеренно бросивший его – двадцать, наступивший на свое оружие – пятьдесят и будет разжалован. Ибо мало что более позорно для воина».
Я знаю это. И у всех, кто смотрит на меня, нет оснований сомневаться, что и в Ретане все точно так же».
Сапог едва не соскользнул с гладкого лезвия; в последнюю секунду Канорти удержался, затаив дыхание. К великому счастью, даже краешек подошвы не коснулся проклятой земли…
Разумеется, меч был короче восьми шагов – даже если учитывать, что навершие рукояти легло не возле границы насыпанной земли. Так что последний шаг Канорти пришлось сделать очень широким… и одновременно попытаться не показаться смешным.
Ему удалось.
Вновь ступив на камень, посол выпрямился, и твердо взглянул на императора.
Выражение лица Эвеаллина не изменилось; и недрогнувшей рукой он протянул свиток.
– Да будет наш мир с Империей нерушим! – поклонился Канорти.
– Да будет наш мир с народом л’итэнн нерушим, – отозвался император.
И вновь по залу прошелестели удивленные возгласы – от подданных не ускользнуло изменение в произнесенном слове. Император не может ошибаться – так что же он хотел сказать?
Канорти вновь поклонился и отступил назад. А затем – опять шагнул на клинок.
Обратный путь протекал в абсолютном молчании зала. И завершился он столь же удачно.
Осторожно, не касаясь земли, Канорти поднял свой меч. Хвала Высоким Силам, древний клинок не подвел! Ни одна частица проклятой почвы к нему не пристала!
Вычурные, соответствующие этикету фразы, изысканные комплименты, на которые столь богат аристократический язык Илль-Цеана, ответная любезность императора… все это прошло как бы в стороне. Канорти исполнял роль, не думая о ней; а мысли его были устремлены на только что происшедшее.
Говорят, что каждый в жизни должен испытать себя великим испытанием. Может, для Канорти Сейхена оно только что произошло? Или еще предстоит?
Увидим.

Несколькими часами позже Эвеаллин Неборожденный пригласил в комнату для частных бесед своего верховного советника и командующего армией – тех самых, что стояли у трона.
– Мой государь, – поклонился воин. – Войска размещены, и они готовы выступить, как только посол доберется до своей столицы…
– В этом нет необходимости, – император изучил изумленные лица своих доверенных людей и неторопливо продолжил: – Правитель Ретана примет привезенный договор. Повода для войны не будет.
– Но… о государь, ведь посол опозорил себя! – осмелился возразить советник. – Он наступил на меч, и тем самым разрушил свою честь…
– Нет, – лаконично ответил император, но уточнять не стал. Впрочем, никому и не пришло в голову сомневаться в его словах.

А уже отъехавший на некоторое расстояние от Эйцина Канорти обернулся, и с усмешкой взглянул на стены столицы Илль-Цеана.
«Как же вы надменны и уверены в себе, жители империи. Вы считаете, что все живут так же, как вы… и вас выбивает из колеи иная точка зрения. Как вышло и сейчас…»
Ретанец вытянул из ножен клинок и посмотрелся в него как в зеркало.
– Я – это ты, – шепнул посол. – Ты – это я. Мы – это мы.
Формула, известная в Ретане каждому мальчишке. И очень хорошо отражающая то, что и выделяет эту страну среди других воинственных народов…
«Меч для нас – не предмет поклонения. Меч – это мы и есть. Такая же наша часть, как рука или сердце. И потому мы редко кому позволяем прикасаться к нашему оружию… как никто не позволит хлопать себя по плечу незнакомому человеку».
А ведь Эвеаллин это понял. Потому-то и чуть изменил произношение слова… изменив тем самым и его смысл.
Вместо «лит’энн» – «л’итэнн».
Вместо «Народа Меча» – «Народ-Меч».
Да, император Илль-Цеана станет достойным противником. И что с того, что войны не будет? Ведь сражаться можно не только клинками; иногда слова способны нанести куда более глубокие раны.
«Посол идет по лезвиям мечей»… Справедливо.
Долг воина в сражении; долг посла – в подборе слов. И если ошибка воина грозит смертью лишь ему, то ошибка посла может оказаться роковой для страны.
Это и есть то самое узкое и острое лезвие меча, по которому ходит любой, избравший для себя посольскую дорогу.
Точнее, такое лезвие – и есть эта дорога.
И вряд ли выбравший ее будет завидовать уделу воителей.
16.05.2006 – 17.05.2006